— Что за нескладный ребёнок! — отрезал Артём, в голосе прозвучала холодная насмешка. Он не удостоил мальчика даже беглого взгляда, сразу уставился на Кристину, будто требуя от неё мгновенной реакции. — У него совсем руки не из того места? Вечно что-то роняет и пачкает.
Фраза прозвучала как пощёчина. Кристина увидела лицо сына — перекошенное от страха, залитое слезами. И в этот миг у неё будто что-то щёлкнуло внутри. Артёму не нужен её мальчик. Но нужен ли он ей самой? Как назвать женщину, которая закрывает на это глаза?
Мишу Кристина брала к себе только по выходным. Но раньше всё было иначе: они жили вдвоём. Она постоянно чувствовала усталость, но иногда — и тихое счастье.
У мальчика не было отца: тот исчез, едва узнав о беременности. Тогда мать Кристины сказала ей твёрдо:
— Если тяжело, возвращайся домой. Я всегда смогу о вас позаботиться.
Но Кристина недавно оформила ипотеку — её отец помог с первым взносом, стараясь хоть так загладить свою вину за годы равнодушия. Возвращаться в родной город Кристина не захотела. Решила, что справится сама: получала пособие, брала подработки, редко просила помощи. И почти всё у неё получалось. Кроме борьбы с одиночеством.
Вечерами оно накатывало ледяной волной: после работы не оставалось сил, Миша капризничал, не хотел ложиться спать. Кристина с трудом сдерживала раздражение, читала сказку дрожащим голосом и ненавидела себя за это. Когда же он засыпал, в квартире воцарялась мёртвая тишина. Она стояла на кухне, глядя на немытую посуду, и ощущала, как одиночество сдавливает виски и горло. Ей было тридцать, и её жизнь свелась к трём точкам: офис, садик, квартира. Бег с препятствиями между ними. Для чего-то ещё — места не оставалось.
Однажды мама позвонила и сказала:
— Держись, доченька. Я уже собираю чемоданы.
Кристина опешила.
— Куда?
— Переезжаю. Квартиру продала. Буду искать жильё рядом с тобой. Иначе ты так и будешь одна, как и я в своё время.
Через три дня мать появилась у её двери с двумя тяжёлыми сумками.
— Где мой главный мужчина? Мишутка! Бабушка приехала!
Она влетела в квартиру, будто вихрь, сметая серость и тишину. Сразу запахло её жасминовыми духами и пирогами, которые она непременно привезла.
Первые дни казались сказкой: горячие ужины, выглаженные вещи, сияющий от внимания Миша. Кристина ехала на работу без тяжести на сердце. Даже позволяла себе задержаться ради проекта.
Но вскоре сказка сменилась старым знакомым порядком: мать брала всё под свой контроль. Вроде не ругала, а лишь делала мягкие замечания, но у Кристины всё было «не так»: кружка стоит не там, суп пересолен, Мишу одевает слишком легко. И ещё — зачем ему рисование, лучше бы шахматы.
Кристина ощущала, как её жизнь постепенно растворяется в чужих правилах. Она стала гостьей в собственном доме. А мама твердилa:
— Давай я возьму это на себя, а ты хоть вздохнёшь спокойно. Займись собой, личной жизнью. Зарегистрируйся на сайте знакомств, сходи на свидание.
Как-то вечером, разливая чай, мама будто между делом сказала:
— Я уже присмотрела квартиру. Совсем рядом, через пару домов. Съездила, посмотрела — буду покупать.
Кристина обрадовалась: теперь всё устроится. Мама будет рядом, и это удобно. Но радость оказалась преждевременной: едва мать переехала, как заговорила о том, что Мише лучше жить у неё.
— Ты хотя бы вздохнёшь свободно! — убеждала она.
Кристина не умела спорить и даже почти поверила: может, и правда? Ведь в будни она видит сына лишь вечером, а на выходные будет забирать его к себе — вроде ничего страшного.
Но в первую же ночь, когда мальчик остался у бабушки, одиночество вернулось с утроенной силой. Кристина вышла на балкон и уткнулась лбом в холодное стекло. Машины шумели внизу, окна соседей зажигались одно за другим, а в горле стоял тугой ком. Это ли называлось «свободой»? Почему же от неё было только больно?
Мама старалась, чтобы дочь не чувствовала себя исключённой: присылала фотографии и короткие отчёты.
«Миша съел всю кашу!»
«Гуляем в парке».
«Выучил стишок — послушай!»
На снимках мальчик улыбался, бегал, был ухожен и доволен. Кристина пыталась радоваться, но внутри жгло одно — он прекрасно обходился без неё. Это открытие было мучительным.
По настоянию матери она завела анкету на сайте знакомств. Свидания с разными мужчинами сливались в одну череду. Один говорил только о себе и своих бизнес-идеях. Другой с порога заявил, что ищет женщину для хозяйства. Третий был добродушен, но скучен. Кристина улыбалась, поддерживала разговор, а сама думала: «Во сколько Миша лёг? Не забыла ли мама про капли от аллергии?»
Она ловила себя на том, что всё время вставляет в беседу «А мой Миша…», «А мы с сыном…». Одни собеседники хмурились, чувствуя подвох: мать ищет отца для ребёнка. Другие снисходительно улыбались. Её мир, казалось, сузился до одного слова — «мама». А теперь и это у неё отняли.
На работе Кристина с головой ушла в проект, который давно откладывала. Теперь можно было сидеть в офисе допоздна. Коллеги удивлялись её рвению.
— Кристина, да ты у нас сотрудник года! Наверняка получишь самую большую премию!
От премии она бы не отказалась: теперь ей приходилось подкупать внимание Миши подарками, иначе мальчик сразу тянулся к бабушке.
— Мам, а бабушка купила мне огромный конструктор, — сиял он. — Мы весь вечер собирали, но всё равно не успели! Можно я завтра к ней пойду с утра, а не вечером?
— Хорошо, — отвечала Кристина, и ревность жгла горло.
Однажды, укладывая его спать, она напела старую колыбельную. Но сын перебил:
— Мам, а бабушка рассказывает мне сказки про дедушку-героя. Это правда?
— Правда, — прошептала она.
Хорошо, что он узнавал о прадеде. Но раньше он слушал только её сказку про космического кота, а теперь ждал других историй. Она оставалась матерью, но уже не центром его вселенной. И это было самой страшной расплатой за её уступки.
Вскоре мама оказалась права — однажды Кристина действительно почувствовала облегчение. Произошло это, когда она встретила Артёма. Сайты знакомств не помогли — его ей представила коллега.
— Невозможно смотреть, как ты столько работаешь, — сказала та. — У меня есть знакомый — будто для тебя создан. Умный, весёлый, без вредных привычек.
Артём и правда казался подарком судьбы. В отличие от прежних кавалеров, он не таращился на официанток, умел слушать и шутить так, что Кристина впервые за долгое время смеялась искренне. Архитектор, в разводе, без детей. Довольно скоро они начали встречаться: он забирал её после работы, водил в тихие рестораны без детского шума, дарил не игрушки для Миши, а книги и парфюм. Разговаривал с ней о кино, искусстве, путешествиях — обо всём, что вытеснило когда-то одиночество и бесконечные заботы. С Артёмом она снова ощущала себя женщиной — лёгкой, желанной, интересной.
Через месяц Кристина решилась познакомить Артёма с Мишей. Они отправились в зоопарк. Артём купил мальчику мороженое, терпеливо отвечал на его нескончаемые «почему?» о животных. Но Кристина, научившаяся за годы материнства считывать малейшие оттенки настроения, чувствовала: сын ему не по душе. В улыбке мужчины читалась натянутость, во взгляде — отстранённость. Он рассматривал ребёнка так, будто тот был неудачным чертежом.
По дороге назад, когда Миша уснул на заднем сиденье такси, Артём наконец выдохнул:
— Славный парень. Энергичный.
Но в голосе его слышалась лишь сухая констатация факта, не тепло.
Позднее вечером, сидя дома за бокалом вина, Кристина наконец решилась сказать самое важное. В её голосе звучала надежда:
— Я думаю, скоро заберу Мишу обратно. Мама, конечно, помогает, но он ведь мой сын. Я ужасно скучаю.
Она ждала понимания, но Артём потемнел лицом. Долго вертел бокал, глядя на вино, а не на неё.
— Кристина, — начал осторожно. — Я ценю твою материнскую заботу. Но будь честной с собой: ты только-только ожила. У тебя снова появилась жизнь. Карьера пошла в гору. Мы можем позволить себе поездки, концерты, просто отдыхать без суеты. Ты правда хочешь вернуться к тому хаосу? Ночные вставания, уроки, беготня по утрам… У нас и так мало времени друг для друга.
Слова повисли между ними тяжёлым грузом. Кристина понимала: он вступил в отношения с самостоятельной, интересной женщиной, а не с матерью семилетнего мальчика. Ребёнок для него был обузой, лишним «багажом».
После того разговора Артём начал отдаляться: звонки редели, встречи становились короче, а на вопросы он всё чаще отвечал «завален работой». Кристина чувствовала — теряет его. Это пугало, потому что он олицетворял для неё ту «нормальную жизнь», о которой она так долго мечтала.
В отчаянии она позвонила матери. Сквозь слёзы выложила всё: и про холодность Артёма к Мише, и про своё отчаяние. Мама выслушала и тяжело вздохнула.
— Доченька, а я о чём говорила? Мужчина хочет рядом женщину, а не загнанную лошадь с ребёнком. Ты сама говорила, он умный и перспективный. Такие не будут возиться с чужими детьми. Он честно тебе всё объяснил.
Кристина слушала поток «здравого смысла», который жёг сильнее упрёков.
— Он тебя ценит, хочет быть с тобой, — продолжала мать. — А Мише у меня хорошо! Он привык. У него своя комната, друзья во дворе. Он накормлен, ухожен. Зачем снова смотреть на твои слёзы и усталость? Оставь всё как есть. Построй свою жизнь. Я уж о внуке позабочусь.
И Кристина уступила. Не потому, что поверила матери, а потому, что спорить сил не осталось. Страх остаться одной оказался сильнее инстинкта.
Через месяц Кристина решилась познакомить Артёма с Мишей. Они отправились в зоопарк. Артём купил мальчику мороженое, терпеливо отвечал на его нескончаемые «почему?» о животных. Но Кристина, научившаяся за годы материнства считывать малейшие оттенки настроения, чувствовала: сын ему не по душе. В улыбке мужчины читалась натянутость, во взгляде — отстранённость. Он рассматривал ребёнка так, будто тот был неудачным чертежом.
По дороге назад, когда Миша уснул на заднем сиденье такси, Артём наконец выдохнул:
— Славный парень. Энергичный.
Но в голосе его слышалась лишь сухая констатация факта, не тепло.
Позднее вечером, сидя дома за бокалом вина, Кристина наконец решилась сказать самое важное. В её голосе звучала надежда:
— Я думаю, скоро заберу Мишу обратно. Мама, конечно, помогает, но он ведь мой сын. Я ужасно скучаю.
Она ждала понимания, но Артём потемнел лицом. Долго вертел бокал, глядя на вино, а не на неё.
— Кристина, — начал осторожно. — Я ценю твою материнскую заботу. Но будь честной с собой: ты только-только ожила. У тебя снова появилась жизнь. Карьера пошла в гору. Мы можем позволить себе поездки, концерты, просто отдыхать без суеты. Ты правда хочешь вернуться к тому хаосу? Ночные вставания, уроки, беготня по утрам… У нас и так мало времени друг для друга.
Слова повисли между ними тяжёлым грузом. Кристина понимала: он вступил в отношения с самостоятельной, интересной женщиной, а не с матерью семилетнего мальчика. Ребёнок для него был обузой, лишним «багажом».
После того разговора Артём начал отдаляться: звонки редели, встречи становились короче, а на вопросы он всё чаще отвечал «завален работой». Кристина чувствовала — теряет его. Это пугало, потому что он олицетворял для неё ту «нормальную жизнь», о которой она так долго мечтала.
В отчаянии она позвонила матери. Сквозь слёзы выложила всё: и про холодность Артёма к Мише, и про своё отчаяние. Мама выслушала и тяжело вздохнула.
— Доченька, а я о чём говорила? Мужчина хочет рядом женщину, а не загнанную лошадь с ребёнком. Ты сама говорила, он умный и перспективный. Такие не будут возиться с чужими детьми. Он честно тебе всё объяснил.
Кристина слушала поток «здравого смысла», который жёг сильнее упрёков.
— Он тебя ценит, хочет быть с тобой, — продолжала мать. — А Мише у меня хорошо! Он привык. У него своя комната, друзья во дворе. Он накормлен, ухожен. Зачем снова смотреть на твои слёзы и усталость? Оставь всё как есть. Построй свою жизнь. Я уж о внуке позабочусь.
И Кристина уступила. Не потому, что поверила матери, а потому, что спорить сил не осталось. Страх остаться одной оказался сильнее инстинкта.
Единственное, что Кристина оставила за собой, — это субботы с Мишей. Артём не возражал, хотя и старался эти дни проводить в стороне. Но Кристина не сдавалась: придумывала совместные прогулки, надеясь, что рано или поздно они станут семьёй.
Однажды они втроём пошли в кафе. Миша ел блинчик с шоколадом, старательно пробуя пользоваться ножом и вилкой, как настаивал Артём. Кристина замечала, как сын напряжён, боясь ошибиться. А взгляд Артёма был снисходительным, даже раздражённым. Ей хотелось сказать: «Да пусть он ест, как ему удобно!», но слова застревали в горле. Она слишком боялась разрушить хрупкий мир, который строила.
И тогда всё произошло. Миша потянулся за стаканом с соком, задел его рукавом, и тот с грохотом разбился о кафельный пол. Мальчик ахнул и расплакался.
— Что за нескладный мальчишка! — резко бросил Артём, с холодным презрением. Он не посмотрел на ребёнка, а уставился прямо на Кристину, требуя от неё немедленной реакции. — Совсем рук нет? Всё валит и марает.
И в тот миг Кристина увидела себя со стороны. Кто она? Женщина, которая терпит унижения ради сомнительных отношений? Мать, позволяющая чужому человеку оскорблять её сына? Та, что молчит от страха остаться одной.
Молчание длилось несколько секунд. Потом Кристина встала, лицо было бледным, но спокойным.
— Миша, идём домой.
Сын тут же бросил недоеденный блинчик и вытер слёзы рукавом. Артём недовольно поморщился.
— Я, пожалуй, не поеду с вами.
— И не нужно, — сказала Кристина ровно. — Думаю, нам лучше прекратить общение.
Артём даже не попытался удержать её. Он просто ушёл, хлопнув дверью.
Когда мать узнала о разрыве, только тяжело вздохнула:
— Ну зачем ты всё разрушила? Ну поругал чуть-чуть — с кем не бывает. Так ты никогда личную жизнь не устроишь, дочка. Ни один нормальный мужчина не станет возиться с чужим ребёнком.
Но на этот раз Кристина не дрогнула.
— Значит, не судьба, мама. Мой сын — не «чужой». Он всегда будет первым.
Она забрала Мишу обратно. Квартира снова ожила: смех, игрушки под ногами, шум и радость. Они были вместе. И это было главным.
The post first appeared on .
Комментарии (0)