— Подожди, что? — Инга резко обернулась, едва не выронив хлебницу. Сергей стоял позади, уткнувшись в телефон, словно происходящее не касалось его вовсе.
— Говорю же: я сам отведу Кирилла в школу. А ты останься дома. У Матвея ветрянка.
Слова повисли в воздухе, нелепо и неуместно. Инга всё ещё намазывала масло на хлеб — машинально, как будто могла таким образом вернуть утро в норму.
— Ветрянка? — переспросила, всматриваясь в мужа. — И ты хочешь, чтобы я осталась?
— А кто, по-твоему? У меня с утра совещание, потом встреча, потом Zoom, потом отчёт. А ты же всё равно дома, — пояснил он равнодушно, как будто обсуждал прогноз погоды.
Инга повернулась к раковине, отложила нож. Закрыла глаза. В голове вспыхнули смены, график Ани, договор на поставку зёрен.
— У меня работа. У меня смена сегодня. Я не могу просто…
— Ну ты же бариста. Найдут, кем заменить. Это же не реанимация.
Он снова уткнулся в экран. Этот тон вонзался под рёбра. Не злоба — безразличие.
— И как долго, ты считаешь, я должна «быть дома»? — спросила она сдержанно.
— Пока Матвей не поправится. Не драматизируй.
— У меня важный день. Я не могу остаться. Мы это не обсуждали, — сказала она, направляясь к двери.
На лестничной площадке било в щёки холодом. Инга стояла в пальто, с ключами в одной руке, сумкой в другой. Одно движение — и она уже спускалась вниз, толкая дверь.
В маршрутке душно. Запотевшие окна, город снаружи словно в дымке. Инга прижимала сумку, балансируя на поворотах. В нос бил запах мокрой одежды и чужих духов.
Рядом женщина говорила в трубку — громко, с раздражением:
— …да не поеду я, у неё опять манипуляции. Всегда болеет, чтобы её жалели. А я что, крайняя?
Инга отвела взгляд. Эта реплика застряла. Больно знакомо.
Она достала телефон и написала:
«Задержусь. Проблемы дома».
Удалить? Слишком мягко. Но выбора не было.
К обеду она сидела в подсобке, на коленях — плащ, в руках — чай в пластиковом стакане. Тепло било в ладони, но не доходило до тела. Аня щебетала, бодрая, с рюкзаком у ног:
— Представляешь, урвала билеты — Карелия, сосны, банька… Ах, запахи детства!
Инга кивнула. Улыбнуться не получилось. Сделала глоток. Горечь.
— Скажи… а ты бы сидела с чужим больным ребёнком? — неожиданно вырвалось.
Аня приостановилась.
— С чужим?.. В каком смысле?
— Если бы просто поставили перед фактом. Без обсуждения. Мол, «остаёшься».
Та замерла. Потом осторожно:
— А зачем?
Инга не ответила. Поднялась и вышла в зал. За ней потянулась тишина и привкус дешёвого чая.
Позже она снова вышла в подсобку — не за чаем. Позвонила администратору, всё объяснила, коротко. Попросила отгул. На пару дней. Может, на неделю. Та поблагодарила:
— Хоть предупредила. Держись, Инга.
Вечером дома. Пальто скинуто, сумка у двери. Сергей вышел из комнаты:
— Значит, остаёшься?
— Да. Временно. Взяла отгул.
Он кивнул:
— Спасибо.
Больше ничего. Инга прошла на кухню, начала готовить, не снимая серой футболки.
Неделя пролетела незаметно. Дома стояла тишина — вязкая, слишком правильная. Сергей работал за кухонным столом, ноутбук раскрыт, пальцы порхали по клавишам, брови сведены.
Инга поставила перед ним тарелку с гречкой. Он не поднял глаз.
— Ты говорил, что это временно. А уже неделя прошла. Я всё время с Матвеем: температура, уроки, лекарства…
— Ну ты же дома. Я правда не успеваю. Ты ведь понимаешь.
Он ел спокойно. Так, будто её слова — капризы.
Инге подступил ком. Не от усталости. От его спокойствия, будто всё так и должно быть.
Она ушла. Молча. В ванную. Закрыла дверь.
Зеркало, отражение. Синяки под глазами. Волосы, спутанные как после бури. Хотя она и правда почти не спала — Матвей кашлял до трёх.
Из комнаты донёсся голос Кирилла:
— Мам, а где зарядка от планшета?
— В шкафу, в коробке, — крикнула, глядя на себя.
— Нашёл!
Инга выдохнула.
— Я не дома, потому что хочу. А потому что ты так решил, — прошептала. Щёлк — свет погас.
—
Утром, у школы, ветер вырывал шарф из рук. Кирилл по-мальчишески быстро обнял её.
— Мам, ты сегодня на работу пойдёшь? Ты же любишь свою кофейню.
Инга сглотнула. Попыталась улыбнуться.
— Конечно. Скоро.
Он махнул и побежал во двор. А она стояла, глядя, как его поглощают звонок и школьные ворота.
В голове снова всплыли чужие слова:
«Ты же мать. Не трудно посидеть».
И почему-то от них внутри что-то рушилось.
Инга вернулась домой. Матвей спал под пледом. На подушке — градусник, пустой стакан. Проснулся, пробормотал:
— У нас апельсины есть?
— Куплю, — ответила тихо.
Она взяла рецепты, кошелёк. И уже через пару минут кутаясь в шарф, будто боясь передумать, шла по лестнице.
В аптеке пахло сладким и пластмассой. Инга сжимала в руках два рецепта. Девушка за кассой печатала.
— Два сиропа: жаропонижающий и от кашля. Плюс термометр. Тысяча триста.
Инга пересчитала купюры. Не хватало чуть-чуть.
— А если без этого? — указала на сироп для Кирилла.
— Тогда девятьсот сорок.
— Тогда без него, — голос охрип.
Телефон завибрировал. Ольга Павловна. Инга вздохнула, ответила:
— Да. Я слушаю.
— Инга, вы как? Уже неделя без графика. Машу на подмену пришлось дёргать.
— Простите. У меня… сложный период. Семейные дела.
— Сможете выйти хотя бы к воскресенью?
— Пока нет. Как только смогу — сразу скажу.
— Хорошо. Держитесь.
Разговор закончился. Инга стояла у стойки и вдруг поняла: она назвала это «семейными обстоятельствами». Хотя часто ей казалось — в этой семье её голоса просто нет.
—
Поздний вечер. Полумрак. Матвей сопел, укрытый. Кирилл, в пижаме, дописывал что-то в тетрадке. Зевнул, глянул на маму, но не отвлёкся.
Инга мыла посуду. Что-то бурлило на плите.
Хлопнула дверь. Сергей вошёл, молча прошёл на кухню:
— Ты не дала жаропонижающее в пять. Я у него спросил.
— Давала. В шесть. До этого он спал.
— Инструкция — в пять.
— Я не укладываюсь по минутам. У меня двое детей на руках, — голос дрогнул.
— Но ты же сейчас не работаешь.
Она замерла. Потом вытерла руки, положила полотенце, посмотрела на него:
— А ты заметил, что у меня нет выходных? Ни одного.
Он пожал плечами. Словно не понял, о чём речь. Словно «не работать» — значит отдыхать.
—
Утро. Сумка собрана, куртка на плечах. Матвей в прихожей, сонный, с рюкзаком.
Инга протянула Сергею термометр.
— У него температура. А мне пора. Я иду на работу.
— А куда я его?
— Ты же говорил, что разберёшься. Разбирайся.
Она застегнула молнию, поправила сумку.
— И куда ты собралась?
— В кофейню. Люди работают, даже если дома ветрянка. Я просила тебя взять отпуск дважды. Теперь — твоя очередь.
Сергей молчал. Только губы поджались. Он смотрел ей в спину, пока она уходила.
—
Позднее. Кухня. Инга положила на стол аккуратный лист. Там — расписание её смен, дни с детьми, телефон няни. Всё по делу, без ультиматумов.
Сергей пришёл поздно. Развернул лист, сел:
— Ты серьёзно? Мы же семья.
— Именно. А я — не бесплатный сервис. Даже для семьи.
Он кивнул. Взгляд остался на бумаге. Что-то сдвинулось внутри. Но не прорвалось наружу.
Поздно вечером Инга стояла у раковины, в халате, мыла кружку. Тёплая вода текла по пальцам, а плечи оставались напряжёнными.
После разговора с Сергеем всё стало кристально ясно: так больше нельзя.
Она дождалась, пока в доме стихли шаги, потом достала телефон. В заметках — сохранённый номер: «Алла Сергеевна (няня, соседский форум)». Пару секунд Инга колебалась, потом набрала:
«Здравствуйте. Нужна помощь с мальчиком, 7 лет. Несколько дней в неделю. Вы свободны?»
Ответ пришёл почти сразу:
«Свободна. Могу заглянуть в субботу — познакомиться.»
Инга уставилась на экран. Вдохнула. И впервые за много дней почувствовала нечто похожее на контроль.
Утром она собиралась на рынок. Сергей появился в дверях — помятый, с тенью недосыпа на лице. Поставил сумку, сбросил куртку, тяжело опустился на табурет.
— Я вообще не понимаю, чего ты от меня хочешь, — пробормотал. — Я всё тяну. А ты — с графиками, с этими своими правилами…
Инга остановилась.
— Я хочу простого. Уважения. Мне не нужно сочувствие. Я не прошу жалости. Но я устала. Мне страшно, когда ты рядом, а всё на мне.
Он глянул на неё растерянно. Как будто услышал это впервые. Но слов не нашёл.
Инга уже повернулась к двери. Но, задержавшись, добавила:
— Я не против быть рядом. Но я не обязана быть одна.
Она вышла — спокойно, без хлопка, без надежды.
Субботним утром за окном падал мокрый снег. В прихожей — голос пожилой женщины:
— Я, конечно, не родная ему. Но помогу. Три дня в неделю — устроит?
— Вполне. Спасибо вам, — ответила Инга.
Алла Сергеевна — высокая, с аккуратным узлом, в пальто и перчатках. Улыбалась сдержанно:
— Сразу видно — вы крепкая. Только не сгорайте. Потом тяжело будет снова подниматься.
— Постараюсь, — тихо сказала Инга.
Няня прошла в комнату. Матвей взглянул настороженно, но не испуганно. Кирилл рисовал за столом и даже не отвлёкся.
На следующий день, в воскресенье, все были дома. Сергей сидел с ноутбуком, будто работал. Алла Сергеевна на ковре — перекладывала кубики с Матвеем, терпеливо, с ласковым голосом, будто знала его давно.
Смех, постукивание пластмассы, лёгкий хаос.
Инга вышла на балкон с кружкой кофе, прижав её к груди. Внутри ещё гудел вчерашний разговор. Но стало свободнее. Воздух — сырой, но живой. Дома — впервые уютно.
Кирилл подошёл с тетрадкой:
— Я сам сделал. Правда. Можно мне погулять?
Инга быстро глянула — почерк неровный, старался.
— Конечно, — улыбнулась.
Он выбежал, а она осталась у окна. Слушала, как смеётся Матвей, как щёлкают кубики. И впервые — не чувствовала вины.
Она выдохнула.
— Теперь можно.
Сергей вернулся с работы пораньше. Сжатый, раздражённый — словно принёс с собой груз накопленного недовольства.
— Я устал, — бросил с порога. — Ты без спроса наняла няню. Теперь я должен платить. И мой сын жалуется, что она с ним груба.
Инга молчала. Потом тихо:
— Я тоже не справляюсь. У меня работа. Я не могу быть всем и сразу.
— Тогда хорошо, — обрубил он. — Тогда я твоему сыну больше ничего не дам. Воспитывай сама.
Инга распрямилась.
— Вот как… Тогда и ты воспитывай. Или отдай его своей бывшей.
Он раскрыл рот, но она продолжила:
— Я устала. За два года ты повесил на меня всё. Ты называешь это семьёй?
Она зашла в комнату, быстро собрала вещи. Кирилл наблюдал молча.
— Всё в порядке, — сказала она ему.
— Мы идём домой.
Они вышли в прихожую. Пока Инга укладывала рюкзак, Кирилл надел куртку, положил в карман блокнот с рисунками.
Сергей появился в проёме.
— Ты серьёзно? Уходишь? После всего — вот так? Из-за… мелочей?
Инга обернулась. Её взгляд был ясным, усталым.
— Это не мелочи. Я просто больше не хочу здесь быть.
Он сделал шаг, но не нашёл слов.
Инга взяла сына за руку. На лестнице она крепко держала его ладонь — будто боялась снова остаться одна.
Позже, уже в новой квартире, запахло поджаренной гречкой. Простая кухня, плитка светлая, окна в маленький двор. Инга подошла к плите, помешала еду — машинально, привычно, как будто продолжала что-то недосказанное из прежней жизни.
— Мам, посмотри! — Кирилл протянул рисунок.
— Это солнце?
— Нет! Это ты. А вот здесь — свет. Видишь?
Он ткнул пальцем в круг с лучами.
— Получилось?
Инга присела рядом, провела ладонью по его волосам, ещё пахнущим шампунем и теплом.
— Получилось. Очень. Ты — мой герой.
Позднее, перед сном, она сидела на краю кровати. Кирилл, укутанный пледом, что-то бормотал, уже почти засыпая.
И вдруг, шепотом:
— Мам, а ты счастливая?
Инга затаила дыхание. Внутри — пауза. Но потом улыбнулась — не губами, глубже.
— Я важная, Кирилл. И я наконец это понимаю.
—
Через день она снова стояла за стойкой в кофейне. Пальцы уверенно нажимали на кнопки кассы, молоко пело в питчере, воздух пах ванилью и утренним теплом.
Маша сияла, протирая витрину:
— Рада, что ты вернулась. Без тебя тут всё как будто… провисло.
Инга кивнула, поправила стаканчики.
В дверь вошла женщина с мальчиком — лет шести. Она села у окна, пока сын снимал рюкзак.
— Добрый день. Можно мы посидим немного? У него урок через час.
— Конечно. Присаживайтесь, — мягко ответила Инга.
Мальчик подошёл ближе:
— Здравствуйте.
— Привет, — Инга присела, чтобы быть с ним на уровне. — Как тебя зовут?
Он назвал имя. Она улыбнулась ещё теплее.
—
Вечером они с Кириллом шли с покупками. В пакете — продукты. Он нёс хлеб и муку — осторожно, как взрослый.
Дома — обои простые, свет тёплый. Пока Инга раскладывала продукты, Кирилл рисовал.
Телефон завибрировал. Снова Сергей. Она не посмотрела. Просто нажала на беззвучный режим.
— Поможешь разложить?
— Конечно, — сказал Кирилл. — А завтра мы можем испечь что-нибудь?
— Можем. Всё можем, — улыбнулась она.
Позднее, когда он уже зевнул и укрылся, Инга села рядом.
— Ты сегодня молодец. И с уроками, и с порядком, и с ужином. Спасибо тебе.
— Мам?
— Ага?
— А можно завтра ничего не делать? Просто быть?
Инга поцеловала его в макушку.
— Можно. Теперь — можно.
Все завершилось не громкой победой, а спокойным возвращением к себе. Инга не ломала стены — она открыла дверь. Не боролась — выстроила границы. Она не убежала, а вышла. С достоинством, с сыном за руку. И теперь, впервые за долгое время, просто жила.
The post first appeared on .
Комментарии (0)