Родители объявились после трёх лет молчания, когда дочь стала женой миллиардера. Но она их не простила

Ирина Андреевна, плотно сжав губы, расставляла по полочкам дешёвых фарфоровых статуэток в виде животных.

Владимир Аркадьевич мрачно перелистывал газету, изредка бросая укоризненные взгляды в сторону дочери.

Наталья, двадцатидвухлетняя девушка, с молчаливым упрямством мыла посуду после ужина.

— Наташ, ну что ты возишься? — голос Ирины Андреевны напоминал скрип незамазанной калитки. — Вечно у тебя всё медленно. Вот твой брат Егор уже институт закончил, на хорошую должность устроился. А ты? Третий год шьёшь что-то на этих своих курсах…

Наталья не обернулась. Она лишь крепче сжала губку. Мечты об учебе в художественном училище разбились когда-то о фразу отца: «Рисовать? Это не работа, а чепуха!»

Её попытки поступить на филфак сопровождались насмешками: «Кому ты с книжками нужна? Учись на нормальную специальность!»

— Я записалась на дизайнерские курсы в новом центре, — почти шёпотом проговорила Наталья. — Там сильные преподаватели…

— Опять деньги на воздух! — фыркнул Владимир Аркадьевич, громко перелистнув страницу. — Дизайнер… И что ты будешь оформлять? Подушки для бабушек? Надо было в экономику, как Егор. Престижно, доходно.

— Но мне не по душе экономика, пап, — прошептала она.

— По душе?! — Ирина Андреевна резко обернулась. — Работать надо, а не наслаждаться! В жизни главное — практичность. Вот Егор — пример. Девушку из приличной семьи нашёл. А ты… кто в тебя влюбится? Мечтательница вечно с опущенными глазами…

Наталью захлестнула горечь. Всю жизнь она была «не той»: слишком тихой, слишком фантазёркой, слишком непохожей — сплошное разочарование для родителей, обожавших уверенного, делового Егора.

Их «любовь» всегда была как медаль — вручалась за соответствие.

— Может, я просто не туда смотрю… — пробормотала она, но слова утонули в гуле телевизора, который включил Владимир Аркадьевич.

Три года спустя

Наталья почти исчезла из поля зрения родителей. Она перебралась в столицу: сначала подрабатывала официанткой, затем устроилась ассистенткой в небольшую дизайн-студию и снимала крохотную комнатку.

Звонила родителям редко, диалоги были скомканными и напряжёнными. Ирина Андреевна с Владимиром Аркадьевичем восприняли её отъезд как очередной провал.

— Ну куда она годится? Пропадёт, — твердили они за ужином Егору, который уже жил отдельно, но часто наведывался к ним.

Однажды вечером раздался звонок. Голос Егора был взволнован и почти на грани истерики:

— Мама, папа! Вы Наташу видели?! В газете! В светской хронике!

— Что? Какую Наташу? — Ирина Андреевна выхватила трубку. — Ты о чём?

— О ней! Наталья! Фото! С каким-то… Арсением Громовым! Знаете, кто это?! Громов! Из «Громов-Групп»! Один из самых богатых людей страны!

— Егор, ты в себе? О какой Наташе речь? — Владимир Аркадьевич вырвал трубку у жены.

Через час они вместе листали глянцевый журнал, привезённый Егором. На странице хроники, под заголовком «Благотворительный вечер молодых художников», была фотография Натальи.

Но это уже была не та скромная девочка. Перед ними — уверенная женщина в платье цвета шампанского.

Рука её лежала на руке статного мужчины с умными, усталыми глазами — Арсения Громова.

Подпись гласила: «Арсений Громов и его супруга Наталья на открытии выставки молодых талантов при поддержке «Громов-Групп».»

Комната погрузилась в ошеломлённую тишину. Ирина Андреевна первой заговорила, с хрипотцой:

— Супруга? Она… вышла замуж? За Громова?.. Но… почему ничего не сказала?

— Миллиардер… — прошептал Владимир Аркадьевич, сминая страницу. — «Громов-Групп»… колоссальные капиталы. И она — его жена?

Шок и недоверие на их лицах быстро сменились чем-то новым: жадным, торопливым расчётом. Срочно нужно было «мириться».

Уже на следующий день Ирина Андреевна позвонила. Голос её был липко-сладким:

— Наташенька! Родная наша! Мы так скучали! Увидели твою фотку в журнале… Такая ты стала красавица! А замуж вышла! За такого замечательного мужчину! Почему ты нам ничего не рассказала? Мы бы так обрадовались!

Наталья слушала поток сюсюканья, глядя в окно просторного кабинета в новой квартире, обставленной по её эскизам.

Арсений, сидевший напротив, с пониманием наблюдал за женой.

— Мама, я… — начала Наталья, но Владимир Аркадьевич уже перехватил трубку:

— Наташа, папа на линии! Мы тобой гордимся! Передай нашему зятю Арсению привет! Ждём вас в гости — или сами к вам приедем! Очень хотим познакомиться!

Наталья положила трубку.

— Они хотят приехать, — тихо сказала она Арсению. — Вдруг. После трёх лет молчания. Как только увидели журнал.

Он встал, подошёл, обнял за плечи.

— Решать тебе. Захочешь — примем. Не захочешь — найдём повод отказаться.

Наталья помолчала, затем кивнула:

— Пусть приезжают. Я должна это увидеть.

Ирина Андреевна в лучшем платье, но всё равно выглядевшая чужой в изысканном интерьере, осыпала дочь неестественными комплиментами.

Владимир Аркадьевич, неловко сжимая фарфоровую чашку, всё говорил про бизнес Арсения, его «мощное мышление» и «блестящие проекты», бросая подобострастные взгляды на зятя.

За обедом Ирина Андреевна положила свою руку на руку дочери:

— Наташенька, я всегда знала — в тебе есть нечто особенное. Алмаз! Арсений просто умница — разглядел! Мы так счастливы!

Наталья отняла руку. Посмотрела на мать, затем на отца, который тут же поддакнул:

— Верили мы в тебя, дочка! Просто… переживали. Хотели тебе счастья. Вот — ты нашла свою судьбу. С таким человеком!

Повисла тишина. Даже Арсений отложил приборы, глядя на жену.

Наталья сделала глоток воды. Голос её был тихим, но твёрдым:

— Мама, папа… Вы помните, как смеялись, когда я говорила про дизайн? Как мои рисунки называли мазнёй? Как сравнивали с Егором — каждую мою четвёрку превращали в повод?

— Наташа, ну не надо… — попыталась вставить Ирина Андреевна.

— Вы не любви хотели, — продолжила Наталья. — Вы хотели послушную копию Егора. Без мечт, без требований. Ваша «любовь» включалась, когда можно было мной похвастаться.

Она подняла на них глаза. Там не было злости — только ледяная ясность.

— А теперь вы здесь, потому что я — жена Арсения Громова. Потому что рядом со мной — состояние, которое вам удобно считать «моей судьбой». Только это вас заинтересовало.

— Наталья! Мы же родители! — побледнел Владимир Аркадьевич.

— Да. И это делает всё больнее. Потому что вы любили не меня, а образ. Теперь — отражение Арсения. Это не любовь. Это — расчёт.

Она встала. Арсений поднялся следом.

— Спасибо за обед. Машина вас уже ждёт.

Ирина Андреевна разрыдалась — от страха потерять доступ к «золотому будущему», а не от раскаяния.

Владимир Аркадьевич хотел что-то сказать, но взгляд дочери был непреклонен.

Наталья стояла у окна и наблюдала, как их машина исчезает за поворотом.

— Ты в порядке? — спросил Арсений.

— Теперь — да. Я всё сказала. Я увидела их настоящими. И поняла: мне больше не нужно их одобрение. Не нужно это фальшивое тепло.

Она обняла мужа.

Любовь родителей не купили деньги Арсения. Они лишь сорвали с неё маску — навсегда.