Когда ее просили вспомнить своих любовников, она отвечала: их были тысячи. Когда просили назвать свои доходы, она показывала жемчуга: на них хватает. Она танцевала голой и умерла веселой. Так ее вспоминают французы.
«У скрипача есть скрипка, у живописца — палитра. Все, что было у меня, я сама», — говорила Бейкер, объясняя и то, как стала знаменита, и то, почему ни в чем себе не отказывает.
Да, тело. Красота и гибкость — в молодости, энергия и мастерство — в шестьдесят с копейками. Поэтому, должно быть, она и не считала нужным его скрывать.
За манеру выступать голой (то есть как голой, большая часть тела порой была закрыта рядами жемчужных бус и широкими золотыми браслетами, но грудь всегда была вызывающе свободна) ее не пускали на многие крупные площадки Европы, когда Бейкер уже стала живой легендой. Зато приглашали на все остальные площадки — за баснословнейшие гонорары.
Первая чернокожая, снявшаяся в кино в главной роли. Первая, кто на европейской сцене исполнила чарльстон. Перваяиз звезд намеренно усыновляла детей из неблагополучных стран, одного за другим, и первая, чьих усыновленных детей так много обсуждала пресса. Первая по гонорарам за танцы без одежды.
Первая американка, которую похоронили в Монако с воинскими почестями, среди принцев и принцесс прошлого — ну да, у нее же было звание лейтенанта после Второй Мировой. Первая в очень многих вещах. Трудно представить, что Джозефина начинала свою жизнь последней из последних.
Незаконнорожденная
1906 год, Сент-Луис, штат Миссури. В роддоме оживление: какой-то белый мужчина привез рожать чернокожую прачку. Такое было, прямо скажем, не в заводе. Тем не менее, женщину и плату за услуги приняли, с родами помогли, ребенка официально зарегистрировали. Девочку назвали Фрида Джозефина Макдональд. Фамилия как у матери. У незамужней матери.
Предполагается, что отцом Джозефины был еврейский музыкант, барабанщик Эдди Карсон. Но кто знает точно, когда речь идет о ребенке чернокожей прачки, практически бесправной женщины, которая может искать в мужчинах любви и поддержки, а может просто уступать им, страшась преследований и нападений. Самой Джозефине точно больше бы понравилась версия с любвеобильным музыкантом, нежели с домогательствами хозяина прачечной или дома, где мама трудилась.
Девочка росла музыкальная, вертлявая: услышит музыку и принимается танцевать. Получалось удивительно складно. В школу и на работу она вышла одновременно. В перешитом платье, старых заношенных туфлях. Днем — парты, вечером — помощь маме со стиркой. Лучшим способом переживать день за днем было слушать радио, когда удавалось — из чужих окон.
По радио играли музыку, а еще рассказывали, что в Европе идет война. На ту войну в конце концов отправились и американцы, в том числе — много чернокожих солдат. Они там умирали и убивали, как водится на войне. А Джозефина была дома, и потому, когда на улицах стали резать чернокожих, было не только страшно, но и неправильно. Война там. Убивают здесь.
Это когда ей было одиннадцать, случилась большая резня в Сент-Луисе. Джозефина выжила, ее мама тоже. Как они справлялись с ужасом и горем, не спрашивал их никто. Тогда не предлагали психологическую помощь таким, как Джозефина. В неполные четырнадцать Джозефину практически вытолкала замуж мама.
Из нужды. Муж был много старше и серьезней, зарабатывал прилично, по меркам их круга. Джозефина хотела танцевать, узнавать все танцы, какие только сейчас в моде, а муж хотел послушания, даже подчинения, и чтобы она думала о хозяйстве. Джозефина просто ушла от него через несколько недель.
Второй муж, которого она сама нашла вскоре, был тот самый Бейкер, чью фамилию она будет носить всю жизнь. Проводник в пассажирских поездах. С ним Джозефина проживет четыре года, можно сказать — разведется, когда повзрослеет. Тем более, ей будет куда идти.
Джозефина-звезда
Еще в четырнадцать она начала выступать с танцем. Ну так — развлекать после чужих номеров. Немного передразнивать артисток, немного крутить колесо и вообще акробатничать. Разведясь с первым мужем, Джозефина буквально сбежала от него в Филадельфию — и там добивалась любви публики снова с нуля. Замужем за вторым жила уже в Нью-Йорке. Здесь-то и взошла ее звезда. Правда, сначала все же требовалось развестись.
Джозефина хотела выступить голой, смелой, яркой, ослепляющей. Муж к такому был не готов. Двадцатые, время эпатажа, смелых женщин, негласной сексуальной революции и экспериментов в искусству. Бейкер заметили моментально; вскоре она подписала контракт с парижским театром.
Она появилась перед французами в специально созданном под себя шоу и в специально созданной под шоу юбке из искусственных бананов, в перьях и браслетах — воплощенная Африка (какой она виделась, конечно, из США — девушка никогда там не бывала). В этом был и момент потакания вкусам зрителей, и… определенный протест. Это я, это моя кровь, это моя кожа. Вряд ли кто-то считал декларацию, но костюм вошел в историю.
Редкостные грация и гибкость, эпатаж и безупречная выверенность сценического костюмы, танцевальное мастерство и ослепительная, моментально вспыхивающая на лице улыбка — публика принялась Джозефину обожать. Художники — рисовать, фотографы — снимать, светские львицы зазывать на свои вечеринки.
Являлась туда Джозефина полностью одетой, но настолько же притягивающей взгляды, как на сцене. В платье, сшитом из картины художника-кубиста. В шелковом платье от актуального модельера. И, конечно, в жемчуге. Бейкер изумительно шли жемчуга, она это знала — и она этим пользовалась.
Богатые любовники и любовницы, предложения руки и сердца, выгодные контракты. Бейкер наслаждалась жизнью, пока могла. Век танцовщицы недолог, не так ли? Она еще не знала, что будет танцевать до самой смерти. И до последних своих дней оставаться легендой. Что ее будут упоминать, как возлюбленную Фриды Кало, музу Корбюзье, Пикассо, Матисса, меценатку, двигательницу искусств, героиню.
Она была незаконнорожденной чернокожей девочкой, дочкой прачки, которая ходила в школу в чужих старых туфлях и которой кто-то сейчас дал шанс приобщиться к красивой жизни. Она использовала этот шанс по полной. И, кстати, приняла французское гражданство.
Агентка
Во время Второй мировой многие артистки стали сотрудничать с разведкой стран, воевавших с Гитлером. Грета Гарбо вдруг вспомнила, что ее родина — Швеция, и принялась распивать шампанское на вечеринках с нацистами в Стокгольме. Ольга Чехова под возмущение русских эмигрантов Европы веселилась с крупными офицерами Третьего рейха и снималась в фильмах, благословленных нацистской пропагандой.
А Джозефина Бейкер вдруг стала гастролировать по всем пока что нейтральным странам со своими голыми танцами. И, конечно, не пропускала ни одной вечеринки с местными политиками.
К тому времени она раскрыла не только танцевальный талант. Она пела, снялась в паре французских фильмов. У нее было хорошая память. Текст ли песен, сценарий, замечания режиссера — любые слова, напечатанные или сказанные вслух, она хорошо запоминала. Во время войны этот дар оказался одним из самых востребованных. Как и талант заставлять мужчин выслушивать, не отвлекаясь, любые ее речи.
В основном, конечно, говорить ей приходилось в Северной Африке. Она должна была убедить там кое-кого отказаться от военных действий с Францией. Когда миссии продолжать стало невозможно, Бейкер переключилась на концерты перед солдатами. Она поднимала их боевой дух зажигательными танцами и патриотичными песнями. Говорят, дух действительно поднимался на небывалые высоты.
В любом случае, к концу войны Джозефина подошла со званием лейтенанта, правда, не разведки — официально она была летчицей, и удостоверение у нее было соответствующее. Ее наградили медалью Сопротивления, медалью Освобождения и орденом Почетного легиона. Сама Джозефина амбиций относительно карьеры в армии или разведке не имела — после войны закрыла эту страницу для себя и снова вышла замуж.
Его звали Жо Буйон, он руководил ее оркестром и стал четвертым мужем. Да, был еще третий — такой не слишком значительный парижский эпизод. А еще к концу войны Бейкер было около сорока, и, казалось, карьера ее вот-вот должна прерваться, жизнь — успокоиться, а публика и медиа — забыть о ее существовании. Как бы не так, конечно, как бы не так.
Племя радуги
Из-за бурных вечеринок в двадцатые и начало тридцатых у Джозефины случилась неприятность по гинекологической части. Некоторые вещи тогда лечить не умели, и в итоге ей пришлось провести хирургическую операцию по удалению матки. Она не могла иметь детей. Но к чайлдфри Бейкер не относилась и постоянно держала в уме возможности усыновления.
В новом браке она начала свой новый проект. Он назывался «Племя радуги». Бейкер одного за другим усыновляла детей из достаточно бедных стран, намеренно выбирая максимально разных по фенотипу — европейцев, африканцев, азиатов. Ее новая семья должна была стать новой декларацией, против расизма. Но это была только часть проекта.
Детям предполагалось дать максимально качественное образование — неважно, техническое, естественнонаучное или гуманитарное, но только не музыкальное, как обычно предполагали окружающие, зная, что и Бейкер, и ее муж связаны со сценой. Эти дети должны были потом вернуться на родину взрослыми специалистами с широкими взглядами и тянуть вверх местные инфраструктуры, а также воспитывать новые поколения качественных специалистов. В общем, это было нечто вроде прогрессорского проекта.
Своих приемных детей Бейкер звала «племя радуги». Радуга — это и о разнообразии, и, в контексте христианских символов, о надежде. Бог вывесил после Великого потопа радугу, обещая, что таких кошмарных бедствий больше не повторится в будущем… Изначально в «племя» брали только мальчиков, чтобы среди воспитанников случайно не завелись романы, когда они подрастут. Но потом кто-то, видимо, объяснил Джозефине, что зарождение романов с полом связано не так, как она думает, и она стала брать девочек тоже.
Детьми занимался Жо. Бейкер зарабатывала, обеспечивая свою все увеличивающуюся семью. Купила настоящий старинный замок (и годами игралась в добрую феодалку, оплачивая беднейшим крестьянам округи на Рождество уголь), наняла нянь и учителей, купила разных зверей.
В молодости она сама довольствовалась ручным гепардом, которого водила всюду на поводке. Пару раз гепард от скуки во время выступления залезал к музыкантам в оркестровую яму, порождая забавную, с точки зрения Бейкер, сумятицу. Но детям требовались другие звери, и они получали пони, кроликов, собак.
Жо оказался замечательным приемным отцом и неустанно заботился о детях, в то время как Джозефина проводила с ними время между гастролями. Но его пределом оказалось десять детей. Когда Бейкер привезла одиннадцатого, Буйон ушел и подал на развод. Всего же Бейкер усыновила дюжину малышей, но без Буйона оказалось, что справиться с ними не так просто.
Прежде сбалансированная жизнь вся перекосилась. Матерью Джозефина оказалась деспотичной, и дети стали хуже учиться и постоянно ходить кислыми после ее рычаний. К тому же они скучали по приемному отцу. Работа от необходимости заниматься домом и семьей (в чем Бейкер совсем не разбиралась) тоже слетела.
В конце концов французские СМИ облетела фотография — Джозефина скорчилась, закутавшись в одеяло, на ступенях своего замка. То есть уже не своего. Его продали за долги. Джозефина не имела права войти в него, но уходить от него отказалась. Тут и сказочке конец, но нет.
Принцесса Монако
Сама Бейкер описывала свое знакомство с Грейс Келли, голливудской звездой, так: якобы в Нью-Йорке она, отвыкшая во Франции от сегрегации, вошла в ресторан, а ее принялись выставлять. Бейкер пыталась скандалить, но сидевшая здесь же Келли взяла ее за руку, охарактеризовала ресторан не самым лестным образом и вышла вместе с Бейкер оттуда наружу. Келли и Бейкер стали друзьями и остались ими после того, как Келли вышла замуж за принца Монако.
Когда «племя радуги» во главе со своей безалаберной мамой осталось без крыши над головой, Келли приступила к спасательной операции немедленно. Подняла Красный крест, немножко перетряхнула свои финансы. Бейкер с детьми получили новое жилье. Деньги в то время Джозефина научилась зарабатывать еще одним способом — выпуская автобиографии. Автобиографии от Бейкер публике никогда не надоедали, потому что каждый раз выдавали какие-то новые версии событий.
Кто-то сказал бы — избыток воображения, а Бейкер, возможно, проронила бы слово «маркетинг». Публика ждала все новых версий и откровений о ее жизни — и она их давала. Ничего личного, просто деньги.
Племя радуги росло и вырастало, Бейкер продолжала танцевать в США и во Франции. Она потолстела, покрылась морщинами, но когда в перьях и блеске перетанцовывала собственную подтанцовку, публике было все равно. Хотя не все равно бывало Бейкер. Один раз она остановила шоу, чтобы попросить зрительницу опустить бинокль — мол, не надо лишать себя очарования, разглядывая излишние детали.
В честь полувека своей официальной сценической деятельности (отсчитывая от первого личного шоу в Париже) Джозефина запланировала концерт и пирушку. Концерт прошел на славу. На пирушке она пила вино и танцевала на столе голая. Она так еще лет сто будет — кажется, думал каждый присутствующий. Но на следующий день танцовщицу разбил инсульт. Она умерла 12 апреля 1975 года. Как говорили французы — от излишков веселья.
Келли забрала ее останки, чтобы похоронить на княжеском кладбище Монако. Гроб несли под военный оркестр. Поднимали сабли в честь умершей. Давали залпы. Возможно, это были самые пышные похороны лейтенанта в истории Европы. Через семь лет недалеко от Бейкер похоронили и Келли. А пока газеты просто удивлялись: певицу — и хоронят с воинскими почестями, среди гробниц рода настолько знатного, насколько незнатной была дочь прачки, незаконнорожденная, чернокожая в США.
Смотрите также —
Понравилось? Хотите быть в курсе обновлений? Подписывайтесь на наш , страницу в или канал в .
Комментарии (0)