Вернёшь мне сына. Хочешь ты того или нет! — заявил бывший муж

— Ты отдашь мне Артёма по-хорошему или мне придётся забрать его через суд! — резко заявил Владислав. — Он будет жить со мной — хочешь ты того или нет!

Я замерла на месте.

— Влад… — выдохнула я, — ты серьёзно? Мы ведь договаривались…

— Знаешь, сколько можно на эти договорённости надеяться? — процедил он, протягивая мне бумаги. — Вот постановление. Суд изменил место жительства Артёма.

— Какой суд? — голос сорвался. — Что ты несёшь?

— Не строй из себя невинность, — усмехнулся он. — Я же говорил, что подал заявление. Три месяца назад ещё…

Я помнила. После развода наш восьмилетний сын остался со мной. Влад тогда вроде бы смирился. Но, как оказалось, не забыл…

— Влад, давай обсудим спокойно, ладно?

— Обсуждать нечего. Всё уже решено. Вот документы: доходы, характеристики, заключение психолога — всё в пользу того, что ему лучше будет со мной.

Я смотрела на эти бумаги и не понимала, как он всё успел провернуть. Какой ещё психолог? Когда Артём с ним общался?

— Марина говорит, что Артёму нужна семья. Полная. — добавил Владислав. — А не одиночество и твои вечные переработки.

Вот где собака зарыта. Новая жена хочет убрать алименты и стереть меня из уравнения. Семейная картинка без бывшей.

Тут на кухню вбежал Артём. Завидев отца, он обрадовался и кинулся ему на шею. Владислав взглянул на меня победоносно.

— Артём, а как ты отнесёшься к тому, чтобы пожить с папой?

— А мама? — округлил глаза сын. — Она с нами будет?

— Нет, солнышко. Мама останется тут. А ты будешь жить со мной и учиться в новой классной школе…

— Но я не хочу в новую школу, — растерянно сказал Артём. — Здесь же мои друзья. И мама…

Я сделала шаг вперёд, пытаясь сохранять спокойствие.

— Папа хочет тебе добра, — сказала я. — У него просторная квартира, своя комната…

— Но мне и тут хорошо! — Артём посмотрел на меня в ужасе. — Мам, скажи ему, что я не хочу!

— Всё, решено, — жёстко сказал Влад. — Я заберу его сегодня после школы. Собери вещи.

— Сегодня?.. Влад, подожди. Это же…

— Не вижу смысла тянуть, — отрезал он.

Прошло четыре месяца. Сначала Артём ещё звонил мне каждый вечер, делился впечатлениями о новой школе. Он так вдохновенно рассказывал о каких-то конкурсах, о новой учительнице, что я даже на миг подумала: может, всё не так уж плохо?

Но почти каждый раз он заканчивал разговор одинаково:

— Мам, я могу приехать к тебе на выходных?

— Конечно, мой хороший! Я всегда тебя жду!

Но на выходных он не появлялся. Владислав каждый раз находил причины: дополнительные кружки, дела Марининой семьи, поездки…

К середине второго месяца звонки стали всё реже. А разговоры — короче. В голосе у Артёма появилось что-то чужое, глухое. Как будто ему было неловко говорить при ком-то.

Когда я звонила сама, нередко трубку поднимал Влад:

— Он спит. Устал. Давай завтра утром.

— Хорошо… тогда завтра…

— Завтра у него занятия, потом секция. Лучше вечером.

Но вечером всё повторялось. Он был занят. Он спал. Он делал уроки.

Когда я всё же слышала сына, он говорил как будто вполголоса:

— Мам… а ты правда занята и тебе некогда со мной разговаривать?

— Что? Кто тебе сказал такую ерунду?

— Марина… Она говорит, что у тебя теперь другая жизнь. Что взрослые не могут всё время заниматься детьми.

Я с трудом удержалась, чтобы не сорваться. Хотелось кричать в трубку.

— Артём, запомни: ты у меня всегда на первом месте. ВСЕГДА. Я люблю тебя, слышишь?

— А тогда почему ты не приезжаешь?..

Я замерла. Что я могла ответить? Что мне не дают?

— Мам, мне пора. Она зовёт ужинать… Я тебя люблю…

И звонок обрывался.

На следующее утро я поехала к юристу.

Тот, выслушав мою ситуацию, развёл руками:

— У отца стабильный доход, большая квартира, жена. Всё это влияет на решение суда. Чтобы пересмотреть — нужны основания. Желательно официальные.

— Например?

— Заключения врача, справки от учителя, свидетельства о психологическом состоянии ребёнка… что-то, что укажет на вред.

— А если он просто несчастен?

— Несчастье — не юридическая категория, к сожалению…

Я ушла из офиса с тяжестью на душе. Но решимость только окрепла. Я не могла больше ждать. Артёму нужно было помочь — и срочно.

Я решила действовать по-своему. Артём однажды упомянул, где учится — я поехала к его школе. Хотела просто увидеть его. Убедиться, что он в порядке.

И он появился — худой, сутулый, с потухшим взглядом. Он не бежал, как раньше. Не смеялся. Не общался с другими детьми. Просто брёл по школьному двору, как будто нес на себе груз взрослой усталости.

Я не выдержала. Подошла к его классной, Валерии Николаевне, и представилась:

— Простите, что без предупреждения. Я мама Артёма. Мы с его отцом в разводе, общаемся мало. Скажите, как он?

— Ой… Артём… — учительница опустила глаза. — Ребёнок способный. Но словно ушёл в себя. На переменах сидит один. Грустный какой-то. Мы думали — адаптация. Новая школа, друзья. Но уже второй месяц, а он всё такой же.

— А он рассказывал про меня?

— Вначале — да. Много. Показывал фото, вспоминал. А потом… перестал. Он будто закрылся.

Я почувствовала, как внутри всё сжимается.

— Валерия Николаевна, пожалуйста… если заметите что-то тревожное — дайте знать. Вот мой номер.

Она взяла его, немного поколебавшись, но по глазам я поняла — она тоже неравнодушна к моему мальчику.

Через пару недель она позвонила.

— Простите, что беспокою. Сегодня Артёму стало плохо на физкультуре. У него закружилась голова, упало давление. Мы вызвали медсестру, она измерила показатели — не критично, но явно переутомление. Он сказал, что просто плохо поел. Мы передали его отцу.

— Спасибо вам большое…

— Послушайте, — сказала она вдруг, — я работаю в школе двадцать лет. И я знаю, как выглядит ребёнок, который страдает. У Артёма все признаки депрессии.

Эти слова стали для меня толчком.

В тот же вечер я поехала к дому, где жил Влад с Мариной. Дверь открыла она.

— Я хочу видеть сына, — спокойно сказала я.

— Он спит, — холодно ответила она. — У него был тяжёлый день. Ваша внезапная поява только навредит.

— У него было плохо на уроке! Вы это знаете?!

— Мы всё контролируем, не переживайте.

И вдруг с лестницы донёсся голос:

— Мама?..

— Артём! — крикнула я, но Марина закрыла дверь прямо передо мной.

На следующий день я снова пошла к школе. Увидела, как няня вела Артёма, и как он вдруг согнулся, схватившись за живот.

— Перестань притворяться! — буркнула она.

— У него болит живот! — подбежала я.

— Вы кто?!

— Его мать.

Артём прижался ко мне, дрожал.

— Мам, не оставляй меня…

— Я с тобой, малыш, — прошептала я, обняв его.

Няня вызвала Марину. А вскоре мне пришла повестка из органов опеки: «Прекратить преследование ребёнка».

Но я уже знала — сдаваться нельзя.

Я снова пошла к Валерии Николаевне. Сказала честно:

— Мне пришло предупреждение от опеки. Но я не могу просто так отдать сына. Я знаю — ему плохо. Я это чувствую. Он сам мне это сказал.

Учительница помолчала, а потом решительно кивнула:

— Я не могу вмешиваться официально, но знаю одну женщину — это школьный психолог, она порядочная. Я поговорю с ней.

Через два дня мне позвонила та самая психолог — Анна Евгеньевна. Голос у неё был спокойный, мягкий, но серьёзный:

— Мы провели с Артёмом небольшую диагностику. И да, признаки тревожного состояния, депрессии и социальной изоляции присутствуют. Он много говорит о вас. О том, как ему вас не хватает. Что он не чувствует себя нужным.

Эти слова пронзили меня насквозь.

— Это можно как-то зафиксировать?

— Я подготовлю заключение. Без фамилий. Но если вы решите подавать в суд — я готова свидетельствовать.

Это было моим шансом.

Я снова пошла к юристу. В этот раз — с заключением психолога, с распечатанными сообщениями от учительницы, с фотографиями, где Артём стоит один в углу школьного двора.

Он просмотрел всё и сказал:

— Теперь у нас есть основания. Подадим на пересмотр условий проживания ребёнка.

Мы собрали документы. Пошли в суд. Судебное разбирательство было тяжёлым: со стороны Влада — его адвокат, справки о доходах, характеристика с работы, как положено. С моей — эмоции, боль, но теперь — и реальные доказательства.

Я не забуду тот момент, когда судья спросила:

— Есть ли у ребёнка желание, с кем он хочет жить?

Артёма вызвали отдельно. Я сидела в коридоре, сжимая кулаки, боясь выдохнуть. Через полчаса он вернулся — тихий, но уверенный.

А спустя неделю пришло решение: ребёнок возвращается ко мне.

Когда я приехала за ним, Влад вышел навстречу — уже без бравады, усталый, осунувшийся.

— Забирай, — тихо сказал он. — Я понял, что тебе он нужен больше, чем мне.

— Нет, Влад, — ответила я. — Мы оба ему нужны. Просто не одинаково. И это надо принять.

С тех пор прошло два месяца. Артём снова стал собой. Он смеётся. Бегает. Делится школьными новостями. Мы вместе читаем книги, пекаем пироги. В воскресенье он встречается с отцом, но теперь — по обоюдному желанию.

Недавно, перед сном, он спросил:

— Мам… А ты за меня боролась?

— Конечно, — прошептала я. — До последнего дыхания.

Он обнял меня, уткнулся носом в плечо и прошептал:

— Тогда я самый счастливый мальчик на свете.