Настя плакала так сильно, что Мария растерялась, не зная, что делать: то ли взять стакан воды, то ли полотенце. Вокруг девочки уже валялись четыре насквозь мокрых платка.
— Так, успокойся! Вы опять не поняли друг друга. Давай разберемся! Все будет хорошо!
— Не будет! — Настя бросила стакан с водой о стену. Крик оказался таким громким, что из соседней комнаты послышался голос Людмилы Петровны, матери Марии.
— Машенька, что случилось? Что разбилось?
Звук разбитого стекла и испуганный взгляд Марии привели Настю в себя.
— Прости… — она икнула, стараясь сдержать рвущийся крик. — Я не хотела…
— Ничего страшного, Настенька. Сиди пока. Не вставай. Я уберу осколки. А потом поговорим, ладно? Тебе просто нужно немного успокоиться.
Пока Мария подметала пол и вытирала воду, Настя продолжала сидеть на краешке стула и плакала. Но теперь это были не слезы возмущенного ребенка, а горькие слезы человека, осознавшего, что его бросили. Как ненужную сломанную игрушку, у которой и поломки-то не было.
Настино лицо, и без того пухлое, еще больше отекло, глаза превратились в узкие щелочки, и Мария, вздохнув, протянула ей свежее полотенце.
— Настенька, успокойся. Все наладится. Я поговорю с твоей мамой.
— А зачем с ней говорить? Она уже все для себя решила. Знаешь, что мне сказал Вадим? — голос Насти теперь звучал совершенно спокойно и безжизненно.
— Что именно? — Мария напряглась.
Она никогда не видела свою крестницу такой. Настя всегда была жизнерадостной девочкой, и происходящее сейчас пугало Марию до глубины души.
— Что я уже взрослая. И я должна оставить маму в покое. Ей нужно устраивать свою жизнь. Понимаешь? Я ей больше не нужна…
— Настенька! – Мария присела на корточки и взяла девочку за руки. Пальцы Насти были ледяными. – Так не бывает! Она твоя мама! Понимаешь? Она тебя носила, рожала, кормила… Растила столько лет. Даже кота или собаку вот так просто из жизни своей не выбросишь, а тут ты… Человек… Ее девочка…
— Я больше не ее девочка… — Настя подняла глаза и посмотрела прямо на Марию. Ее темно-голубые глазищи, опушенные длинными густыми ресницами, сейчас были почти черными. И та боль, что таилась в них, была такой силы, что Мария просто прижала к себе девочку. Страх накрыл ее с головой. Что, если этот ребенок… ее ребенок… сорвется?!
— Не надо! Настенька, не руби с плеча! Я с тобой! Мы все решим!
— Ничего уже не решится. Все решено.
Настя обмякла в руках Марии и прижалась лбом к ее плечу.
— Тетя Маша, можно я у тебя пока останусь. Ненадолго. Переночевать. Я боюсь сейчас идти на улицу. А завтра я уйду.
— Куда это? Что ты выдумываешь?! Никуда я тебя не отпущу! Так… Ты голодная? Есть хочешь?
Настя покачала головой.
— Нет. Очень спать хочу.
— Тогда, ложись. Давай, я тебе постелю. А я пойду маму искупаю и чай тебе сделаю потом, хорошо? Мы выпьем с тобой его, если не уснешь, и постараемся успокоиться.
Настя только молча кивнула в ответ. Ее вдруг охватила апатия. Сколько она бродила по улицам, пока не пришла к Марии? Настя не помнила. С мамой они поругались ещё утром, перед школой. Вадиму снова не понравился внешний вид Насти, и он устроил скандал.
— Куда ты смотришь?! – почти кричал он на Настину маму. – Ты видела в чем она собралась в школу идти? И вообще, туда ли она собралась? Или в другое место? Юбку можно и подлиннее надеть!
Настя одергивала недавно купленную матерью юбку и чуть не плакала. Какое Вадиму дело до того, какую одежду она носит?! В школе был строгий дресс-код, и короткие юбки были под запретом. Поэтому та, что была на Насте, выглядела вполне прилично. Но Вадим так не считал.
Он вообще придирался к Насте по малейшему поводу. Не так смотрит, не так стоит, не так сидит, не так посуду моет.
— Тебя мать ничему не научила! Ничего. Я займусь твоим воспитанием!
Настя искренне не понимала, почему этот странный человек, которого она знает без году неделя, командует.
— Ты на ноги свои посмотри! – презрительно фыркал Вадим. – С такими мини не носят! И вообще! Похудеть тебе не помешает! Будешь бегать по утрам!
Поначалу Настя эту угрозу всерьез не приняла. Но уже на следующее утро отчим просто стащил ее с кровати, заставил натянуть спортивный костюм и кроссовки, а потом выставил за дверь квартиры.
— Вперед!
Бегать Настя, конечно, не стала. Она никогда не любила спорт и занималась в секции волейбола лишь по настоянию матери. Нагрузок ей вполне хватало. А то, что она была пухленькой? Так стройности взяться было попросту неоткуда. В роду Насти все женщины были такими – невысокими, немного полноватыми, но с хорошей фигурой. Не всем же быть худышками!
Пока Настин папа был жив, он умилялся, глядя на дочку. А когда его не стало, никому больше не было дела до того, как Настя выглядит. Кроме Марии. Та покупала крестнице нарядные платьица и костюмчики, приносила заколочки и бантики, которые потом валялись на комоде в спальне Настиной мамы, так как у той попросту не было времени, чтобы заплести дочери косички.
Да и косичек у Насти тоже не было. Она носила короткую стрижку, потому что мама очень уставала на работе и ухаживать за длинными волосами дочери ей было не с руки.
Настина мама, Елена, очень много работала. А когда она не работала, то ухаживала за бывшей свекровью и своим отцом, разрываясь между двумя квартирами, которые были расположены в разных частях города.
— Лена, может быть тебе нанять сиделку? – Мария пыталась хоть как-то донести до подруги, что ребенку нужна мать.
— Денег где взять на это, Маша? – устало вздыхала Елена. – Я бы и рада была! Настеньку жалко… И себя жалко… И маму, и отца… Они же не виноваты, что болеют!
— Нужно уговорить их хотя бы съехаться! Тогда тебе не придется мотаться по городу!
— Не хотят! Я уж и так, и эдак, но они уперлись! Плакать начинают, просят… А, что я могу поделать? Взяла крест – тащи! И не ной! Так моя бабушка говорила…
— Глупости говорила твоя бабушка! – сердилась Мария. – Вон, твой крест сопит! Уже неделю тебя не видела! Чьим-то капризам ты потакаешь, а ребенка своего услышать не хочешь! Она скучает, Лена! Я не могу ей заменить тебя!
— Знаю, Машенька! И я очень благодарна тебе за то, что ты мне так помогаешь! Но они же мои родители… Отец, как мамы не стало, совсем плох… А свекровь… Ты же знаешь, сколько она для меня сделала! Как поддержала, после того, как мужа моего не стало! С Настей помогала, меня подняла, когда я решила, что мне жизнь не мила. Как я ее теперь брошу?! Нет! Нельзя!
Она себя не жалела, хотя ей тоже плохо было. Может быть, даже хуже, чем мне! Сына, ведь, потеряла! А она не себя, а меня тогда жалела… Разве теперь не моя очередь ее пожалеть?
Марии ничего не оставалось, как согласиться. Она, конечно, помогала, как могла, забирая девочку сначала из детского сада, а потом и из школы, но этого явно было мало.
Настя почти не видела мать. Она засыпала раньше, чем Елена приезжала за ней, и частенько девочку даже не будили, чтобы не прерывать первый, самый нежный сон.
— Пусть у меня остается. Я завтра ее отведу.
Мария, у которой личная жизнь так и не сложилась, привязалась к Насте и иногда гнала от себя мысль, что девочке куда лучше было бы с ней, чем с родной матерью.
А потом все изменилось. Сначала ушел отец Елены, а чуть позже, всего через несколько месяцев, и свекровь.
Елена оплакала свои потери и занялась дочерью.
Насте было хорошо с мамой. Они много времени проводили вместе. Елена сменила работу, и у нее появилась возможность общаться с дочерью не по полчаса в день.
Настя отпустила волосы, ходила с мамой по магазинам, выбирая себе наряды, и хвасталась крестной подарками, которыми радовала ее теперь Елена.
Все так и продолжалось бы, легко и приятно, если бы Елена не встретила Вадима.
То ли длительный целибат, то ли безрадостная жизнь, к которой Елена уже успела себя приучить, стали причиной того, что у нее совершенно пропало чувство меры в этих отношениях, но она не видела никого и ничего вокруг, кроме Вадима.
— Околдовал он тебя, что ли? – недоумевала Мария, когда подруга, сияя от счастья, рассказывала ей о своей жизни. – Лен, опомнись! Я только и слышу от тебя – Вадим то, Вадим это. А где твой ребенок во всем этом? Настя где? Она звонила мне на днях. Плакала… Ей плохо, Лен. Она скучает по тебе!
— Что за глупости, Маша?! Настя при мне! Она с нами! У нее все есть, и она ни в чем не нуждается! Чего еще-то?
— А ты не понимаешь?! Маму ей нужно! Маму! Поговорить с тобой, поделиться чем-то, рассказать, как дела… Ты же даже дневник у нее перестала проверять! И классная ее отругала. Сказала, что если не будет подписи родителей, то разговаривать они будут в кабинете у директора! Ты понимаешь, чем это грозит?!
— Чем же?
— Настю могут у тебя забрать!
— Что за ерунда! Кто может у меня забрать ребенка?! Я отличная мать!
— Не знаю… Ты так в себе уверена! А я вижу, что Насте плохо… Лен… Ты только не ругайся сразу, но… Может быть, ты отдашь мне Настю? Пусть живет у меня, как раньше! А ты устраивай свою жизнь. У вас с Вадимом может появиться свой ребенок…
Елена даже отвечать Марии не стала. Просто встала и ушла.
Так они поссорились, хотя даже не ругались…
Насте запретили звонить крестной, но она все равно это делала, одалживая телефон у кого-то из подруг.
— Тетя Маша, он купил собаку!
— Что?!
— Добермана! Не щенка, а уже взрослого пса! Сказал, что он будет меня гонять, чтобы я бегала! Я его боюсь!
— Кого, пса?
— И его тоже…
Мария несколько раз пыталась вызвать на разговор Елену, но та или не отвечала на звонки, или сбрасывала вызов, услышав голос подруги. А когда Мария приехала к ней, потеряв всякое терпение, просто не открыла подруге дверь.
А потом Настя пришла среди ночи к Марии вся в слезах.
— Я не смогла… — Настя сжимала в руках чашку с горячим чаем так, что Мария мягко, но решительно отобрала ее, боясь, что девочка обожжется. — Тетя Маша, я не смогла…
— Что ты не смогла, Настенька? – обнимала девочку, пытаясь ее успокоить, Мария.
— Не смогла прыгнуть…
Этот плач шепотом, тихий и беспомощный, был самым страшным, что слышала в своей жизни Мария.
— Откуда ты собиралась прыгнуть? Зачем?
— С моста… Который над железной дорогой… Ребята говорили, что если оттуда, то… сразу… Но мне стало так страшно!
— Господи! Настя! Ты что?!
— А что мне делать?! – Настя плакала так горько, что Мария не знала, то ли вызывать скорую, то ли пытаться успокоить девочку самостоятельно. – У меня теперь никого нет! Я одна!
— Настенька, а я? – Мария заставила девочку поднять голову. – Я с тобой, слышишь?! И если твоя мама тебя не слышит, то меня она услышит точно!
— Не думаю…
Через час, когда Настя, наконец, уснула, Мария прокралась на цыпочках в комнату матери.
— Мамочка, мне нужно уйти. Я быстро. Туда и назад. Дверь запру. Ключи оставлю тете Любе на всякий случай. Боюсь, как бы Настя не проснулась и глупостей не наделала.
— Успокоилась она?
— Не знаю. Я, конечно, постаралась ее успокоить, но мне кажется, что единственный, кто может это сделать – это Елена.
— К ней поедешь?
— Да.
— И что скажешь?
— Пока не знаю. И как пойдет там все – не знаю. Поэтому, и попрошу тетю Любу, чтобы она за вами присмотрела.
— Поезжай! Ты все делаешь правильно, доченька! «Кто обидит одного из малых сих…» Я буду молиться!
— Да, мама. Молись! Мне так страшно никогда не было! Если Елена меня не услышит, то я напишу заявление на нее и Вадима. Не могу я оставить Настю с ними, понимаешь? В следующий раз она шагнет с этого моста… И как мне потом с этим жить?!
— Все верно! Ты права! Поезжай!
Сидя в такси, Мария прикидывала то так, то этак, как начать разговор с подругой, но все пошло совсем не по плану.
— Ты! Как ты посмела сюда явиться?! Где моя дочь?! – Елена чуть ни с кулаками накинулась на Марию. – Отвечай! У тебя она?!
— Да.
— Видишь? Я же говорил! Все с твоей Настей в порядке! Пороть ее некому! – ухмыльнулся Вадим, поглаживая собаку, которая жалась к его ноге. – Разбирайтесь здесь сами, девочки. Мне завтра на работу.
Он свистнул собаке и прикрыл за собой дверь в квартиру.
И вот тогда Мария не сдержалась. Она была куда сильнее и выше Елены, а потому, когда та принялась опять распекать ее за то, что Настя нашла приют в доме крестной, просто влепила подруге две увесистых пощечины.
— За что? – Елена, отлетев к стене, просто потеряла поначалу дар речи.
— За все хорошее! – впервые за все годы знакомства с Еленой Мария не скрывала свою злость. – Опомнись, Лена! Что ты творишь?! Дочь на штаны променяла?! Ты знаешь, что твой ребенок сегодня чуть не решил, что жизнь не стоит того, чтобы радоваться ей хоть немного?! Что ты за мать такая, если девочка твоя уходит из дома?! Своего дома! Где командует теперь посторонний мужик! Неужели этот человек, который нагло ухмыляется мне в лицо, зная, что его усилиями мы рассорились после стольких лет дружбы, стоит того, чтобы так за него держаться?! Или ты любишь его настолько, что готова забыть обо всем?! В том числе, и о своем ребенке?!
— Маша… Ты меня ударила…
— И не жалею об этом! Все это время вы вот так, наотмашь, били Настю! Своим равнодушием, своей уверенностью в том, что делаете все правильно! Худеть ей надо?! На себя посмотри! Ты же никогда не была стройной! Мешало это тебе? Нет! За тобой бегали самые красивые мальчики сначала в школе, а потом и в институте
. Ты выбрала того, кого полюбила, и вышла за него замуж. Пусть ваша жизнь семейная была не очень длинной, но она была! Лен! Была! И Настя у тебя была!
— Есть…
— Нет, Лена! Она у тебя была! И теперь тебе придется очень постараться, чтобы это слово сменилось на другое. На то, которое вернет вам ваше время! Твое и твоего ребенка! Я не знаю, простит ли она тебя… Слишком много там боли! Той боли, которую ты ей причинила! И твой Вадим тут совершенно ни при чем! Это был только твой выбор – сделать так, чтобы твоему ребенку захотелось уйти от тебя!
— Про меня говорите, девочки? – Вадим приоткрыл дверь, прислушиваясь к разговору. – Лена, хватит уже! Мне завтра вставать рано! Завязывай! Мария! Если хочешь забрать Настю – бери! Отрезанный ломоть! Все равно у нас будут свои дети, да, Лен? А эта все равно больше жила у тебя, Мария, чем с матерью, вот и отбилась от рук! Что теперь с ней сделаешь? Лен, ты чего?
Вадим попятился, когда Елена шагнула вдруг к нему и прошипела, будто разъяренная кошка:
— Не тебе решать!
А потом метнулась в квартиру, оставив Марию и изумленного Вадима на пороге. Через минуту на лестничную клетку полетели вещи Вадима, и Мария, усмехнувшись, погрозила ему пальцем:
— Попробуй, тронь ее!
— Это ты во всем виновата! – разъяренный Вадим схватил за ошейник отчаянно лаявшую собаку. – Вы у меня еще попляшете!
Угроза эта так и осталась угрозой. Больше Вадим в жизни Елены так никогда и не появился.
А утром Настя проснулась и, вспомнив о том, что случилось, заплакала. Теплые, такие знакомые ладони прошлись по ее щекам, вытирая слезы, и девочка открыла глаза.
— Мама…
— Прости меня…
И тишина обняла их, а потом укрыла мать и дочь легким покрывалом нежности.
Потому, что иногда не нужно слов, чтобы понять и простить того, кого ты любишь. И не хватит никаких слов, чтобы вымолить прощение за то, чего уже не вернуть. Можно лишь попытаться построить что-то новое, освободив душу и сердце от руин несбывшихся надежд и забытых желаний. А насколько удачной будет эта попытка, покажет время.
Мария прислушалась к тому, что происходило за дверью комнаты, где провела ночь Настя, а потом на цыпочках пробежала по коридору в спальню мамы.
— Ну как, Машенька?
— Мама, я ужасный человек! Я сделала то, что ты мне всегда запрещала! Влепила пощечину, и, кажется, даже не одну, Лене…
— Помогло?
— Мам!
— Ответь мне!
— Кажется… Но это же неправильно!
— А кто знает, как правильно, Маша? Кто знает, как жить так, чтобы не жалеть ни о чем? Я тебе отвечу! Никто! Потому что нет универсального рецепта! И еще…
— Что, мамочка?
— Мне так жаль, что у тебя нет детей… Ты была бы самой лучшей мамой на свете! Я это точно знаю!
Через несколько лет, в одном из лучших ресторанов города, невеста пройдет по залу, держа в руках две тарелочки с кусочками свадебного торта.
— Мамы! Я вас потеряла! Держите! — скажет она, протягивая тарелочки Елене и Марии.
Маленькая девочка, задремавшая на руках у Марии, тихонько хныкнет, пробуждаясь, что вызовет дружный смех всех троих женщин.
— Как вовремя! Мама Маша, давай я ее подержу! — скажет Настя, забирая свою крестницу у Марии.
— Настенька, она может помять тебе платье!
— Ничего страшного! Пусть! Подумаешь, платье! Пойдем танцевать! Догоняйте!
Фотограф, заметив невесту с нарядной, заразительно смеющейся девочкой на руках, тут же начнет фотографировать, торопя своих помощников, чтобы не упустить удачные кадры.
Гости зааплодируют, наблюдая, как Настя танцует с малышкой, и кто-то спросит, чей это ребенок.
— Какая разница? — улыбнется Настя. — Дети чужими не бывают! А эта девочка — дочь той, кто всегда это знал!
The post first appeared on .
Комментарии (0)