Никогда не сидел у телефона, не ждал, когда он зазвонит и меня пригласят на киностудию. При этом...
Василий Ливанов из архива семьи ЛивановыхНикогда не сидел у телефона, не ждал, когда он зазвонит и меня пригласят на киностудию. При этом знал, что если ничего дальше не произойдет в профессии, сменю деятельность. Пойду работать таксистом.
— Василий Борисович, что вы поняли о времени, в котором мы вдруг оказались? Зачем нам все эти пандемии?
— Это испытание на человечность. Вирус показал, какие мы люди, как способны общаться друг с другом, как воспринимаем себя в этом мире. Восхищаюсь героическим поведением нашего медперсонала, огромная им благодарность. В этом году я понес громадные потери: умер Володя Меньшов, мой друг, человек, которого нежно любил. И Вася Лановой. В прошлом году не стало Коли Губенко...
С Володей виделись месяца за два до его ухода. Он говорил, что хочет снять фильм по моей повести «Богатство военного атташе», но передумал. Я поехал к нему, вручил книгу, говорю: «Читай». На том и расстались... Володя был полон планов. До сих пор не могу поверить в случившееся.
С Васей Лановым общение было редким, мы оба всю жизнь заняты, но он тоже — мой близкий человек. Вася учился в Щукинском на курс старше, а потом из-за съемок переш ел к нам, и мы вместе играли в дипломном спектакле. Выпустились в один год, пошли в Вахтанговский. Он почти сразу стал играть главные роли. Потом оба снимались в фильме «Коллеги». Много лет спустя я делал мультфильм «Синяя птица» и мне потребовалась лохматая собака. Я вспомнил, что у Васи — ирландский сеттер. Мы его сфотографировали и нарисовали для мультфильма. Когда в январе пришло сообщение о том, что Ланового госпитализировали, я разволновался и сразу ему позвонил. Вася взял трубку: «Я дома». У меня от сердца отлегло! А через короткое время — умер...
Первый свой рассказ «Гори, гори, моя звезда» я написал еще об одном своем товарище, Жене Урбанском. Наша дружба началась на съемках фильма «Неотправленное письмо» и тянулась до его трагической гибели. О том, что Жени больше нет, узнал случайно. Летел из Румынии с кинофестиваля, в аэропорту взял в руки газету, а там — фотография Женьки в черной рамке.
Больше ничего не помню. Очнулся на скамейке, вокруг суетятся провожавшие — сотрудники нашего посольства. Оказывается, увидев некролог, потерял сознание. Когда вернулся в Москву, мне позвонил каскадер-гонщик, который был с Урбанским на его последних съемках: «Хочу приехать и рассказать, как все было. Женя говорил, что очень вас любит, вы друзья».
И приехал — симпатичный серьезный парень. Одну из сцен фильма «Директор» — проезд автоколонны по пескам — снимали в сорока километрах от Бухары. Грузовик Зворыкина, героя Урбанского, должен был промчаться через барханы, обогнать колонну. Наиболее сложным был прыжок машины с бархана. Первый дубль прошел нормально, но второй режиссер предложил сделать еще один, на всякий случай. Почему-то Женя неожиданно поднялся в машине во весь рост. Гонщик крикнул Урбанскому: «Прыгай!» — и сам соскочил.
Грузовик накренился в воздухе и перевернулся, Жене перебило основание черепа. Ему было тридцать три года. Это случилось пятого ноября 1965 года. Он умер не сразу. Его жена позже рассказывала, что он не хотел ехать на эти съемки, подумывал отказаться.
— Удивительно, что молодым актером вы не побегали по эпизодам. Первая роль — в «Неотправленном письме», о котором упомянули, — одна из главных. Причем у самого Калатозова! Как так получилось?
— Этот же вопрос я задал себе буквально год назад. Раньше в голову не приходило задуматься. Я тогда только окончил Щукинское училище, ну пригласили и пригласили, я же актер! Теперь понял: это Таня Самойлова приложила руку. Она была уже утверждена Калатозовым. Мы учились вместе в театральном, и хотя она была на курс старше, много общались. Таня была интересной девочкой... Загадочной. Причем настолько, что в нее даже влюбиться было нельзя. Она будто сошла с полотна художника. Неземное создание! В голову не могло прийти ее обнять, поцеловать. Тане я посвятил стихи:
Таня Самойлова была интересной девочкой... Загадочной. Причем настолько, что в нее даже влюбиться было нельзя. Она будто сошла с полотна художника. Неземное создание! Кадр из фильма «Неотправленное письмо», 1959 год.В центре — Иннокентий Смоктуновский из архива семьи ЛивановыхУсталый лес,Как старый клоун,Напялил рыжий свой парик.Дождем освистан и оплеван,Он ко всему давно привык.Промокли дачи и продрогли,Их очертания слились.На серой слякоти дорогиПрилеплен облетевший лист.Пропахший прелью черно-желтой,Весь мир, оглохший от дождя,Косит глазами из-под челки,За мной насмешливо следя...
— Но пробы–то проходили? Или вас, двадцатичетырехлетнего неопытного актера, утвердили не глядя?
— Были и фотопробы, и долгие разговоры с Калатозовым. Он меня изучал, приглядывался — что за тип... Кстати, определенный опыт проб у меня уже был — в «Трудном счастье» Александра Столпера, где мы впервые встретились с Женей Леоновым. Но тогда худсовет решил, что цыгана с голубыми глазами не бывает, и на роль взяли Мишу Козакова.
В «Капитанской дочке» пробовался на роль Гринева. Говорят, Олег Стриженов, который в итоге замечательно его сыграл, увидев мои пробы, ушел, сердито хлопнув дверью. Это я к тому, что на «Мосфильме» меня уже знали. После Калатозова без кинопроб взяла Татьяна Николаевна Лукашевич на роль Петра в «Слепом музыканте».
— Может, дело в том, что в «Слепом музыканте» играл ваш знаменитый отец, Борис Николаевич Ливанов?
— Вообще-то сначала Лукашевич утвердила меня, а потом уже пригласила отца. Это папа мне подсказал, как достоверно сыграть незрячего. Главное — слушать окружающий мир. Режиссер показала готовый фильм слепым людям. Они ведь не смотрели, а слушали... Потом спросили:
— Где нашли слепого актера на эту роль?
Им говорят:
— Он не слепой!
— Вы нас не обманывайте, мы ведь слышим, как говорят зрячие, а как слепые.
Вот такая тайна искусства.
— Тайной покрыт и ваш необычный тембр голоса. Знаю, что вы его просто-напросто сорвали, крича на морозе в том самом «Неотправленном письме». Самойлова вроде бы тоже кричала, но не пострадала.
— Она не так старалась, как я. Калатозов был экспериментатором и очень любил технику, хотя мало что в ней понимал. Набрал разных звукозаписывающих устройств, приборов, магнитофонов. Он сам-то не знал, зачем заставлять актеров кричать на сорокаградусном морозе. Наверное, чтобы все было максимально приближено к жизни. Микрофон закутали в меховые шапки, а мы — с голым горлом.
Когда я охрип, медсестра, присутствующая на площадке, сказала: «Промолчишь две недели — голос вернется!» Конечно, сначала перепугался, подумал: «Профессия закончилась для меня». Но поскольку я человек доверчивый и слушаю мнение тех, кто компетентнее, решил следовать рекомендации медика и ни слова не сказал за последующие четырнадцать дней.
Все знают, что я озвучивал Карлсона. Но мало кому известно, что еще — и отца Малыша, и диктора на телевидении. То есть я своим голосом владею! Могу сделать его и таким, и сяким, каким требуется. Ливановский голос — вовсе не осипший. Великий итальянский актер Томмазо Сальвини сказал: «Актер — это голос, голос и голос». То есть индивидуальный.
— И узнается с «первой ноты». Если бы ваши фильмы предложили запечатать в капсулы времени, чтобы сохранить для потомков, какие сами выбрали бы?
— Хочу, чтобы в истории кинематографа остался такой герой, как Карлсон. И Дон Кихот. И конечно, Шерлок Холмс. Мастерство актера проверяется исполнением классики. Бывает, что он прекрасно играет в современных пьесах, а в классических — провал. Хочу, чтобы фильмы о Шерлоке остались в веках. Не каждый раз актеру удается подняться на такой высокий профессиональный уровень. Если мне даже по указу королевы Великобритании вручили Орден Британской империи — одну из главных наград за заслуги в самых различных областях — от политики до спорта, значит, роль получилась. Такая награда русскому актеру от королевы страны Шекспира дорогого стоит!
В фильме «Слепой музыкант» мы снялись вместе с отцом из архива семьи Ливановых— На эту роль вас взяли без проб, верно?
— Я пробовался лишь в двух-трех первых своих фильмах. Что касается «Шерлока», то Масленников еще пробовал Кайдановского, Юрского. Но Юра Векслер ему прямо сказал: «Если не утвердишь Ливанова, снимать не буду, ищи другого оператора». Я всего этого не знал, когда проходил пробы с разными актерами, претендующими на роль Ватсона. Это уже потом, спустя многие годы, режиссер начал раздавать интервью, где утверждал, что сразу собирался снимать только меня.
— И кто же мог стать Ватсоном вместо Соломина?
— Одного предложил я сам. Однокурсника, талантливого актера Дмитрия Гошева. Он немного снимался, страдал гипертонией. Дима был толстым и выглядел как реальный Ватсон, вернее как его прототип. Нам показывали разные фотографии, но помню, что этот человек был толстым, обрюзгшим. Уже потом узнал, что снимки сделаны в конце его жизни.
Вообще-то мы ориентировались на рисунки Сидни Пэджета, друга Конан Дойла. Он иллюстрировал серии первых книг о сыщике. Посмотрите на них и увидите поразительное сходство Холмса и Ватсона со мной и Виталием Соломиным. Когда Виташа появился на пробах и мы сыграли какую-то сцену за столом, я понял: все, Ватсон найден! Настолько точно он вошел в образ, создал характер.
Что еще понял — всеми силами нам с Соломиным следует подружиться. Скажем, как играется любовь? Взглядом, прикосновением, интонациями. Но как выразить внешне дружбу? Никак! Если только актеры на самом деле дружат. Тогда произойдет мистика, и это через экран почувствует зритель. На счастье, мы с Виташей совпали — в восприятии мира, в искусстве. Я подарил ему журнал «Юность» со своей повестью «Мой любимый клоун». Через пару дней он приехал на съемки с буклетом о себе, который подписал: «Спасибо, о тебе я все узнал по твоей нежной повести». Спустя несколько лет попросил меня написать пьесу и поставил ее в Малом театре. Это была первая официальная постановка Виташи, и сразу — бешеный успех. Белого и Рыжего клоунов они играли с Виктором Павловым.
К душе Виталика было очень трудно пробраться, он был закрытым человеком. Открывался лишь тогда, когда ему самому хотелось или требовалось для работы. Встретившись на пробах, мы больше не расставались.
— Семь лет подряд, пока шли съемки «Холмса»... В этом году Виталию Соломину исполнилось бы восемьдесят.
— Да, он на шесть лет меня моложе. И эта разница чувствовалась, он мне во всем очень доверял. Считал своим талисманом, потому что все, что мы делали совместно, приносило успех. «Живи долго, ты мне очень нужен», — сказал он в день моего шестидесятилетия, когда я собрал гостей у себя на даче на Николиной Горе. До сих пор отношусь к Виташе как к живому. Читаю о нем книгу и никак не могу закончить: «Вселенная Малого театра. Виталий Соломин». Держу в кабинете как Библию. В книге собраны отзывы о его работах, воспоминания тех, кто его хорошо знал. В том числе жены, дочерей. Мы дружили семьями, наши жены, Маша Соломина и Лена Ливанова, обе художницы, были очень близки. Дружили, да и до сих пор дружат и наши дети.
— Как Мария поживает?
— Судится с каким-то лживым телевизионным каналом, а раз в бою, значит, в порядке!
— Вы же сами прекрасно знали Виталия Мефодьевича, зачем нужна книга?
— Общаюсь с ним таким образом. Читаю, вспоминаю. Мне очень его не хватает.
— Вы оба были в то время востребованы, как выглядело общение двух популярных актеров, обожающих профессию? Как находили для этого время?
— В 1986-м мы закончили сниматься в «Приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Через два года мне позвонил еще один друг — писатель Юлиан Семенов, сказал, что необходимо создать театр «Детектив» и ставить в нем пьесы, воспитывающие правосознание. «Если ты не возьмешься, театра не будет», — уверял Юлька, и я согласился ввязаться в это дело. Весь следующий год вставал в восемь утра, чтобы ходить по разным инстанциям, чиновникам.
С отцом, народным артистом СССР Борисом Ливановым из архива семьи ЛивановыхК тогдашнему министру культуры, который ничего не понимал в искусстве, мы ходили на поклон втроем — Юлик, Виташа и я. Тот однажды, выслушав нас, помолчал и растерянно сказал:
— Какой-то театр «Детектив»... Вот если бы хор организовали...
— Можем и запеть! Только вас сразу же снимут, — пообещали мы.
Театр получился. В «Детективе» Виташа поставил французскую пьесу «Западня», она шла с успехом. Вообще, я ходил на все его спектакли и даже на уроки, которые он вел во ВГИКе. Через мое мнение Виташа проверял себя, свой профессионализм. Ему всегда было интересно знать, что я думаю. Мне же нравилось абсолютно все, что он делал! Виташа был одарен невероятно! Те, кому довелось увидеть его в спектакле Малого театра «Свадьба Кречинского», не в силах это забыть. Там Соломин — гений! Играл на разрыв!
С разгона садился на шпагат и срывал аплодисменты. Я говорил:
— Остановись! Тебе шестьдесят! Так нельзя, надорвешься.
Вообще, он двигался божественно, мог быть прекрасным балетным танцором.
— Да-да! — отвечал он. — Но пока не получается найти актера на замену.
В последние годы жизни он набрал невероятное количество работы: помимо сцены Малого театра выходил в антрепризах, преподавал. А у него была тяжелейшая гипертония... Мы с его близким другом хирургом-онкологом Женей Матякиным уговаривали: «Виташа, заканчивай эти чудовищные перегрузки!»
— Зачем он так себя рвал, как вам кажется?
— Может, предчувствовал, что жизнь окажется недлинной, хотел многое успеть. Не верю в то, что он столько работал ради денег. Хотя они требовались. Соломины купили старый дом, который очень нравился Виташе. Радовался: «Наконец у меня будет своя комната. Хоть девять метров, но только моя!» Не успел... Так и остался без своей комнаты в этой жизни.
За два года до кончины он крестился. Уже в больнице, куда его увезли с инсультом как раз со «Свадьбы Кречинского», успел собороваться. Священник рассказывал потом, что еле сдерживал рыдания. Душа Виталия раскрылась, он был готов к уходу.
— Вы успели проститься с другом?
— Врачи категорически возражали. Пускали только Машу и дочерей. Я стремился прийти, но мне говорили, что неизвестно, как мой визит на него повлияет.
Инсульт был и у Юлика Семенова. Тогда тоже произошла трагедия. Чтобы с ним повидаться, из Америки прилетела Вика Федорова, дочь знаменитой актрисы Зои Федоровой. Именно Юлик добился в свое время, чтобы Вику выпустили из СССР на встречу с отцом, бывшим американским военным атташе, у которого когда-то был бурный роман с Зоей. Так вот, когда она прилетела в Москву и поехала в больницу, где лежал Юлик, врачи категорически запретили встречу: «Мы не знаем, как он на вас отреагирует. Может, распереживается и все закончится плохо».
Юлик умер... Нас к нему так и не пустили. У врачей свои правила, и я склонен им доверять.
— Тридцать пять лет назад закончились съемки «Шерлока Холмса», вам было пятьдесят с небольшим. Почему же тогда артиста в самом расцвете сил, бесподобно сыгравшего высокого уровня классику, не порвали на части режиссеры? После этого вы сыграли лишь в восьми картинах.
— Едва мы поставили точку в «Холмсе», меня сразу же пригласили на роль профессора Енотова в «Необыкновенных приключениях Карика и Вали». Дальше на четыре года театр «Детектив» занял все мое внимание. Предложений было много, но я отказывался — это же мой театр, я его директор и художественный руководитель.
— Выходит, кино — не такой сильный наркотик, без которого актер не может жить?
— Все же я из актерской семьи. Поэтому никогда не сидел у телефона, не ждал, когда он зазвонит и меня пригласят на киностудию. При этом знал, что если ничего дальше не произойдет в профессии, сменю деятельность. Пойду работать таксистом.
Пробы к фильму «Война и мир» Сергея Бондарчука из архива семьи Ливановых— Вы шутите?! Сын Бориса Ливанова, внук Николая Ливанова — и таксовать?!
— Я очень даже серьезен. Почему ушел из театра, которым несколько лет был сильно увлечен? Надоело! Понял, что не хочу смотреть дальше на разные лица и каждое утро говорить им: «Здравствуйте!» Не желал быть подневольным. И зависеть от того же, что и Виталик Соломин: дадут роль — не дадут. Я свободный человек! Как пел Вертинский: «Я знаю, даже кораблям необходима пристань. Но не таким как мы! Не нам, бродягам и артистам!»
— Сейчас молодые артисты мечтают сниматься без остановок. Признаются, что успех пьянит. И хотя качество сериалов часто оставляет желать лучшего, не отказываются от участия в них.
— На мой взгляд, самооценка должна опираться не на успех, а на понимание того, что артист хотел сделать и что в итоге получилось.
— У вас все получилось из того, чего хотели?
— У меня нет ни одного промаха.
— Есть ли такие фильмы, от участия в которых отказались или вас не взяли, а они в итоге получились успешными?
— Есть... Я близко дружил с Сергеем Федоровичем Бондарчуком. Расскажу, как познакомились. Мы с Ирой Скобцевой снимались у Григория Рошаля в «Суде сумасшедших». Никудышная картина... О том, какой плохой Запад. К нам в Ригу приехал Сергей Федорович. Он тогда с Васей Соловьевым писал сценарий «Войны и мира». Ира нас познакомила, мы быстро стали близкими друзьями.
Бондарчук очень любил моего отца. Когда спустя несколько лет начал делать фотопробы к «Войне и миру», позвал меня на Долохова. Андрон Михалков должен был играть Пьера. Андрон был молодым, толстым, породистым. Роман, если помните, начинается, когда Безухову двадцать лет. Вдруг прошел слух, что Николай Константинович Симонов, который должен был играть Кутузова, отменен, вместо него приглашен Борис Захава, ректор Щукинского. Замечательный человек и актер прекрасный. И что Сережа сам хочет сыграть Пьера.
Как-то он мне звонит: «Поезжай на «Мосфильм», оденься, загримируйся и жди меня. Ира тоже будет». Поехал. Мундир, сапоги, грим. Ира в вечернем платье... Ждем Сережу в пустой гримерной, все ушли, а его нет и нет. Уже вечереет, свет падает из больших окон. Вдруг входит, замирает в дверях, смотрит на нас внимательно: «Боже мой, какие же вы красивые!» Я сразу понял — не играю! Возьмут другого.
— Почему?
— У Элен Курагиной, жены Пьера, роман с Долоховым. Значит, все бабы в зале будут сочувствовать героине, потому что я-то красивее Сережи! В том смысле, что внешне больше мужик. Мы с Ирой смотрелись парой. Долохова в итоге сыграл Ефремов, который Бондарчуку не конкурент.
— Как у вас, актеров, все сложно! Чистая психология!
— Конечно. Нашей дружбе это никак не помешало, мы даже не обсуждали решение Сережи. Я все понял и успокоился. Он хотел сыграть Пьера и все правильно сделал.
Еще история. Я пробовался у Райзмана в картину «А если это любовь?» на роль, которую сыграл Андрей Миронов.
— Мне мальчик нужен, а у вас взгляд взрослого мужчины, — сказал режиссер. Мне тогда было двадцать пять. Дальше он продолжил: — Вы ведь в Вахтангова служите? И как? Нравится?
— По тридцать спектаклей в месяц, и все — на выходах, — отвечаю.
— Уходите оттуда. Вы будете очень много сниматься.
Я ему поверил и ушел из театра. Спасибо вам, Юлий Яковлевич Райзман, дорогой вы мой... Сам не решился бы. Когда снимался в «Неотправленном письме», взял академический отпуск, но потом вернулся в театр. Зарплата шестьдесят четыре рубля в месяц, а в кино — сто восемьдесят! Я понял, что надо что-то менять в своей жизни.
— Интересно, а в то время в Вахтанговском театре нельзя было пробиться на главные роли и хорошо зарабатывать?
Когда Виташа появился на пробах, я понял: все, Ватсон найден! Что еще понял — всеми силами нам с Соломиным следует подружиться Владимир Завьялов/ТАСС— Третий и весь четвертый курс мы постоянно участвовали в постановках театра — в массовых сценах, в эпизодах. Женя Симонов (Евгений Рубенович Симонов, с 1969 по 1987 год — главный режиссер Московского драматического театра имени Е. Вахтангова. — Прим. ред.) ставил у нас один из дипломных спектаклей. Пока мы в театре крутились, образовались какие-то дружеские отношения. В то время Жениной женой была актриса Рита Лифанова. Они жили недалеко от театра, и после спектаклей мы небольшой компанией частенько отправлялись к ним домой на застолье.
Однажды все ушли вперед, а Ритка на мне повисла. Я удивился: с чего вдруг? И тут она говорит: «Вася, уходи из театра. Женька не даст тебе ничего делать. Он влюблен в Лерку Разинкову с вашего курса, а у тебя с ней роман... Конечно, будет обещать много работы, но это вранье».
А ведь я еще будучи студентом уже ставил как режиссер. Спектакль «Три толстяка» по моей инсценировке даже однажды показали на сцене Вахтанговского! И конечно, я рассчитывал продолжать начатое.
Не сказать, что Ритке не поверил. Задумался... Попал с аппендицитом в больницу, пока там лежал, все для себя решил. Закончилось тем, что Ритка ушла от Жени к драматургу Арбузову, Женя женился на Разинковой, а я покинул театр. Конечно, мне не нравилось все то, что я делал в Вахтанговском. Долго гримируешься, чтобы сыграть четвертого лакея. Работаешь над образом, походку придумываешь, жесты выверяешь, а трое других лакеев говорят: «Одеяло на себя тянешь!» Такая атмосфера не по мне. Отец, когда болел и уже умирал, велел повесить перед кроватью огромный портрет Станиславского. Так его чтил... Я же не разделял восторга по поводу театра в принципе.
У меня есть рассказ на эту тему «Рюмка коньяку». Там как раз описано все то, что со мной происходило в театре.
— В общем, все хорошо закончилось — и для вас, и для Арбузова, и для Симонова и девушки...
— Наверное, да. Хотя насчет Леры не уверен. Она родила Жене дочь, но когда однажды заехал к ним в гости и Лера пошла меня провожать, увидел нерадостную картину. Она села ко мне в машину, ей явно хотелось пообщаться. Не жаловалась, но я заметил, что ей не по себе в доме Симонова.
— Василий Борисович, творческая судьба, сделав неожиданный зигзаг, привела вас в мультипликацию. «Ливановским» голосом говорят сотни наших любимых героев. Как так получилось?
— Я оканчивал Высшие режиссерские курсы, мастерскую Михаила Ромма. Однажды он спросил:
— Вася, что делаешь на диплом?
— Не решил еще. Пока вот закончил мультфильм по своей сказке «Самый, самый, самый...», которую написал для дочери.
— Покажи! —Я стал отнекиваться: да зачем, это же не кино. — Сделать хороший мультфильм порой труднее полнометражного художественного!
Я привез «Самого...» на комиссию и получил диплом с отличием. Ну и все, с 1966 года стал работать на «Союзмультфильме» режиссером-постановщиком и сценаристом. Подружился там со многими прекрасными людьми, в том числе с Борей Степанцевым — очень симпатичным человеком. Как-то случайно встретились в коридоре, смотрю — мрачный, озабоченный.
— Что случилось?
— Да замучился искать актера на Карлсона. И Яншин приходил, и Грибов, и другие большие артисты. Все не то... Не совпадает голос с изображением, я в ужасе!
— Покажи мне Карлсона, — прошу.
Раньше ведь как работали в мультипликации? Придумывалась внешность героя, подбирался голос, а уже потом, после озвучания, двигали персонаж. Я посмотрел и понял: да это же Рошаль! Григорий Львович! И просто повторил точь-в-точь его голос. Опыт имелся, я не раз разыгрывал коллег, когда на съемках становился к микрофону и командовал массовкой голосом Рошаля, актеры умирали со смеху. И все — пошел записался. Боря Степанцев был в восторге.
С женой Еленой и старшим сыном Борисом из архива семьи ЛивановыхНа Новый год, уже после премьеры мультфильма «Малыш и Карлсон», получаю поздравительную открытку с подписью: «Рошаль, который живет на крыше». Когда мы встретились с Григорием Львовичем, он рассказал такую историю. «Карлсона...» показали мосфильмовцам. В студию набилось много людей, все смотрели то на экран, то на Рошаля и хохотали, а он все никак не мог понять, что не так. Штаны, что ли, расстегнуты?
— Оказаться в нужном месте в нужное время — вот главный секрет успеха! Хотя многие считают, что можно сидеть дома и ждать, пока позовут.
— Бред сивой кобылы! Никто никуда не позовет. Исключения, конечно, бывают, но их ничтожный процент. Сидеть в норке у телефона в ожидании звонка — это тупиковый путь! Потому что не дождавшись, открывается бутылка водки — и артисту конец. На телевидении уже несколько раз собирались ток-шоу с темой: «Ливанов пьет!» Причем меня ни разу не позвали. Правильно сказала однажды Крачковская, которая участвовала в подобной программе: «Он так играет, что пусть делает все, что захочет!»
По последним выдумкам оказывается, что Марина Влади привозила мне из Парижа какие-то средства, чтобы зашиться. Такой слух уже распускали об Олеге Дале, теперь меня приплели. Но я и знаком-то с ней не был! Володьку знал, а с его женой никогда не встречался. Полетел во Францию, уже когда Высоцкий умер. Ваня Бортник попросил: «Если вдруг увидишь Марину, передай, что мы, друзья Володи, считаем женой ее, а не каких-то посторонних баб!» И я действительно неожиданно встретил Марину, передал его слова. Ваню она знала. Выслушала молча и отошла. Вот и все наше с ней знакомство.
— Почему вообще столько внимания к тому, пьет актер или нет? Это же частное дело.
— Но не для злобных лгунов и жалких завистников. Актерская профессия требует ежесекундного контроля в образе за своим поведением. Вам кажется, что сыграли гениально, а на самом деле — это просто пьянь! Алкоголизм несовместим с актерской профессией. Еще в театре, наверное, можно позволить себе, когда неглавная роль и ты далеко от зрителей. Но не в кино с крупными планами! «Холмса» мы снимали семь лет. За это время я не выпил НИ ГРАММА! Когда сняли последний эпизод картины, вот тогда собрались всей группой...
— Не устали от Холмса в принципе?
— Была мысль: «Сколько можно...» Когда Масленников затеял съемки фильма «Двадцатый век начинается», чуть ли не на коленях просил нас с с Виташей. Тот совсем не хотел возвращаться к этому материалу, но в итоге поставил условие: пусть Ливанов переделает сценарий. Я переписал несколько сцен, Виташе понравилось — нормально, можно снимать.
— В своей книге вы пишете: «Я хотел понравиться отцу, не совершая постыдных глупостей». Удалось?
— Да. Я его не подвел. Буквально вчера разбирал архивные бумаги, нашел первую статью о себе. Журнал «Экран», 1960-й. Там написано: мол, все нетерпеливо ждали появления на экранах сына и думали — какого хрена? Но в итоге — хорош...
Расскажу такую историю. Однажды Арбузов отдал в МХАТ пьесу «Ночная исповедь», которую должен был поставить отец. Вдруг звонок от директора МХАТа Ушакова:
— Василий Борисович, Арбузов просит, чтобы в его новой пьесе в постановке вашего отца вы сыграли главную роль.
Отвечаю:
— Не могу, простите, работы в кино много...
Через десять минут звонит отец:
— Ты что, с ума сошел?! Тебя Арбузов приглашает во МХАТ играть главную роль!
— Пап, понимаешь, в чем дело... В то, что меня Арбузов приглашает, никто не поверит, а ты ставишь спектакль с сыночком. Ты в дерьме, и я в дерьме. Поэтому отказался: ты на коне и я на коне!
На серебряную свадьбу мы обвенчались из архива семьи ЛивановыхПауза.
— Негодяй, я тебя обожаю!
И повесил трубку. Я еще в училище понял: надо идти своим путем, не подражать отцу.
— Когда я посмотрела фильм «Медный всадник России», который вы сняли два года назад как режиссер, подумала вот о чем: важно ли сейчас, в XXI веке, показывать зрителям события двухсотлетней давности? Почему вам показалось это интересным? Екатерина Великая, Фальконе, Россия XVIII века...
— Потому что важна идеология. Составляющая идеологии любого государства — патриотизм. Если историческую память искалечить, уничтожить, обесценить, общество развалится, мы потеряем опору. Именно поэтому и сняли историю — о символе России, памятнике Медный всадник. О русской мощи, таланте. Это биографический фильм, в нем все достоверно, не вымысел сценариста. Даже костюмы персонажей — точная копия исторических. На картине работали замечательные художники, в том числе моя жена Лена Ливанова.
Люди нашего и зрелого возраста лучше знают историю, личности Петра и Екатерины в отличие от молодежи. Расскажу, как вообще решил снимать эту историю. Несколько лет назад прочитал, как на вступительном экзамене на Высшие режиссерские курсы одного ленинградца, между прочим с высшим образованием, спросили:
— Кому стоит памятник на Сенатской площади?
И он ничтоже сумняшеся ответил:
— Скобелеву.
Меня это потрясло!
Иногда по телевизору показывают опросы на улице. Видел, как молодые ребята не могут внятно ответить на вопрос «Кто такой Гагарин?» Мнутся, переглядываются, мямлят что-то.
Когда мы делали документальный фильм о съемках нашего «Медного всадника», тоже решили опросить прохожих — кому памятник? Знаете, что отвечали? «Мы не местные, не знаем!»
Это все равно что:
— А где Россия находится?
— Не в курсе, я не местный...
Всем своим знакомым говорю: «Скажите детям и внукам «Включите Интернет и посмотрите «Медный всадник России»!» А лучше устроить просмотр фильма всей семьей.
— Считаете, что вам удастся пробить своим фильмом невежество?
— Даже не сомневаюсь! Будет хорошо, если в школьную программу по истории включат просмотр киношедевров: «Александра Невского» Сергея Эйзенштейна, «Минина и Пожарского» Пудовкина и так далее... Ведь скупые строчки в учебниках не оставляют никакого впечатления — ни зрительного, ни эмоционального. Я сам — мальчишка военной поры и фильмы Юры Озерова могу смотреть бесконечно! Они отражают меня самого и мое восприятие жизни.
Могу назвать имена десятка людей, которые выбрали профессию врача после того как посмотрели фильм «Коллеги», в котором я снимался. Например мой близкий друг врач Александр Александрович Сидоров, он, кстати, принимал роды у Лены, когда жена рожала нашего младшего сына Колю.
В пандемию все сели дома, включили телевизоры. И что? По всем каналам гнали с утра до вечера Гайдая и его «Бриллиантовую руку». А остальное где? Наше теленачальство имело шанс показывать беспрерывно всю богатейшую коллекцию отечественного кинематографа.
Или беспрерывно показывают чернуху. Ну сколько можно?! Если искусство не несет надежду на лучшее, на победу добра над злом — это не искусство вовсе.
— Не могу не спросить о широко известной ссоре с Андреем Кончаловским. Суть в том, что идея «Андрея Рублева» — ваша, но сценарий фильма, ставшего классикой, написали не вы, а ваши друзья тех лет — Кончаловский и Тарковский. Вы их простили?
— Простил... Но Андрону прямо сказал: «Ты утратил мое доверие. Наших отношений уже не вернуть никогда». А дружеское общение без этого невозможно.
Он пытался восстановить отношения, просил какие-то фотографии, приезжал. Как-то привез свою книгу «Низкие истины», подписал: «Дорогому другу, с надеждой». Тарковский же моим другом никогда и не был. Вот с Андроном мы с детства вместе, он на два года младше. Когда родился Никитка, мне было десять. Помню, я лежал дома больной. Зазвонил телефон, мама сняла трубку: «Боже мой, Сереженька! Я тебя поздравляю, целуй Наташеньку! А как назвали? Никитой? Ой, как хорошо!» Одно время наши семьи жили в одном доме на улице Горького, теперь Тверской, потом Михалковы переехали в соседний. Мы дружили, я обожал Наталью Петровну Кончаловскую.
С актером Евгением Редько, сыгравшим Фальконе из архива семьи ЛивановыхЕсли бы у меня похитили лишь идею... Расскажу, как все было. В один прекрасный день мы с первой женой возвращались на машине из Суздаля. Я, до слез потрясенный красотой дивного города, подумал: надо сделать фильм. Когда подъезжали к Николиной Горе, встретили друзей. «Приходи, — говорят, — к Митьке Шабалину, мы на шашлыки собрались». Митя — знаменитый альтист Квартета имени Бородина. У нас дачи рядом были. Пошел и увидел там Андрона с Тарковским. Говорю им, распираемый чувствами:
— Какую же историю я сейчас придумал!
Рассказал замысел.
— Сыр! Такой сыр! — закричал Тарковский. Это его высшая оценка.
Продолжаю:
— Спешить некуда, давайте сядем за сценарий, когда вернусь со съемок «Коллег» — мы уже заканчиваем.
Месяца через три вернулся из Питера, позвонил радостно Андрону и слышу:
— А мы с Андреем уже все написали и отдали заявку.
Я в то время жил в доме отца жены, академика Энгельгардта. Услышав, заорал во весь голос, домработница и няня бросились вон из комнаты. Все высказал! И что о нем думаю, и кто он после этого. Андрон попытался меня успокоить:
— Мы в титрах укажем, что это твоя идея.
Тут я окончательно взбесился.
— Попробуй только! — рявкнул и швырнул трубку.
То, чего я хотел, они так и не сделали. Как можно было показать Рублева без Куликовской битвы? Не использовали и историю о том, как монахи заперли иконописца, а сами пошли воевать. Он кричал: «Откройте!», а схимники решили спасти талант...
Дальше — больше. Знаю, что Тарковский искал актера, похожего внешне на меня. Любшину предлагал, Лешку Шмаринова, художника, уговаривал попробоваться на Рублева. Кто-то ему потом привел Солоницына.
— Долго переживали?
— Страдал даже, не просто переживал. Пока не оказался дома у Маршака. С отцом пришли к нему в гости, я прочитал Самуилу Яковлевичу одну свою сказку. «А еще есть, голубчик? — спрашивает. — Боря, кажется, тебе надо на репетицию? Ты иди, а Вася останется».
Мы просидели с Маршаком до утра. Пообедали. Поужинали и позавтракали. Запомнились его слова: «Талант подобен Луне. Она то полная, то на ущербе, то ее совсем не видно. А если все время полнолуние — это бутафория, крашеная фанера».
Я рассказал историю про «Андрея Рублева», потому что она меня очень сильно мучила. Маршак выслушал и сказал: «Голубчик, дело в том, что у настоящего художника вообще ничего нельзя украсть. Можно украсть золотые часы, но они редко бывают у настоящих художников». И раз — вмиг как рукой сняло все мои страдания!
— Хочу спросить о вашей семье. Насколько вы в курсе дел жены, сыновей, внуков?
— Ну вот недавно узнал, что Ева, дочь Бориса, поступила в РГСУ. Дедушка узнает обо всем последним, хотя мне интересно, но я никогда не лезу с советами и наставлениями. У меня, кстати, четверо внуков. От дочери — Ксения и Володя, от которого есть правнучка Эмма. От старшего сына Бори — внучка Ева. От младшего Коли — Алиса.
— Такого, чтобы вся семья собралась за одним большим столом и вы, ее патриарх, сели бы во главе и...
— Такого ужаса еще не переживал!
— Вы умеете пользоваться гаджетами? Послать что-нибудь близким и друзьям?
— Нет. Послать я могу и без гаджета!
— В чем смысл жизни? Что вы о ней думаете?
— Живи ради жизни. Разбирайся с собой. Думай о том, что хорошего можешь принести людям.
— А в чем смысл брака?
— В любви. В июне следующего года отпразднуем с Леной золотую свадьбу. Неофициально мы вместе уже пятьдесят три года. До свадьбы переехали на Николину Гору, сняли домик недалеко от родителей. Они знали, что у меня появилась Лена, но я их не знакомил. И вот папин день рождения — восьмое мая. Ленка осталась дома, а я пошел поздравлять. Отец интересуется: «А Лена где? Иди и без нее не возвращайся».
С сыновьями Николаем и Борисом Ольга Байчер/из архива семьи Ливановых
У меня очень талантливая жена. Восторгаюсь ее творчеством Ольга Байчер/из архива семьи ЛивановыхВернулся: «Собирайся. Отец зовет». Она расплакалась от нервности. Начала прихорашиваться. Папа ее как увидел... и все! Полюбил всей душой. Сказал мне: «Фигура божественная, а сама — сплошное сердце!» Посадил ее за стол рядом с собой. Тут начали собираться гости — Петр Капица, Ираклий Андроников... Всем вновь прибывающим он представлял: «Васина жена». Потом нам говорит: «Женитесь». Того, что он тяжело болен, никто из нас не знал.
Мы расписались через месяц, в июне, и папа был в восторге, а в сентябре он умер... Разбирая архив, я нашел его буклет, подписанный «Борису от Бориса, 1973 год». Шел 1972-й. Он был уверен, что у нас родится мальчик. Правда когда в первом моем браке появилась дочка и я на радостях приехал к родителям с вопросом:
— Как назвать? — папа предложил:
— Назови ее Борей!
Он все время ждал Борю, поэтому когда у нас с Ленкой в 1974-м родился мальчик, над именем не думали.
— Женились торжественно?
— Зашли в ЗАГС и расписались, конечно слегка приоделись. Потом дома с гостями, их было человек семь, немного выпили. Вот и вся свадьба... Правда венчались с Леной спустя двадцать пять лет. Вот это было торжественно. У меня очень талантливая жена, заслуженный художник. Восторгаюсь ее творчеством.
— Летом вам исполнилось восемьдесят шесть. Как ощущаете время?
— Ругаю себя, что в последнее время мало работаю. Только в голове написал новый рассказ, но за стол еще не сел. Лена моя говорит, что я обольщаюсь, когда утверждаю, что уже и так многое сделал, если способен на большее.
Статьи по теме:
Комментарии (0)