— Ты сам себе жену выбирал, я не вмешиваюсь.

Захожу вечером в квартиру. Тишина такая, что даже часы на стене слышно — стрелка дергается, будто издевается над моим голодом. А в гостиной моя Таня — как всегда, на диване растянулась. Лицо у неё в маске, намазанной так щедро, что хоть штукатурку сдирай. На голове какие-то палочки накручены, похожие на китайские для лапши, глаза прикрыты кружками огурца, а руки обмотаны полотенцами — будто мумия из салона красоты.

Лежит, значит, царевна-несмеяна, блин, будто дворец у нас, а не двушка. А в холодильнике шаром покати — пустота и уныние. Пол пылью укрылся, будто снегом. Посуда в раковине целый день тоскует, бельё так и не донесено до стиралки. Таня, видите ли, «готовится» к встрече с подружками — наводит марафет.

Я уже не знаю, смеяться или ругаться. Сил нет. Работал весь день, домой вернулся голодный, мечтал о тарелке горячего супа, а получил — голодную тоску.

— Ты долго так ещё валяться собираешься? — спрашиваю у неё.

Она медленно отлепила огурец с глаза, зыркнула на меня, как будто я её с отдыха на Мальдивах сгоняю:

— А что?

— А ничего. Только непонятно: у меня жена есть или просто картонная фигура на диване? Я устал, хочу нормальной еды, нормального уюта. Сколько можно вот так лежать, ничего не делая? Сам себе и рубашки утюжу, и в магазин таскаюсь.

Таня стянула второй огурец, села, стянула полотенца с рук и ими же маску по лицу размазала. Я аж внутренне напрягся: знаю я этот её взгляд. Ну, думаю, сейчас концерт начнётся…

С Таней мы вместе всего шесть лет, а кажется — целая жизнь. Помню первые годы: она была совсем другой. Весёлая, лёгкая, словно огонёк. Стоило мне порог переступить — она уже бежит навстречу, прыгает на шею, щекочет смехом, целует в щёку:

— У меня голубцы кипят, компот свежий, а ещё решила пирог испечь!

И правда — в кухне пахнет так, что слюнки текут. Я садился за стол, наедался до отвала, а Таня рядом садилась, расспрашивала про работу, предлагала плечи размять. А потом гладила рубашки до идеальной стрелки, ботинки натирала до блеска, пуговицу, если отваливалась, сразу пришивала.

Утром завтрак всегда был готов: не банальная яичница, а с беконом и салатом, ещё блины, оладьи, свежесваренный кофе. Провожала меня на работу в семь утра, дверь закрывала, а потом махала из окна. Я чувствовал себя самым счастливым мужиком. Ради неё я горы свернул бы.

Через пару лет всё резко изменилось. Возвращаюсь однажды домой — а Таня в слёзы: какого, мол, чёрта я без неё на корпоратив пошёл. Я в ответ: я же работаю, имею право на отдых. А она заявляет:

— В семье нет «отдельно». Мы — одно целое, значит, и отдыхать должен со мной!

Я стою, смотрю и не верю своим ушам. Какое ещё одно целое? Мужику иногда надо выдохнуть, отвлечься от работы. А она упёрлась, орёт. В итоге разругались так, что стены дрожали.

После этого в доме воцарилась холодная тишина. Я сидел на кухне с лапшой быстрого приготовления и чувствовал себя холостяком. Таня перестала готовить, перестала убирать. Глажка исчезла, уют пропал. Я бегал по магазинам за полуфабрикатами, ел в кафе, иногда даже заезжал к матери, чтобы нормально поесть.

Надеялся, мама поможет. А она только плечами пожала:

— Ты сам себе жену выбирал, я не вмешиваюсь.

Я обиделся. Ну как так? Разве мать не должна хоть словом поддержать?

Вот у моего друга Коли мать — совсем другая. Инна Павловна за сына горой. Одну невестку выжила, вторую выставила, с третьей сейчас воюет.

Первая, Светка, начальницей в магазине была. Командовала Колей так, что он, бедный, полы дома мыл, пока она перед телевизором отчёты писала. Мать это увидела — и такой скандал закатила, что вещи Светки полетели в коридор.

Вторая, Аня, красавица была, но командировками мужа замучила. А потом приехала и заявила, что беременна. Коля счастлив, а мать его сомневается. В итоге даже ДНК делали. Ребёнок оказался его, но семья всё равно развалилась.

Сейчас у него Людка. Тихая, хозяйственная. Но мать и её не приняла — мол, без высшего образования, пришла ради прописки. Война не на жизнь, а на смерть. Коля жалуется, но сопротивляться матери не может.

И вот я слушаю эти истории и думаю: а Таня моя, может, и правда золото. Да, изменилась. Да, в магазин не ходит, не готовит. Но ведь работает! На удалёнке сидит сутками, копирайтингом зарабатывает, причём денег приносит больше меня.

Зимой мебель купила, весной машину обновить помогла, вчера сказала, что в октябре в Турцию полетим. Ну, так что я, сам себе ужин не приготовлю и рубашку не проглажу? Разве это проблема?

Посмотрел на неё, на её усталые глаза — и понял: дурак я. Сидит человек, работает, устаёт, а я придираюсь. Пусть раз в год с подружками выберется, что тут такого.

И пошёл я в магазин. Куплю продуктов, приготовлю ужин на двоих, ещё и полы протру. Потому что жена у меня — золотая.