Мы не обязаны содержать твоего ребёнка

— Мы не обязаны кормить твоего сына, — произнесла Маргарита Петровна с ледяным спокойствием.

Анна стояла у плиты, помешивая суп, стараясь не подать виду, что слышит каждое слово. За её спиной свекровь нарезала ветчину на тонкие кружки, аккуратно раскладывая их на блюдо — будто нарочно тянула время, чтобы успеть сказать лишнее.

Из соседней комнаты доносился лёгкий скрип кровати — Лёша сидел у себя, в той самой маленькой комнате, что им «великодушно» выделили. Он не выходил уже второй день. Просто лежал и смотрел в потолок.

— Мальчик совсем не разговаривает, — бросила Маргарита Петровна, будто между делом, но с оттенком подозрительности. — Это вообще нормально для его возраста?

Анна не успела ответить.

— А ест-то небось за троих, — добавила она, чуть усмехнувшись. — Такие всегда стесняются, а потом пустой холодильник.

Анна застыла. Руки дрожали, ложка звякнула о кастрюлю.

— Я сама зарабатываю, — сказала она тихо, но твёрдо. — И на себя, и на сына. Никого не обременяю.

Маргарита Петровна пожала плечами:

— Ну конечно. Только тут у тебя всё готовое. Стас платит за свет, за газ, продукты покупает. Тебе остаётся только улыбаться.

В этот момент в дверь вошёл Стас — весёлый, с растрёпанными волосами, в расстёгнутой куртке. В руках хлеб и пакет с котлетами.

— Всё, женщины, праздник живота обеспечен! — радостно заявил он. — Сейчас ужин приготовлю!

Анна посмотрела на него, не улыбаясь.

— Стас…

Он даже не обернулся.

— Мам, соль не забыла купить?

— Конечно, сынок, — отозвалась та. — Я ж мать, всё помню.

Анна просто вытерла руки, прошла мимо них и тихо прикрыла за собой дверь.

В тот вечер она собиралась поговорить о школьной поездке.
У Лёши — конец учебного года. Класс едет во Львов: три дня, музеи, экскурсии, автобус, ночёвки. Он давно мечтал.

Когда он впервые упомянул поездку, голос дрожал — будто боялся, что мать сразу скажет «нет». И Анне стало стыдно: ведь именно «нет» она и подумала. Зарплата ещё не пришла, сбережений почти не осталось.

Она решила вечером поговорить со Стасом. Всё-таки — муж. Семья.

За ужином стояла гробовая тишина. Только ложки звенели о тарелки.

— Стас, — осторожно начала Анна. — У Лёши в школе скоро экскурсия…

Он поднял глаза от телефона:

— Ага. И что?

— Поездка во Львов. Три дня. Всё включено. Стоит восемь тысяч.

Он нахмурился.

— До пятницы надо оплатить, — добавила она.

Пауза затянулась.

И тут свекровь громко положила вилку.

— Стасик, — сказала она с нажимом. — Ты хоть понимаешь, что делаешь? Мы не обязаны тратить деньги на чужого ребёнка!

Анна будто получила удар. Воздуха не стало. Лёша встал из-за стола, не говоря ни слова, и ушёл в комнату.

Стас молчал. Глаза в тарелку.

Маргарита Петровна продолжала есть, будто ничего не сказала.

Ночью Анна не сомкнула глаз. Слушала, как муж храпит, как свекровь бродит по кухне, наливает воду. Лёша лежал рядом — тихий, неподвижный, но она знала: он не спит.

Утром, не выдержав, Анна открыла шкаф, достала старую дорожную сумку и начала складывать вещи.

— Уборку устроила? — насмешливо спросила свекровь, входя на кухню. — Правильно, порядок — дело нужное. Мы теперь все вместе живём, каждый должен знать своё место.

Своё место.

Слова ударили сильнее, чем крик.

Анна повернулась, медленно выдохнула и тихо сказала:

— Лёш, собирайся.

— Куда? — спросил он испуганно.

— Уходим.

Свекровь поперхнулась чаем.

— Что значит уходим? Куда?!

— Не знаю, — ответила Анна. — Но не здесь.

В этот момент из спальни выскочил Стас — взъерошенный, в одних трусах.

— Что происходит?!

— Мы уходим, — повторила Анна.

— Ты с ума сошла?

— Нет. Просто поняла, что дальше нельзя.

Он шагнул ближе:

— Давай спокойно обсудим.

— Вчера у тебя была возможность говорить. Когда твоя мать унизила моего сына. Но ты промолчал, Стас.

— Она вспылила!

— Нет. Она сказала то, что думает. А ты — согласился молчанием.

Свекровь вскрикнула:

— Я здесь живу! И если тебе что-то не нравится — дверь открыта!

Анна кивнула:

— Спасибо. Этой дверью я и воспользуюсь.

Лёша стоял рядом с рюкзаком. Готов.

Они вышли. Стас выбежал следом, босиком, на лестницу:

— Анна! Постой! Мы же семья!

Она не обернулась.

Съёмную квартиру она нашла за день — старый дом, облупленные стены, скрипучий пол, но тихо. Деньги заняла у подруги.

Стас звонил. Писал:
«Прости. Вернись. Я всё понял».
«Мама не хотела».
«Я люблю вас».

Анна читала — и молчала.

Лёша не разговаривал. Часами сидел у окна, наблюдая, как другие дети гоняют мяч во дворе.

На работе Анна путала бумаги, забывала назначения. Коллега Ольга однажды посадила её в ординаторской и налила чай:

— Говори. Всё.

Анна рассказала. Про свекровь. Про Стаса. Про то, как мальчик встал из-за стола и просто ушёл.

Ольга выслушала, потом сказала:

— У меня недавно старушка одна лечилась. Сказала: “Если мать не защитит своего ребёнка, потом всю жизнь себе этого не простит”.

Анна долго не могла забыть эти слова.

Через пять дней пришёл Стас. Стоял на пороге, в руках — цветы и маленький динозавр.

— Можно войти?

Анна кивнула.

Он сел на диван, долго вертел пакет в руках:

— Я всё понял. Мама была неправа. И я… я тоже. Прости.

— За что именно?

— За то, что не встал на вашу сторону. Не защитил.

Анна посмотрела прямо ему в глаза:

— Стас, ты пытаешься понравиться всем сразу — и матери, и мне. Но в жизни так не бывает. Надо выбирать.

— Что ты хочешь? Чтобы я выгнал её?

— Нет. Хочу, чтобы в следующий раз, когда она скажет про Лёшу хоть слово, ты не молчал. Чтобы ты сказал: “Это мой сын”.

Он замялся.

— Но он ведь не…

Анна резко поднялась.

— Договори. Не твой по крови? Так?

Он опустил голову.

— Уходи, — сказала она. — И возвращайся только тогда, когда поймёшь, кто ты. Муж или маменькин мальчик.

Прошло три недели.
Анна уже привыкла к новой жизни. Работала без выходных. Лёша всё так же молчал.

И вдруг — сообщение от Ольги:
«Аня, срочно. Стас только что звонил. У его матери инсульт. Она в реанимации».

Анна застыла.
Можно было не ехать. Но она понимала: если не поедет — станет такой же холодной, как Маргарита Петровна.

— Лёш, — позвала она. — Едем. К бабушке.

В больнице было холодно. Пахло хлоркой. Стас сидел в коридоре, бледный, растерянный.

— Ты пришла… — прошептал он.

Анна кивнула.

— Я помогу. Знаю врачей, поговорю с заведующим.

— Спасибо, — выдохнул он.

— Я делаю это не для тебя, — тихо сказала она. — А потому, что так правильно.

Почти месяц Анна ухаживала за свекровью. Следила за капельницами, разговаривала с врачами, вытирала ей лицо.

Та долго не приходила в себя. Потом открыла глаза. И заплакала. Беззвучно.

— Не плачьте, — сказала Анна. — Всё будет хорошо.

Губы Маргариты Петровны дрогнули. Едва слышно:

— Прости.

Анна сжала её руку:

— Я не держу зла.

В этот момент в палату вошли Стас и Лёша. Мальчик держал торт с одной свечкой.

— Мы решили отпраздновать, что бабушка поправляется, — сказал он неуверенно.

Стас подошёл к кровати, взял мать за руку и твёрдо произнёс:

— Мам, это Лёша. Мой сын.

Маргарита Петровна посмотрела на мальчика и, спустя несколько секунд, кивнула.

Прошёл год.
Жизнь изменилась.

Анна мыла посуду, Стас помогал ей вытирать. Лёша делал уроки за столом.
Маргарита Петровна дремала в кресле у телевизора.

— Если бы ты тогда не ушла… — тихо сказал Стас.

— Мы бы так и жили, — ответила Анна.

Он обнял её.
— Спасибо. За всё.

Она улыбнулась.

В квартире впервые за долгое время стоял мир.