Солнце в тот день сияло по-особенному — щедро, будто само хотело поздравить. Ксения вышла из здания банка, задержала шаг, прищурилась. Тёплый ветер тронул щёку, и ей показалось, что именно в этот момент начинается новая глава. Она улыбнулась прохожим, и прохожие — как в замедленном фильме — улыбнулись в ответ.
Сегодня она скажет Матвею. Обо всём. Он удивится, обрадуется. Они сядут за ужин, и, быть может, впервые за долгое время будут говорить не о том, кто кому что не купил, не приготовил, не доказал. Сегодня можно было мечтать.
Она не держала в руках ни пачек купюр, ни заграничных чеков — всё было аккуратно переведено на счёт, оформлено в юридически выверенных документах. Но ощущение чуда всё равно щекотало под рёбрами. Несколько недель назад раздался звонок от нотариуса:
— Вам, Ксения Игоревна, положено вступить в наследство.
Двоюродный дядя, Тихон Яковлевич, которого она никогда не видела живьём, оставил всё ей. Почему — оставалось загадкой. В семье его считали угрюмым, скучным, отстранённым. К нему не ездили, письма слали из вежливости — он всегда присылал открытки с днями рождения, и было бы неприлично не ответить. Даже мать Ксении, строгая женщина, только иногда вспоминала о нём, просматривая календарь.
Однажды Ксения начала составлять генеалогическое древо. Так она и наткнулась на Тихона. Ей стало любопытно, она писала ему, задавала вопросы о семье, о детстве. Иногда он отвечал. Коротко. Сдержанно. Потом замолчал. И вот теперь — наследство. И прощание.
Она горько плакала, когда получила весть о его смерти. Но после — собралась. Её ждал новый путь. Она никому не рассказала. Ни мужу, ни матери. Даже себе вслух не призналась — только оформила документы и пошла домой.
Дома её ждало… обыденное.
— Ах, пожаловала! — воскликнула Вероника Аркадьевна, свекровь, сидевшая в кресле у телевизора. — Уже вечер, а еды — кот наплакал!
Ксения медленно сняла туфли, поставила сумку на тумбу и промолчала. Эта сцена повторялась изо дня в день. Вероника Аркадьевна не готовила. Никогда. Хозяйство было на Ксении. Уборка, готовка, список покупок, глажка — всё это давно превратилось в фон, на который никто не обращал внимания. Только если что-то забывалось — тогда наступал час свекровного суда.
— Я, между прочим, весь день как муха без головы, — продолжала Вероника. — А ты вон где шлялась. Опять, наверное, с подружками!
Ксения без слов пошла на кухню. Достала сыр, бульон, начала нарезать мясо. Приготовила суп, пожарила кусочки мяса с розмарином. Всё это в тишине — с тем самым усилием, которое требует не кулинария, а сдержанность.
Подала еду свекрови. Та брезгливо понюхала суп, сдвинула брови:
— Я же тебе тысячу раз говорила — я суп не ем. Ты хочешь, чтобы я сдохла? Чтоб ты мою квартиру прибрала к рукам?
Ксения стояла, не отводя взгляда.
— Вы можете сами готовить, если хотите.
— Нахалка! — рявкнула свекровь. — Всё Матвею расскажу!
Ксения знала, что он скоро придёт. И надеялась, что поймёт, что хоть раз не поверит матери. Но всё повторилось, как по сценарию.
— Где ты шлялась? — вместо приветствия спросил он.
— По делам, — устало произнесла она. — Суп подогрела.
Он сел. Стучал пальцами по столу. Понюхал суп. Скривился. Гримаса — как у матери. И тогда, не раздумывая, он схватил тарелку и вылил суп ей на грудь.
— Жри, раз приготовила!
Время замерло. Ксения стояла, ошеломлённая. Потом её рука взметнулась, и звонкая пощёчина распласталась по щеке мужа. Он ошалел. А она — нет. Она пошла в ванную. Умылась. Посмотрела в зеркало. Там была другая женщина.
Когда она вышла — молча собрала вещи. Чемодан. Куртку. Документы. Деньги. Всё было готово давно, будто внутренне она ждала этого момента.
Он даже не посмотрел. Как и его мать. Просто остались — в кресле, у телевизора, в своём болотце.
Развод оформили быстро. Вероника Аркадьевна всё ещё шипела:
— Кто ж тебя теперь возьмёт? Ни жилья, ни мужика. Одна — как собака. Мой Матвей быстро кого-то найдёт, не сомневайся!
Ксения только усмехнулась.
— Не ваше это больше дело.
И уехала. Купила квартиру в центре. Светлую, просторную. С огромными окнами и белыми шторами. Поставила чашку на подоконник, заварила кофе. Смотрела в окно и думала — не о прошлом. О будущем.
Они пришли через месяц. Муж и его мать. С цветами.
— Ксюша… — промямлил Матвей. — Я был неправ. Тогда просто день тяжёлый был… Ты же знаешь, я…
— Вернись, милая, — подхватила Вероника Аркадьевна. — Мы без тебя, как без рук!
Ксения открыла дверь шире. Улыбнулась.
— Странно… Я вроде не вызывала клоунов.
Они замерли. Она сделала шаг назад, жестом указала на улицу:
— Проваливайте. И никогда не возвращайтесь.
Дверь закрылась легко. И уже не открылась.
С тех пор, как она закрыла дверь за Матвеем и его матерью, прошла неделя. Ни звонков, ни сообщений. Ни цветов, ни запоздалых извинений. Тишина, впервые — желанная.
В новой квартире было пусто, но светло. В шкафах — ещё не развешанные платья. На кухне — только чайник и пачка круп. В комнате — матрас на полу, покрытый синим пледом. И всё это принадлежало ей. Без условий. Без претензий. Без обвинений в «недоваренном супе».
Утром она включала музыку — ту, что раньше раздражала Матвея. Джаз. Классика. Иногда французский шансон. Танцевала босиком по ламинату, наливая кофе, как в рекламном ролике. И впервые за долгое время — смеялась.
Конечно, страхи были. А как иначе?
«Справлюсь ли? Не подставят ли? А если денег не хватит?»
Она ловила себя на этом — и отвечала мысленно:
«Я уже справляюсь. Я уже выбралась».
На четвёртый день она обновила резюме. Открыла ноутбук, который раньше трогать было «нельзя, он Матвея». Написала несколько писем. Позвонила подруге детства — той самой, с которой когда-то ссорились из-за дурацкого платья. Ольга теперь работала в благотворительном фонде. Услышав Ксению, воскликнула:
— Господи, да где ты была всё это время?!
Они встретились в кафе у метро. Ольга обняла её крепко, по-настоящему. Без фальши. Ксения рассказала всё. Не сразу, но рассказала. Без прикрас.
— Ты живая, вот главное, — только и сказала Ольга. — Живая и свободная. А остальное — нагоним.
Они пили вино, ели чизкейк, смеялись. Вокруг за столиками сидели пары — влюблённые, уставшие, молчаливые. Ксения смотрела на них и вдруг поняла: она не завидует. Ни капли. Даже тем, кто держится за руки. Особенно им.
Через месяц Ксения вышла на работу. Начала с малого — консультировала по юридическим вопросам. Потом подключили к проекту по делам о наследстве. Парадоксально, но именно то, что разрушило её старую жизнь, стало фундаментом новой.
Она больше не жила по будильнику Матвея. Больше не объяснялась. Не прислушивалась к шагам за дверью. Не прятала документы, не боялась смс.
Каждый вечер — свеча на подоконнике. Музыка. Иногда книжка. Иногда тишина. Иногда — просто тёплый чай и открытое окно. Мир становился её. Медленно. Но уверенно.
Однажды она увидела их снова — бывшего мужа и свекровь. Они стояли у выхода из торгового центра, и, кажется, спорили. Вероника Аркадьевна жестикулировала, Матвей смотрел в сторону, уставший, постаревший. Ксения наблюдала издалека, скрытая потоком людей.
И знаете, что она почувствовала?
Ни жалости. Ни злобы. Ни торжества.
Только — освобождение. Глубокое, почти физическое. Как будто тяжёлый якорь, который держал её у дна, наконец, исчез.
Она повернулась и ушла в другую сторону.
Без оглядки.
The post first appeared on .
Комментарии (0)