Сергей Никоненко вполне может считать «личными» профессиональные праздники военных и сотрудников внутренних дел: он воплощал их образы неоднократно.
Готовясь к беседе с Сергеем Никоненко, я подумал о том, что актера запросто можно представлять зрителям и читателям как народного «силовика» страны.
— Сергей Петрович, сколько же сыграно вами людей в погонах?
— Ну, мы тут как-то с внуком посчитали, всего 227 получилось, из них минимум 20 работ — это только милиционеры, а если взять и армейские роли, то надо еще 30 прибавить.
— И, несмотря на это, накладки при общении с сотрудниками ГИБДД всетаки случаются?
— Ой, хотите, я веселую историю расскажу? В тот год ГАИ отмечала юбилей, по-моему, лет семьдесят ей тогда исполнилось… В ту пору министром МВД был Рашид Нургалиев (министр внутренних дел РФ в 2004–2012 годах. — прим. «ВМ»), он собрал генералов и говорит (важная деталь: разговор происходил в четверг утром!): «В субботу — концерт в Кремлевском дворце, хорошо бы, чтобы лучший наш милиционер, которого мы всем в пример ставим, инспектор ГАИ Никоненко, нам песню спел. Про ГАИ». Милиционеры переглядываются, жмут плечами: «А есть такая?» Мне звонят.
Я признаюсь: «Я не знаю такой песни, по-моему, ее нет». Спрашивают: «А кто может быстро сочинить?».
Напомню — разговор в четверг утром, а концерт в субботу вечером! Ну, я им советую: «Михаил Шабров, мой друг, приятель, поэт. Если «Лаванду, горную лаванду» знаете…» Позвонил Мише, он говорит: «Ну, давай, попробую!» Через час песня написана. Это уже одиннадцать часов. Его спрашивают: «А кто музыку-то быстро может написать?» — «Ну, Добрынин Слава может!» К двенадцати часам песня готова.
А где-то часов в шесть вечера я ее записывал уже. Потому как в Кремлевском дворце даже сам Иосиф Кобзон, и тот, говорят, пел всегда под фонограмму, что ненавидел жутко, но там такая аппаратура... Дворец большой, удобный, а вот плохо звучит. Нужно плюсовую фонограммку.
А еще была встреча незабываемая. Спешил я из города Калуги в город Пущино, это 1983 год, я в двух главных ролях играю, день — там, день — тут. Лечу, и тут — трррррр… останавливают.
Молоденький, рыженький, просто как я в картине «Инспектор ГАИ», говорит: «Вы видели там знак «40»?» — «Да». — «Вы нарушили, больше 80 гнали!» И по карманам у себя шарит. Я же понимаю, что он ищет: дырокол тогда был, талон предупреждения пробивали. (В СССР инспектор ГАИ за нарушение правил ставил прокол в специальном талоне, который нужно было предъявлять вместе с правами. С третьим проколом у водителя забирали права. — «ВМ».)
Я говорю: «Ты что, будешь коллегу обижать? Не видел фильма?» — «Видел. И начальник училища, где я учился, велел брать с вас пример. Что я и буду делать!» И — трык! — талон мне проколол. Я вам скажу, мне этот прокол был дороже многих аплодисментов.
Как наше слово все-таки иногда доходит, как отзывается! Я посмотрел на парня внимательно и говорю: «Ну, брат, надолго тебя хватит или нет, не знаю, но ты молодец!»
— Среди огромного количества картин из вашей фильмографии есть те, про которые сейчас думается: «Нужно было отказаться»?
— Ну, скажем, первая главная роль, в фильме Одесской студии («Шурка выбирает море» — художественный фильм 1963 года. — «ВМ»), — необязательно было там сниматься. Вот сейчас я это понимаю.
— Почему? Фильм не очень хороший? Или исполнитель главной роли подкачал?
— Уж не знаю, подкачал я или нет, но фильм снимался безумно долго, переснимался… Не очень интересный, скучноватый. Я думаю, дело в драматургической оплошности. Не случайно там два режиссера было. Один даже свою фамилию убрал.
Это Андрей Хржановский, классик анимационного кино, а вот Яша Хромченко остался. Приезжал Окуджава, песни к фильму писал, но и это не спасло... Помню, Булат приехал, увидел, как мы живем хорошо: недалеко от Черного моря, да еще свой рыболовецкий сейнер, да икра черная, 4 рубля за килограмм, да раки — большущие, как лобстеры, такие вот громадины — бесплатно. Он тут же выписал жену Ольгу (Ольга Владимировна Арцимович. — «ВМ»), и та прилетела. Мы там часто общались.
—В какой момент вы стали смотреть на свою работу и с позиций режиссера тоже?
— Ну, во-первых, в мастерской у Сергея Аполлинарьевича Герасимова режиссеры учились вместе с актерами и привлекались к актерской работе: должны были выходить на площадку и играть, чтобы знать, почем «актерский хлебушек». Ну и организовывать сценическое действие не возбранялось никому, самостоятельно отрывки ставили и по русской литературе, и по зарубежной. Ну а потом у меня дома стал появляться коллега, он у меня ночевал, в чулане, на сундуке…
— Никита Михалков?
— Нет, Вася Шукшин. Говорит, ночую на Казанском вокзале, милиционер подходит — «уходи», иду на Ярославский, там часок поспал — опять «уходи», иду на Ленинградский. Так по кругу, по трем вокзалам, и ходил. Когда родителей не было, я предоставлял ему раскладушку.
А Никита Михалков — это уже в 1967 году было, я три года как закончил актерское образование. Попросился Никита на две ночи, а задержался на восемь месяцев.
Никита Сергеич просто создан для коммунальной квартиры. Вы бы знали, как он быстро влюбил в себя всех соседей. Рахиль Ароновна несла ему рыбку, навагу, Боря Янчер — капусточку с Дорогомиловского рынка. Он там парикмахером в Можайской бане работал.
— Вы, кстати, с Шукшиным когда общались, он уже был с Федосеевой в браке?
— Он еще был в браке с другой моей однокурсницей. Василий, пока учился на нашем курсе, два раза женился (в 1963 году Шукшин вступил в брак с Викторией Софроновой, дочерью писателя Анатолия Софронова. — «ВМ»). Потом он женился на Лидии Александровой (более известна как Лидия Чащина, по фамилии второго мужа; исполнительница роли Насти в фильме «Живет такой парень». — «ВМ»).
Потом развелся с ней — она на него донос написала в парторганизацию, приревновала к другой… А потом женился на Лиде Федосеевой.
Кстати, я теперь играю в спектакле «Калина красная» отца Любы — Байкалова. А Любу Байкалову играет Маша Шукшина. Очень разумная! Я с ней снимался первый раз, когда ей было полтора годика. Это в 1968 году было, в «Странных людях», Шукшин снимал. Но теперь уже она совсем взрослая. Пришла как-то потрясающая Маша и говорит: «Я теперь баба Маня!» Бабушкой стала.
— Вы же тоже дедушка. Две внучки, внук. Видите в них потенциал творческий? Станут они людьми сцены, экрана?
— Думаю, что рано еще говорить. Хотя танцевать любят, обе (внучки Екатерина и Елизавета. — «ВМ») около зеркала вертятся, смотрят, как и что. Ну, девочки, что же… А внук Петр увлекается химией. Но с таким же напором, с каким я увлекался драмкружком в его возрасте. Ему 14 лет. Книги серьезные читает… Научный работник!
— Вы и телеведущим работали, сменили Игоря Квашу в программе «Жди меня». Что стимулом послужило? Гонорар или хотелось себя в новом качестве попробовать?
— Я дважды Квашу замещал (в 2000 и в 2008 годах. — «ВМ»). Когда его здоровье подводило, нужно было подлечиться, в эти моменты обращались ко мне. Помню, мне Маша Шукшина звонила: «Надо бы помочь…» О гонораре я и не думал даже.
— Телевидение вообще смотрите?
— Нет. Разве что программу «Время». К тому же теперь я научился по этому самому… ну, по интернету: нажал «новости» — войны нет, значит, все нормально, все хорошо…
— В социальных сетях при этом вас нет, я не нашел.
— Для меня «Инстаграм» — это значит «им сто грамм», а мне как-то непонятно.
— Но вам же, наверно, хочется знать, что в этих «ынтэрнэтах» о вас молодые говорят?
— Не очень. Александр Сергеевич Пушкин учил: «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай глупца!»
— Вы рассказали, что познакомились с Булатом Окуджавой на съемках фильма «Шурка выбирает море». А где ваше знакомство с Владимиром Высоцким состоялось?
— Это было в 1961 году, в Севастополе, я тогда снимался у Герасимова в фильме «Люди и звери», а Володя — в «Увольнении на берег» (в главной роли там Лев Прыгунов). А устроил его туда второй режиссер Левон Кочарян, они в Большом Каретном в одном дворе жили. И еще одна картина снималась в то же время — «Человек-амфибия». И второй оператор по имени Мирон, как сейчас помню, приносил две бутылки спирта, которые им давали… на растирание, они же под водой снимались.
Но эти две бутылки оказывались вечером на столе. Мы покупали трехлитровую банку томатного сока и разводили, не подозревая, что это всемирно известный коктейль «Кровавая Мэри». Высоцкий брал гитару в руки и играл.
Но потом я ни одной песни из тех, что он тогда пел, не слышал. Или это были не его песни, или он больше их не исполнял. Потому что года через три-четыре появилась эта социальная сатира замечательная: «Что же ты зараза, бровь себе подбрила?» И я, когда Володю встретил, спросил: «Послушай, Вов, ну, ты, что ли, пишешь?» Он: «Да балуюсь!» Я говорю: «Балуйся, Володя, балуйся, очень хорошо получается!»
— Вы в театр в качестве зрителя ходите? Или только в качестве работника сцены?
— Сейчас, видите, из-за этой заразы вроде как не рекомендуется ходить…
— То есть Ольгу Бузову на театральной сцене так и не видели?
— Нет. Я, знаете, пока соответствующих рекомендаций не услышу, смотреть не пойду…
— Ну как, а своими глазами посмотреть? Вы режиссер, значит, собственное должно быть мнение.
— Я спрошу у тех людей, которым доверяю. И только тогда... Потому что есть спектакли, которые я действительно хочу посмотреть.
Я вот занят в постановке «Не в свои сани не садись!», в нем играют народная любимица Ира Муравьева и мой друг-приятель Боря Невзоров. Очень бы хотелось посмотреть спектакль в качестве зрителя.
— А Константина Богомолова привечаете как новатора?
— Вы знаете, я Константину Богомолову однажды указал очень отдаленный адрес, сказал: «Костя, не пудри мне мозги!» Меня позвал антрепренер в его постановку французской пьесы. Богомолов тогда еще не был таким известным.
И вот одна репетиция, вторая... ну, я не буду говорить, на чем мы не сошлись. Ну, просто по-разному мы понимаем…
— С вашей точки зрения, сильно изменилась отрасль? Если мы говорим и про кино, и про театр.
— Изменилась. Мы жаловались в советское время — очень много редактуры, и на студии, и в Госкино, а ведь халтуру-то не пропускали. Драматургия-то присутствовала. Как сказал один великий артист, «хороший фильм — это хороший сценарий, во-первых. Во-вторых, это очень хороший сценарий. И в-третьих, это гениальный сценарий!»
— Ну а молодежь талантливая есть?
— Есть безмерно талантливые. Я их вижу. Но играют… Куда ушла драматургия? Куда ушли драматурги? Они ушли в сериалы…
— Но вам грех жаловаться на этот жанр. Вы — звезда сериалов, можно сказать.
— Это вы справедливо заметили. У меня один сериал был — 320 серий («Любовь как любовь», телесериал 2006 года. — «ВМ»). Я даже заработал себе на домик, теперь живу за городом.
— Низкий жанр — высокие заработки!
— Но если говорить про сериалы, которые мне сегодня предлагают… Ну нет там той драматургии, которая, скажем, в той же «Каменской» есть. Вот таких сериалов я сейчас не вижу.
Комментарии (0)