«Прошлой ночью в Сохо»: экзистенциальный нуар о потере себя

Эдгар Райт, режиссер «Малыша на драйве» и «Скотта Пилигрима», снял эстетский детектив, в котором ностальгия перерастает в страх, сны перетекают в реальность, а самореализация идет рука об руку с дереализацией.

• Мечты о Лондоне 
• Танцующая в полумраке 

Фильмы часто становятся жертвами рекламного позиционирования. «Драйв» Николаса Виндинга Рефна продавали как динамичный боевик с погонями. «Таинственный лес» М. Найта Шьямалана притворялся мистическим триллером. Прокатчики «Суинни Тодда» Тима Бёртона даже пытались скрыть, что это мюзикл. 

С «Прошлой ночью в Сохо» случилось нечто подобное. С легкой руки рекламщиков картина прикидывалась хоррором, интригуя поклонников жизнерадостного режиссера Эдгара Райта, до этого почти не снимавшего мрачных картин. На деле же фильм оказался сложнее, и отнести его к какому-то конкретному жанру трудно. Тем сложнее его продавать.

Пугать, безусловно, будут, однако страх здесь связан не столько с мистикой и потусторонним, сколько с кризисом личности и попытками избавиться от призраков прошлого — в буквальном и переносном смысле. Это исследование опасностей романтизации, сеанс психотерапии, на котором рассказываешь о своем желании отдалиться от реальности и жить в своих мечтах до тех пор, пока это не начинает тебя разрушать. 

Красота и отвращение не всегда противоположны — иногда они дополняют и усиливают друг друга, порождая уникальную смесь чувств, которую сложно передать на экране. Но у «Прошлой ночью в Сохо» это выходит мастерски и на зависть динамично. А чистокровного же хоррора лучше поискать где-то еще.

Мечты о Лондоне 

Элоиза на седьмом небе от счастья — ее приняли в престижную лондонскую школу, где она будет учиться дизайну одежды. Об этом она мечтала давно и уже делает собственные платья. Но переехать в Лондон она хочет не только ради учебы — дома ее терзают воспоминания о матери, которая из-за ментальных проблем совершила самоубийство, когда девушка была еще совсем маленькой. Большой город же обещает совсем другую жизнь и возможность наконец-то оставить это в прошлом и не видеть мать, всякий раз смотря в зеркало.

Перед отъездом Элоиза решает, что будет представляться Элли. Ассоциирует ли она себя с героиней «Волшебника страны Оз», неизвестно, но совершенно точно что Лондон для нее сродни сказочной стране. Она успела нафантазировать, как именно должна сложиться ее жизнь, но реальность закономерно ее обжигает. Однокурсницы начинают высокомерно смеяться над ней из-за любви к 60-м, которую они воспринимают как старомодность. Влиться в студенческую жизнь удается плохо, а общежитие оказывается непереносимо шумным и слишком нервным. Поэтому Элли решается снять комнату в старом доме, где живет одинокая пожилая женщина, а в свободное от учебы время подрабатывать в пабе. Так она хотя бы немного может приблизиться к жизни, о которой мечтала: слушать виниловые пластинки с любимой старой музыкой и оставаться наедине с собой. 

Когда Элли буквально переносится назад в 60-е, сама подача сцены вызывает полнейший восторг — наблюдая за головокружительным движением камеры заслуженного корейского оператора Чун Чжунхона, работавшего над «Олдбоем» и «Служанкой», проникаешься любовью к эпохе, даже если до этого был к ней равнодушен. Но впечатление обманчиво — пышно украшенные улицы, вывески клубов и кинотеатров лишь ненадолго скрывают обратную сторону изящного фасада. 

Перевоплощение Элли в Сэнди, харизматичную и уверенную девушку из 60-х, приковывающую к себе взгляды взрослых мужчин, лишь частично. Хотя они делят чувства и эмоции, Элли всегда наблюдает за происходящим как бы со стороны, что сначала можно списать на логику сна, но позже, когда прошлое и настоящее начинают перемешиваться, напоминает тяжелые приступы дереализации. Жизнь Элли растворяется, и, если поначалу она стремится вернуться в приятный полусон, то потом не может от него избавиться: любимая музыка становится пугающей, улицы заполняют безликие призраки, а события 60-х не дают покоя.

Здесь и запрятан главный ужас картины — неспособность вернуть себя из-за вышедшей из-под контроля мечты. Прятаться там вечно не получается. Фильму впору ставить триггер-ворнинг: пережившим дереализацию смотреть его будет сложно. Слишком много там точных образов, вроде попытки достучаться до себя будто бы через зеркало, вновь объединить сознание и тело. Человек слаб, и против бунтующего разума противопоставить ему нечего.

Это не значит, что повествование «Прошлой ночью в Сохо» ограничивается лишь экзистенциальным уровнем. Детективная история, разворачивающаяся сразу в двух временных пластах, тоже находит свое разрешение, даря фильму эмоциональную кульминацию. Она, возможно, несколько предсказуема, но кино это ничуть не портит. Все-таки внутренний конфликт для него важнее внешнего.

Танцующая в полумраке 

Концепция картины просит визуальных изысков, и команда фильма припасла их, с одной стороны, в изобилии, с другой — ровно столько, сколько нужно, чтобы не перетягивать на себя внимание. 

У Эдгара Райта чудесным образом выходит заполнять хронометраж композициями 60-х годов, не засоряя при этом смысловое пространство. Все песни ложатся на как влитые, развивая и дополняя сцены.

В картине много движения. Двигаются как камера, так и актеры — почти любой эпизод характеризуется в первую очередь действиями. Так лента подстраивается под ритм танца — между временем, мечтой и реальностью, от комфорта к страху и обратно. В отличие от «Малыша на драйве», который зависел от музыки и того, по душе ли она зрителю сама по себе, в «Сохо» изображение и звук почти равноправны.

Стилистически фильм заимствует элементы самых разных жанров, от неонуара и мюзиклов до джалло, отлично работает с яркими красками и темнотой, направляя зрительское внимание так, чтобы тот не пропустил ничего важного. Здесь тоже не обошлось без противопоставлений. Часто полумрак уютнее цвета, который ассоциируется с чем-то опасным — будь то кровь или обманчиво жизнерадостная вечеринка привилегированных господ. 

И все же «Прошлой ночью в Сохо» далек от категоричности. Когда речь идет о ментальных состояниях, она чаще всего только вредит. Поэтому и Эдгар Райт как режиссер и автор сценария не объявляет ультиматум ни настоящему, ни прошлому. Победа в примирении, а не уничтожении, надо только научить все свои ипостаси сосуществовать.

Статьи по теме:

• Как «Драйв» стал сокровищем современного неонуара
• «Цензор»: детектив без разгадки, хоррор без ужасов
• «Последняя дуэль» Ридли Скотта: современное Me Too в несовременном Средневековье