Алина всегда считала себя практичной женщиной. Без излишеств, без розовых очков. Она не верила в подарки судьбы, но верила в дисциплину, работу и копилку на чёрный день. С мужем Романом они были похожи — как два муравья, тянущие ветку на свой муравейник. Оба трудолюбивые, не капризные, не скандальные. Из тех пар, что на фотографиях — улыбаются, держатся за руки, на даче всё в порядке, в доме — уют.
И всё бы ничего, если бы не «общий счёт». Эта идея родилась, когда они начали откладывать на мечту — скромный домик у леса.
— У нас же всё общее, Алиночка, — произнёс тогда Рома, обнимая её за плечи. — И счёт пусть будет общий. Мы — семья.
Сказано было так тепло, что Алина и не задумалась. Деньги — туда. Премии — туда. Она откладывала на счёт даже то, что могла бы потратить на сапоги. Он — вместо новой удочки.
Тёща, Валентина Ефимовна, на их мечту смотрела снисходительно:
— Деньги должны работать. А вы — всё в чулан, в копилку, как в детстве…
Алина пожимала плечами. Пусть считают, как хотят. Главное — они с Ромой вместе.
В тот день Рома вернулся с работы хмурый, как февральское небо.
— Что случилось? — спросила она настороженно.
Он медлил, как будто ждал команды «можно говорить».
— Алиночка, маме срочно нужна операция. На сердце. Всё серьёзно. Я уже… перевёл деньги. Почти всё.
У неё перехватило дыхание.
— Господи. Конечно. Что за деньги? Да неважно. Мама — это мама.
Она обняла его, прижалась к груди. Обиды не было — только тревога. Свекровь не брала трубку, муж говорил, что ей нужно покой. Алина успокаивала себя: правильно, так и надо.
После того разговора Роман ходил как будто с грузом на плечах. Тихий, отстранённый, подолгу задерживался на работе. Алина старалась не лезть с расспросами. Она и сама была на взводе — всё внутри вибрировало от тревоги. Иногда среди ночи она вскакивала от мысли: а вдруг что-то пошло не так? Вдруг операция сорвалась? Или, наоборот, уже прошла, и всё хорошо, но ей просто забыли сообщить?
Она звонила Валентине Ефимовне каждый вечер. Та не брала трубку. Иногда Алина писала ей сообщения: «Как вы?», «Держитесь?», «Нужна ли помощь?». Ответа не было.
Роман, заметив её волнения, однажды пробормотал:
— Она устала. Болит всё. Не хочет никого видеть. Лежит, отдыхает. Просила не тревожить.
Алина кивала, но в груди уже шевелилось что-то нехорошее — ощущение, что её держат на дистанции. Словно она — посторонняя. Невестка, не родственница. Донор, но не участник.
И всё бы она стерпела — и молчание, и недосказанность, и отсутствие фото из больницы. Но однажды вечером, заглянув в «Историю» соцсетей, она заметила нелепую мелочь. На странице племянницы Валентины Ефимовны — Ксюши — появилось фото: семейный ужин, тортик, свечи, шарики. И в углу кадра, возле букета роз — Валентина Ефимовна. Живая. Улыбающаяся. С румянцем на щеках.
Подпись: «Празднуем день рождения Лёни в узком кругу ❤️»
Алина смотрела на экран, как в бинокль на что-то далёкое и непонятное.
Празднуют. Улыбаются. За столом. Где операция? Где капельницы, реанимация, запрет на волнения?
Она хотела сказать себе: «Ну, может, уже всё позади. Вдруг восстановление». Но фотография была сделана сегодня.
Сомнение стало подниматься внутри, как прилив. Тяжёлое, липкое.
На следующее утро она пошла на работу раньше, чем обычно. Просто чтобы не быть дома. Чтобы не видеть Рому, его отстранённость, и не слышать очередное уклончивое: «Я потом всё расскажу, когда всё устроится…»
Но вечером, когда зазвонил телефон и Инна выдала то самое:
— Алиночка, привет! Я тут твою свекровь видела! В автосалоне. Машину Игорю берёт. Иномарка, красивая такая. Говорит, подарок к юбилею!
Алина не сразу поняла. «Автосалон», «иномарка», «Игорю». Игорь — брат Ромы. Сердце её опустилось куда-то в ноги.
Операция? Подарок? Машина?
Вечером, за ужином, она просто показала Роме фото из соцсетей. Игорь позировал на фоне новенького «Фольксвагена», гордо улыбаясь.
— Алиночка, ты пойми… Игорь машину разбил. Депрессия у него. Мама сказала — надо помочь. Это ведь тоже здоровье. Психологическое…
— А операция? — холодно спросила она.
— Вернёт… потом… честно…
И тут она поняла: их общий счёт — это не про доверие. Это кормушка. Для мамы. Для брата. Для кого угодно, кроме неё.
Она не кричала. Не плакала. Просто встала и ушла спать. А утром, пока муж спал, она сходила в банк и перевела остатки на новый, личный счёт. Старый закрыла. Навсегда.
По дороге домой купила большую банку растворимого кофе. Кофе высыпала, банку вымыла и оставила в шкафу.
Вечером, когда Рома снова пытался шутить:
— Ну что, прошёл твой стресс? Мы ещё накопим…
Она молча достала банку и поставила на стол.
— Это — новая копилка. «Алинина мечта».
Он усмехнулся.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Новые правила. Ты, как и раньше, платишь ипотеку и покупаешь продукты. Это — твой базовый вклад. А вот всё остальное — наличкой сюда. Я — 10% от своей зарплаты. Ты — 30% от своей. За моральный ущерб. Я пересчитываю. При тебе. Всё идёт на мой счёт. Только на мой.
Она стучала пальцем по стеклу, как судья — молоточком.
— А то, что останется у тебя после — можешь хоть брату подарить, хоть маме отдать на их психологию. Из своего кармана.
Он смотрел на неё, потом на банку. Потом снова на неё. Его лицо вытянулось. Глаза — в растерянности. Рот приоткрыт. Он будто впервые в жизни понял: бесплатный банкомат «наивная жена Алина» выдал последнюю купюру и отключился.
Навсегда.
Иногда, чтобы тебя услышали, не надо кричать. Надо просто купить банку. Стеклянную. Пустую. И поставить её между собой и мужем.
Чтобы каждый раз, глядя на неё, он помнил: доверие — это валюта, которую не разменять на юбилейные иномарки.
The post first appeared on .
Комментарии (0)