— Господи, как у тебя сердце не дрогнуло выбросить эти пирожки? Я ведь силы вложила! — всплеснула руками Валентина Николаевна, заметив в мусорном ведре остатки вчерашней выпечки.
Марина, протиравшая столешницу, застыла. В груди всё сжалось — она надеялась убрать подгоревшее тесто до прихода свекрови. Но не успела.
— Они пересохли, Валентина Николаевна. Да и середина осталась сырой, — как можно спокойнее произнесла она, продолжая тряпкой водить по поверхности.
— Пересохли? — свекровь с вызовом достала из ведра пирожок. — Совершенно нормальные! Да, потемнели, но не повод выбрасывать! В войну люди и похуже ели.
Марина устало перевела дух. Подобный спор вспыхивал регулярно. Свекровь, воспитанная в годы дефицита, болезненно реагировала на то, что кто-то избавлялся от еды, даже если она непригодна.
— Валентина Николаевна, я не стану кормить семью подгоревшим. Тем более, Никита сейчас слишком избирательный…
— А это ты его избаловала! — резко парировала Валентина Николаевна. — Моего Игоря я никогда не спрашивала, что ему хочется. Что сварила — то и ел.
— Сейчас другие времена, — попыталась возразить Марина.
— Времена меняются, а порядку в доме всё равно быть! — раздражённо бросила пирожок обратно свекровь. — В твои годы я и на работе вкалывала, и готовила, и дома блеск держала. А ты… — она обвела взглядом кухню. — Везде пыль, шторы мятые, тарелки с утра не убраны…
У Марины подкатывал комок к горлу. Последние недели были особенно тяжёлыми: в офисе завал, сын постоянно капризничал, муж задерживался допоздна. А тут ещё свекровь, которая на пенсии стала захаживать почти каждый день.
— Я делаю всё, что могу, — едва слышно сказала она.
— Делаешь? — фыркнула Валентина Николаевна. — Да ты хозяйка ничуть не лучше своей матери! Помню её оливье на вашей свадьбе — картошка сырая, морковь кусками. Позор!
Эти слова пронзили больнее всего. Марина резко выпрямилась, сжимая тряпку:
— Никогда не смейте так говорить о моей маме! Она одна меня поднимала, на трёх работах…
— И что? — перебила свекровь. — Я тоже не в роскоши жила. Но готовить научилась! А ты… — поджала губы. — Игорь у меня целыми днями трудится, ему нужно питаться нормально, а не твоими салатиками.
Внутри Марины всё кипело. Последней каплей стало упоминание о муже — Игоря она не видела третий вечер подряд. «Проект важный, сроки горят» — одно и то же оправдание.
— А вы уверены, что он действительно задерживается на работе? — вырвалось у неё.
Свекровь напряглась:
— Что ты намекаешь?
— Ничего, — Марина отвернулась к раковине. — Просто интересно, откуда такая уверенность.
В кухне повисла тишина. Она механически начала перемывать тарелки, чувствуя спиной тяжёлый взгляд.
— Ты что имеешь в виду? — голос Валентины Николаевны стал угрожающе низким.
Марина не успела ответить — с шумом открылась входная дверь, и вбежал раскрасневшийся Никита:
— Мамочка! Смотри, какую машинку бабушка Лена подарила!
Следом появилась мама Марины — невысокая, с добрыми глазами и серебром в волосах.
— Здравствуйте! — улыбнулась Елена Васильевна. — Забрала внука из сада, решила занести.
— Как кстати, мы тут вас вспоминали, — процедила Валентина Николаевна. — Ваши кулинарные таланты обсуждали.
— Правда? — растерялась Елена Васильевна.
— Мам, — поспешила вмешаться Марина. — Может, чаю?
— Нет-нет, я ненадолго, — ответила мать, почувствовав напряжение. — Принесла Никите игрушку…
— Конечно, — не удержалась Валентина Николаевна. — Вам же проще игрушками отделаться, чем научить дочь настоящему хозяйству.
Елена Васильевна побледнела. У Марины дрогнуло сердце.
— Хватит, — твёрдо сказала она свекрови. — Немедленно.
— А что такого? — вскинула подбородок та. — Правду сказала. Вырастили неумеху…
— Вон из моего дома, — ровно произнесла Марина. — Сейчас же.
Даже Никита перестал играть, подняв глаза. Валентина Николаевна будто окаменела.
— Что? — выдохнула она.
— Я сказала — уходите. Это мой дом. Моя семья. И я не позволю вам унижать мою маму.
Дальше события развивались стремительно: откровенные признания, разоблачения о романе Игоря с коллегой, слёзы свекрови, его бледное лицо. Марина впервые за десять лет решилась говорить открыто: о боли, о вранье, о контроле. И впервые муж услышал её по-настоящему.
Она поставила условия: никакого вмешательства матери, полная честность, работа с психологом. Игорь согласился.
Марина выпрямилась, глядя в окно, где сгущались сумерки. Гроза приближалась, обещая смыть старое и открыть дорогу новому началу.
The post first appeared on .
Комментарии (0)