— У тебя же два жилья! Одним можешь поделиться. Забыла, кто тебя растил?

— У тебя же два жилья! Одним можешь поделиться. Забыла, кто тебя поднимал на ноги? Иван ведь кормил тебя, обувал, одевал! Я же не ради себя прошу. У твоей сестры ребёнок, они без угла ютились по чужим углам, а ты живёшь, будто барыня!

Голос матери звучал резким, будто обвинительный приговор. Елена всегда умела придавить собеседника: то упрёком, то вздохами, то «святой правдой» про чужие страдания.

Марта слушала молча, только нож ритмично стучал о деревянную доску. Она резала морковь для супа и думала, как странно: мать всегда ставила чужие нужды выше её собственных. Сестра — святая, отчим — герой, а она — вечный должник.

— Мам, он меня не воспитывал, он просто терпел, — наконец сказала Марта. — Воспитывал он Киру. Разницу ты разве не видела?
— Мужчине трудно принять чужого ребёнка, — фыркнула Елена. — Но он же не ушёл! Всё нёс на себе, а ты теперь корчишь из себя несчастную. Не своим трудом жильё досталось, а жадничаешь!
— Если он не был обязан любить меня, то и я не обязана делиться с Кирой.

После этих слов в трубке повисли гудки.

Марта вспомнила себя пятилетней. В тот день, когда домой принесли младенца — её сестру Киру, — она как будто исчезла для взрослых. Все разговоры, все подарки, все улыбки — только младшей.

Шоколадки, бананы, йогурты покупали Кире. Та сидела на табуретке и с аппетитом уплетала, а Марта украдкой смотрела, сглатывая слюну. Стоило ей попросить кусочек — раздавался визг:
— Ма-а-ам! Она у меня забрать хочет!
И мать спешила, сердито шипела:
— Своё ешь. Стыдно, Марта, завидовать.

«Своё» обычно значило макароны с маслом или суп из капусты.

Кира к первому классу уже имела целый гардероб ярких платьев, а Марта ходила в поношенных свитерах и огромных ботинках. Одноклассники смеялись, дразнили её «бомжихой».

— Разносишь, — бросала мать, когда дочь показывала ноги, натёртые в кровь.

Особенно остро врезался в память один Новый год. В доме пахло мандаринами, Иван возился с гирляндой, мать накрывала на стол. Под ёлкой — блестящие коробки.

Кире подарили планшет, «чтобы девочка развивалась». А Марте — ночнушку с розовыми мишками.

Мать заметила её взгляд и почти зло сказала:
— Радуйся! Твой отец-пропойца про тебя давно забыл.

Это слово — «пропойца» — и было единственным, что Марта знала о своём родном отце.

В колледж Марта пошла по настоянию матери и отчима.
— Чего тебе в одиннадцатом классе торчать? — убеждал Иван. — Потеряешь годы, а толку никакого.

В общежитии она оказалась на мели: шумные соседи, вечные склоки на кухне. Денег почти не было. Иногда мать переводила пару сотен, но этого хватало на телефон и дешёвую крупу.

Она мыла подъезды, раздавала листовки, иногда подрабатывала промоутером на морозе. Но денег всё равно не хватало. Про косметику или новые джинсы можно было забыть.

Однажды Марта решила: нужно найти отца. Через дальних родственников, через знакомых, через десятки звонков и неловких разговоров она всё же вышла на адрес.

Дверь открыл мужчина с проседью, но с ясным взглядом. Она ожидала пьяного скандала, а вместо этого Пётр обнял её и прошептал:
— Доченька… Я уж и не надеялся…

В квартире пахло борщом, на полке стоял альбом со свадебными фотографиями. Никаких бутылок, никаких криков.

— Пап, вы из-за пьянки разошлись? — спросила Марта.
— Нет, — тихо ответил он. — Я пил, как все, по праздникам. Но денег почти не было, я работал за копейки. Мама твоя не захотела ждать.

Марта долго думала об этом. В её голове рушилась картинка, которую мать рисовала с детства.

С бабушкой у неё сразу сложились тёплые отношения. Та при встрече хлопала в ладоши:
— Какая красавица! Вся в нашего деда!

С ними Марта почувствовала: вот она, настоящая семья.

Но счастье длилось недолго. Сначала ушла бабушка. Потом, через шесть лет, не стало и Петра. Он лег спать и не проснулся.

Для Марты это был удар. Только она научилась говорить слово «папа» без комка в горле — и снова осталась одна.

В растерянности она позвонила матери. Та приехала, помогла с похоронами, но вскоре стала расспрашивать:
— А квартира на кого оформлена? Других детей у него не было?

Марта тогда решила, что мать просто волнуется. Но через пару недель Елена открыто заговорила:
— Ты обязана поделиться с Кирой. Это справедливо.

Три месяца Елена изводила её звонками. Голос становился всё более резким, в конце концов мать сорвалась:
— А совесть у тебя есть?! Иван столько сил в тебя вложил, а ты жалеешь сестре!
— Я никому ничего не должна, — холодно ответила Марта. — Ни тебе, ни ему, ни Кире.

Она отключила звонок, заблокировала мать и сестру.

Лёжа на кровати в своей квартире, Марта думала о том, как жизнь может перевернуться. Те, кого называли «никчёмными», подарили ей дом и тепло. Родные же лишь требовали и отталкивали.

Теперь у неё есть своё жильё — честное, законное. Не выпрошенное и не украденное. И она никому этого не отдаст.