Родственные узы всё-таки….

— Алин, ну пожалуйста, это же ненадолго, всего на месяц, — Игорь заметно нервничал. — Ты же знаешь, Саша от неё ушёл. А родители даже на порог не пускают. Ну прошу тебя…

Я всё понимала. И, наверное, согласилась бы, если бы не один тревожный момент. За Милой давно тянулся неприятный шлейф — привычка присваивать чужое. Где бы она ни появлялась, вскоре кто-то недосчитывался дорогих мелочей. Никто, конечно, напрямую её не обвинял, но сомнения оставались.

К примеру, года три назад у двоюродной сестры Игоря, Лены, исчезли серьги. Потом у свекрови из ящика пропали деньги. Но «потерпевшие» предпочитали молчать. Как-никак, семья.

Наверное, надеялись, что это ошибка. Что кто-то другой взял или сами переложили и забыли.

— Хорошо, — холодно ответила я. — Но максимум на месяц. И передай своей сестре: я под неё подстраиваться не собираюсь. У нас — своя жизнь, у неё — своя.

Игорь выдохнул так, будто с него сняли тяжёлый груз. В глазах мелькнула искренняя радость, и мне стало немного стыдно за резкость. А в субботу к нам приехала Мила — заплаканная, уставшая. С собой у неё был всего один чемодан. От неё тянуло сладкими, навязчивыми духами. Она долго обнимала меня и благодарила за приют.

— Я буду тише воды, ниже травы, — уверяла она. — Вы меня даже не заметите.

И действительно, первую неделю она вела себя идеально. Аккуратно мыла за собой посуду, включала телевизор только с разрешения и почти без звука. Извинялась и благодарила по любому поводу. Моё напряжение понемногу спадало, хотя где-то внутри всё ещё шевелилось сомнение.

На третий день я решила проверить вещи, которые были мне особенно дороги. Наличных мы дома не держали — всё на картах. Украшения я носила постоянно.

По-настоящему ценными для меня были лишь новые туфли в коробке, надетые один раз, шёлковая блузка — подарок мужа, французские духи и кашемировый свитер, так ни разу и не выгулянный.

Я всё пересмотрела.
Вещи были на месте — и я успокоилась.

Тем временем Мила устроилась продавцом. По вечерам возвращалась уставшая, благодарила за ужин, рассказывала о покупателях. С каждым днём я всё больше убеждала себя, что зря подозревала её.

Но это было заблуждение.

Однажды, открыв шкаф, я не нашла шёлковую блузку.

«Наверное, переложила», — решила я.

Я пересмотрела всё — безрезультатно. Тогда проверила остальное. Коробка от туфель оказалась пустой. А ещё через пару дней исчез свитер.

Я не устроила скандал. Я решила дождаться подходящего момента.

В четверг я вернулась домой раньше обычного, пока Милы не было, и заглянула в её комнату. Чемодан стоял за шкафом. Она почти им не пользовалась.

Я разобрала его полностью. На самом дне лежали мои вещи: блузка, свитер, туфли. И флакон с заметно убавившимися духами.

Внутри всё словно заледенело. Ни ярости, ни паники — только холодная ясность. Я разложила находки на кровати в спальне.

Вечером Мила вернулась в хорошем настроении, щебетала о работе. Я молчала. Потом Игорь ушёл к друзьям смотреть футбол, и мы остались вдвоём. Я предложила чай — она согласилась.

— Мил, — спокойно начала я. — Я сегодня пришла пораньше и решила навести порядок.

Она напряглась, вцепилась в чашку, натянуто улыбаясь.

— Когда я убиралась у тебя, — продолжила я, — мне попались очень интересные вещи.

Она побледнела, руки задрожали, чай пролился.

— Сейчас они лежат у меня в спальне. Я нашла их в твоём чемодане.

Мила закашлялась.

— Али… я хотела сказать… просто не успела…

— Не нужно, — перебила я. — Мне не хочется слышать ложь.

— Я думала, ты не заметишь, — выдавила она. — Ты ведь этим не пользуешься… Всё новое…

Я усмехнулась.

— То есть это повод брать чужое? Не «брать» — красть. Если бы ты одолжила и вернула — это одно. Но ты спрятала вещи, собираясь оставить себе. Это воровство.

— Прости… — она закрыла лицо и разрыдалась. — Мне нечего было носить. Денег нет, зарплата копейки…

— Но я заметила, — сказала я ровно.

— Ты Игорю скажешь? — тихо спросила она.

Я задумалась. Рассказать — значит причинить ему боль. Он всё равно оказался бы между двух огней.

— Нет, — ответила я. — Но ты уезжаешь. Завтра. Максимум — послезавтра.

— Куда мне ночью? — взмолилась она.

— Утром. Придумай любую причину. Главное — уйти тихо.

— Я больше так не буду… Я всё верну…

— Не надо. Я уже всё вернула. Твоим обещаниям я не верю. Ты делала это и раньше. Просто тебя не ловили.

Ты брала деньги у матери. Ты забрала серьги у кузины. И, боюсь, это не про нужду — это твой характер.

— Мне тебя жаль, — добавила я. — Потому что так жить тяжело. Но я не собираюсь быть твоим надзирателем.

Она ещё раз извинилась и ушла собирать вещи.

Игорю мы ничего не рассказали. На следующий день, вернувшись домой, я обнаружила пустую комнату и записку:

«Алина и Игорь, спасибо вам за всё. Я нашла вариант поближе к работе. Не хочу быть обузой. Благодарю».

Игорь улыбнулся:

— Как хорошо, что она так быстро справилась. Умница.

Я посмотрела на него и снова убедилась: иногда молчание — самый гуманный выбор. Жестоко заставлять человека выбирать между женой и сестрой.