Ты, лучше за своей женой следи!

Тот звонок дрожал в его ушах всё время дороги обратно, как назойливый, едва слышный писк старого трансформатора — вроде бы тихо, но от этого ещё сильнее сводит виски. Кирилл сидел в душном автобусе, стиснув колени, смотрел в тёмное окно, где расплывалось отражение его усталого, осунувшегося лица. За стеклом метались редкие огни окраин, ускользали в темноту, а внутри росло и распухало чувство, похожее на тяжёлый булыжник, положенный на грудь. Казалось, что каждая мысль теперь набухла свинцом, и этот свинец тянет его вниз, в холод, в мрак.

Началось всё в тот самый четверг, когда ничего, казалось бы, не предвещало беды. Рабочий день закончился обычной суматохой, он уже собирался ехать в гостиницу, когда на телефоне загорелся знакомый номер. Его товарищ Семён, с прямым характером и резким языком, говорил сначала рассеянно — о делах, о погоде, — а потом вдруг замолк. Наступила пауза, тягучая, как густая патока. И в этой паузе Кирилл впервые почувствовал тревогу. Семён будто собирался прыгнуть в ледяную воду — и решался.

И потом — сказал. Сказал одно единственное имя. Лена.

Позже, уже дома, Кирилл стоял на лоджии, опершись на металлические перила. На нём был идеально сидящий серый костюм, на лацканах которого мерцал тусклый свет фонарей с улицы. В нагрудном кармане тихо шуршала бумага — два билета в театр, купленные заранее, чтобы сделать жене сюрприз. Сигарета давно дотлела в стеклянной пепельнице, оставив после себя хрупкий пепел, рассыпавшийся под лёгким движением ветра.

За закрытой дверью спальни Лена возилась с нарядом. Кирилл слышал приглушённые шорохи: шелест ткани, лёгкие шаги по паркету, щёлканье молнии. Он стоял и ждал, а с каждой минутой ожидания в нём боролись нетерпение и то самое, прячущиеся глубоко внутри сомнения.

Когда Лена вышла, озарённая тёплым светом люстры, он на мгновение забыл обо всём: о злобных словах Семёна, о собственном тревожном ожидании. Она была прекрасна. Волосы, собранные в высокую причёску, мягкий блеск глаз, лёгкая улыбка. Казалось, что её шаги звучат музыкой.

— Лена, мы опаздываем, — сказал он, и в голосе, кроме привычного раздражения, прорезалась едкая нотка горечи.

Она улыбнулась, чуть приподняла подол платья и вытянула стройную ногу в красной лодочке.

— Смотри, Кирилл, твои любимые. Держала их для твоего возвращения, — сказала она игриво, и глаза её сверкнули искорками.

Он смотрел на неё и вдруг почувствовал, как внутри снова всплывает голос приятеля:
«Слишком часто она у него бывает…»

Сидя за рулём своей машины, Кирилл снова и снова прокручивал в голове тот вечерний разговор. Как Семён, покашливая, говорил что-то о работе, о делах, а потом резко смолк. В трубке повисло напряжение.

— Говори уже прямо! — не выдержал Кирилл.

И Семён, срываясь, выпалил: Лена слишком часто бывала у Артёма. Того самого, бородача с его «духовными практиками».

Кирилл тогда рассмеялся в трубку, грубо, нарочито громко:
— Я его знаю. У него трое детей, хозяйство, дом на окраине. Ему не до чужих женщин. Семён, лучше за своей Надей следи.

Но Семён продолжал, настойчиво, почти сдавленно:

В его голосе звучала искренность. И в этот момент Кирилл впервые ощутил трещину в своей уверенности. Долгие командировки, пустой дом, редкие встречи с Леной… и теперь — сомнение.

Ехав в такси в тот день, он ещё не думал о глупых поступках. Но язык сам сорвался: он назвал адрес, улицу, где жил Артём. Таксист удивлённо глянул на него в зеркало, а Кирилл сидел, сжимая кулаки.

Дверь открыла высокая женщина с усталым лицом и мягкими глазами. Жена Артёма. Она сказала, что мужа нет дома: он с утра уехал помогать молодой матери, у ребёнка врождённая болезнь. В её голосе было столько печали и привычного смирения, что Кирилл почувствовал себя идиотом.

Через несколько дней Семён с Надей приехали к ним. Старый седан, багажник, доверху забитый плетёными корзинами. Яблоки, груши, орехи. Надя протянула самую аккуратную корзинку Лене.

— Долго ты спускался, — упрекнула она Кирилла, улыбаясь. — Всё не мог оторваться от красавицы?

А Семён, закурив, снова начал:
— Знаешь ли, большинство разводов из-за женщин. Измена — самое обычное дело.

— Семён, хватит, — сдержанно сказал Кирилл. Но приятель, словно не слыша, продолжал, перечисляя свои «факты».

— Твоя Лена с этим Артёмом каталась по городу. В твоей машине! И сына брала.

— Она возила его к массажисту, — холодно ответил Кирилл. — У мальчика проблемы с ногой были.

После этих слов воцарилась тяжёлая тишина. Семён затянулся, но уже без прежней напористости.

— Проверял я, — сказал Кирилл, и голос его звучал как удар. — И, знаешь, хочется тебе врезать.

Семён отступил на шаг, замялся. Надя окликнула его с крыльца, и он, помявшись, пошёл к машине.

Кирилл остался на месте, слушая гул города. Его тело понемногу отпускало напряжение. Он вдруг ясно понял: мир, который он считал прочным, оказался хрупким. Одно слово, сказанное не к месту, — и всё может рассыпаться, как стекло.

Но в этот раз всё обошлось. И он верил: счастье ещё будет. Пусть через тревоги, через горечь, через сомнения. Но будет.