«Иваново детство» Андрея Тарковского: так начиналась легенда
14:25 04 апреля 2022
К 90-летию культового режиссера вспоминаем его нашумевший полнометражный дебют, который лишь на 30 лет младше своего автора.
«Иваново детство», реж. Андрей Тарковский Кадр из фильма
«Иваново детство» (1962) Андрея
Тарковского – безусловный шедевр советского кинематографа, один из главных
антивоенных фильмов хрущевской «оттепели», не нуждающийся в представлении.
Вольная экранизация повести Владимира Богомолова «Иван» о мальчике, потерявшем
на войне семью и ставшем разведчиком в немецком тылу, не только принесла
начинавшему тогда режиссеру – вчерашнему выпускнику ВГИКа – общемировую
известность и победу на Венецианском кинофестивале, но и вошла в историю как
образец искусства оператора, звукорежиссера и художника-постановщика.
Принципиально важным для визуального
повествования фильма стало использование в картине низкого светового ключа. Так называется техника съемки, при которой
в итоговом изображении преобладают темные тона, а светлые тона либо малочисленны,
либо отсутствуют вовсе. В тематическом смысле эта стилистика соответствует в
фильме мрачной военной реальности, сотканной из тревоги, напряжения, опасности
и страха. Болезненные сны Ивана, в которых мальчик видит то ли идиллические
картины своего довоенного детства, то ли сюрреалистические мечты о нем, напротив,
сняты в высоком световом ключе. При
такой съемке изображение выполняется в светлой тональности, что создает у
зрителя ощущение мягкости, нежности, покоя и легкости. Похожего эффекта –
приятного воздушного полета внутри сна – Юсов добивается в самом начале фильма с
помощью двигающегося крана, на котором находится герой Николая Бурляева.
«Иваново детство», реж. Андрей Тарковский Кадр из фильма
На эмоциональное состояние
публики Тарковский и Юсов влияют не только с помощью световых схем. Субъективная камера «от первого лица»,
передающая личный взгляд и внутреннее состояние персонажа, позволяет нам
погрузиться в сон вместе с Иваном (ритмическая передышка) и убежать вместе с
Машей от Холина (момент взрыва). Вниманием аудитории авторы управляют в том
числе посредством искусственных обрамлений (вспомните одинокую скрипящую дверь
посреди поля, в границах которой появляется безумный старик) и линейной перспективы – такого построения
изображения, при котором четко прослеживаемые линии, исходящие от наблюдателя в
глубину пространства, стремятся сойтись в одной точке. Хрестоматийная сцена с
колодцем и кадр с полусгоревшим сараем – выдающиеся примеры такой композиции.
«Иваново детство», реж. Андрей Тарковский Кадр из фильма
Неосознанное ощущение тревоги помимо
темной тональности у зрителя создают специфические ракурсы съемки и иные
композиционные решения. Когда Иван в дебюте картины просыпается и выходит из
укрытия, мы видим «голландский угол»
– знаменитый ныне прием, при котором камера смотрит на объект снизу вверх, а
горизонт завален набок. Такой ракурс регулярно использовался в картинах
немецких экспрессионистов, классических хоррорах и нуарах первой половины XX века,
чтобы посредством камеры передать публике беспокойное и даже безумное состояние
героя, находящегося в опасности или душевном смятении. Когда взволнованный Иван
тщетно пытается убедить взрослых не отправлять его в Суворовское училище, на
переднем плане очевиден «зарезанный» портрет Грязнова, что создает в кадре
состояние конфликта, неопределенности. В то же время оригинальный ракурс
«из-под воды» в упомянутой выше сцене с колодцем, где герой Бурляева касается
пальцами водной глади, напротив, рождает на экране атмосферу волшебного
сновидения, ирреальной сказки.
«Иваново детство», реж. Андрей Тарковский Кадр из фильма
Вовсю Тарковский и Юсов
эксплуатируют и глубину кадра. Распределение внимания между передними и задними
планами в картине нередко регулируется за счет перемещений актеров и умелой
фокусировки внутри одной мизансцены. Кроме того, второй план в «Ивановом
детстве» зачастую активен и обогащает изображение. В сцене, где Катасоныч
садится рядом с Грязновым, в окне вдали видны военные работы – едва заметная,
казалось бы, мелочь, оживляющая второстепенное пространство кадра. Похожим
образом выстроена композиция в одной из хрестоматийных сцен «Гражданина Кейна»
(1941) Орсона Уэллса, где маленький Чарльз играет в снежки на втором плане,
пока взрослые общаются в доме.
Работа с деталями и источниками
света – отдельное достоинство «Иваново детства». Например, сжатая гильза от
снаряда выступает здесь в качестве импровизированной фронтовой лампы: обычная
для военного быта фактура выглядит нетривиально в мирное время. Другой
осветительный прибор, напротив, аккуратно спрятан от зрителя за котелком в
сцене, где Иван настойчиво требует от Гальцева связаться со штабом армии. А небогатый
тематический натюрморт, который Холин собирает Ване в дорогу, не выглядел бы
столь впечатляюще и метафорично без пистолета на столе.
«Иваново детство», реж. Андрей Тарковский Кадр из фильма
Главное достижение
художественного цеха фильма состоит в том, что с помощью минимальных средств и
мобилизации творческих ресурсов ему удалось получить на экране крайне
убедительный результат. Так, мертвый затопленный лес оказался реальной натурой,
которую Вадим Юсов обнаружил в процессе выбора натуры. Местные колхозники
построили плотину, чтобы разводить уток, но не учли рельеф местности, затопили
участок леса, и деревья погибли. Фиаско одних обернулось редкой удачей для
других: кинематографисты получили абсолютно подлинную, необычную и – что важно
– бесплатную фактуру для картины. Руинированный фрагмент разрушенной церкви и кренящийся
крест, одинокие огарки деревьев и полусгоревший сруб над колодцем, безмятежные
лошади и рассыпанные яблоки на песчаном берегу – крайне экономичные варианты обустройства
пейзажа в условиях ограниченного бюджета.
«Иваново детство», реж. Андрей Тарковский Кадр из фильма
Звук в «Ивановом детстве» тоже
проработан на высшем уровне, но обращает на себя особое внимание по
преимуществу лишь там, где рассинхронизирован по картинке со своим источником.
Когда Иван, пребывая в безопасной тишине среди своих, пишет письмо Холину, в
закадровое пространство по принципу контраста и диссонанса неожиданно
вторгается шум войны – топот марширующих сапог, взрывы снарядов и немецкая
речь. То же самое происходит, когда мальчик, оставшись наедине с собой,
начинает воображаемую игру с наказанием пленного фашиста: звук в этой сцене не
совпадает с картинкой, но оказывается сильнее, значимее ее. Наконец, в финале
ленты, услышав звук действия, происходившего ранее, мы домысливаем его
изображение в своей голове постфактум. Все эти несущественные, на первый
взгляд, формальные детали и решения, приемы и ходы, некогда казавшиеся
спорными, а ныне признанные гениальными, во многом остаются незаметными современному
зрителю и не осознаются им как нечто важное, но именно они – наряду с
идейно-философским содержанием картины – превращают «Иваново детство» в
подлинный шедевр советского и мирового кино, по которому можно учиться и
которым стоит восторгаться даже через 60 лет после его премьеры.
Почему-то мы не можем найти ваши данные. Напишите, пожалуйста, в специальный раздел обратной связи: Не смогли найти емейл. Наш менеджер разберется в сложившейся ситуации.
Комментарии (0)