Дина Аверина. Секретное оружие сборной России

Я смотрела на сестру и не понимала: «Второе место? Ариша, как такое возможно, как мы могли ТАК...

Я смотрела на сестру и не понимала: «Второе место? Ариша, как такое возможно, как мы могли ТАК подвести страну?!»

О том, что произошло на летних Олимпийских играх в Токио, долгое время не могли говорить даже друг с другом. Рухнуло все, к чему с сестрой шли эти годы, о чем мечтали... Случившееся было похоже на страшный сон. Я стою на пьедестале и еле сдерживаю слезы — вторая, всего лишь вторая! А у Ариши вообще четвертое место. Как это могло случиться? Так вышло, что вопрос, почему происходит так, а не иначе, преследовал нас всю жизнь...

Когда мама узнала, что беременна, в семье очень надеялись, что родится сын — для полного набора. Полине, нашей старшей сестре, к тому времени было два года. На УЗИ маму обрадовали: «Мальчишка! И... еще один мальчишка». У родителей был шок: как это? В нашей семье ни у кого близняшек не было, а тут еще и 1998 год — кризис, дефолт...

В Заволжье, где жили родители, работы не было совсем. Папа, бывший футболист, со спортивным упорством каждый день вставал в шесть утра и уезжал на заработки в Нижний Новгород. С середины девяностых у него с компаньонами было свое ООО, которое занималось продажей запчастей к машинам марки ГАЗ, ремонтом двигателей и переоборудованием авто — например могли на «Волгу» вместо обыкновенного поставить двигатель с электронным впрыском. Тогда это было очень перспективным направлением.

Маме тоже было сложно усидеть на одном месте. Она рассказывала, как на седьмом или восьмом месяце беременности каталась на американских горках — ничего не боялась. Было бы даже хорошо, если б это бесстрашие передалось сыновьям, но... родились девочки. С разницей в двадцать минут и похожие друг на друга как две капли воды — мы с сестрой. Даже после роддома нам вешали бирочки с именами на ножки, чтобы не перепутать, где Дина, а где Арина. А недавно мы узнали, что родители до сих пор сомневаются, кто из нас кто.

Нам с сестрой не было еще и годика, когда нас решили крестить. И вот церемония закончилась, мама с папой отошли куда-то, а нас оставили с бабушкой. Детьми мы были очень подвижными — пока одну одеваешь, другая куда-то уже уползла. Но уследить за нами у бабушки все же получилось, а вот за отличающими нас бирками — нет. Соскользнули бирки с ножек. Стала искать, а они на полу рядом с пеленальным столиком. Бабушка, конечно, растерялась и от испуга сразу никому ничего не сказала — повесила обратно как посчитала правильным. С того времени я Дина, а сестра — Ариша. Хотя, может, все и наоборот.

Мама, узнав позже о случившемся, даже не стала переживать: «Что я, своих детей не различу?» Но сомнение все же закралось. И окончательно утвердилось, когда она посмотрела программу про близнецов. «Тот, кто родился первым, — более сильный и жесткий, второй ребенок — поспокойнее, понежнее», — говорилось в передаче. К тому моменту нам с сестрой исполнилось девять лет, и разница в характерах стала очевидной: родившаяся первой Ариша была мягкой и сговорчивой, а я — резкой, взрывной. Тут у мамы все и сложилось: детей перепутали! Но менять она ничего не стала — решила оставить как есть. Тем более что к кому из нас ни обратись, мы до сих пор отзываемся обе — настолько привыкли, что все путают.

Чтобы научиться нас различать, хватит и десяти минут общения. А если внимательно приглядеться, сразу найдете знаки отличия. В школе Аришу определяли по красному пятнышку на щеке. Такой же сосудик был и у мамы в детстве, но к окончанию одиннадцатого класса исчез — как и у Ариши. Эта метка была настолько яркой, что спутать нас можно было только по незнанию. Хотя однажды нам удалось провести учительницу. Мы тогда уже занимались художественной гимнастикой, домой возвращались поздно, а домашней работы по истории задали — четыре параграфа учить. Мы договорились: я выучу первый и третий, Ариша — второй и четвертый. Чей параграф вызовут отвечать, тот и пойдет.

Как в воду глядели: «Арина, к доске! Расскажи нам первый параграф, пожалуйста!»

Сестра смотрит на меня испуганными глазами.

— Давай я выйду, — предлагаю ей.

— Ну давай...

Никто не заметил подмены. Но было так стыдно и страшно, что мы решили больше никогда не пользоваться сходством и никого не обманывать.

У Ариши есть еще три заметные отметины — шрамы на лбу. Первый она получила лет в пять или шесть. Мы с родителями ехали на день рождения к нашей подруге. Сестра выходила из машины, споткнулась о маленький камешек и упала головой на большой. Историю другого, самого заметного, наша мама до сих пор вспоминает с ужасом.

Дело было глубокой ночью, все спали. Вдруг страшный грохот. Мама прибегает в нашу комнату, включает свет — Ариша лежит на полу с закрытыми глазами и вся в крови. Как это могло случиться? У родителей шок. От общей паники и криков Арина... просыпается и не понимает, в чем дело. Оказалось, во сне она неловко повернулась, ударилась об угол стоящего рядом шкафа и рассекла себе лоб. Но так крепко спала, что не почувствовала ни боли, ни того, как свалилась с кровати. Мама, понятное дело, стала звонить знакомому врачу, наплевав, что уже три часа ночи: «У нас тут Арина. Да, опять...» — но сестра ее оборвала: «Никуда не поеду и зашивать меня не надо!» Сейчас жалеет: если б тогда согласилась поехать в больницу, может, и не было бы этого шрама.

Виновником третьего рубца стало знакомство сестры с булавой. Ариша сделала риск — это когда бросаешь, например, булаву, делаешь много вращений и ловишь. Ариша поймала — булава разбила ей голову. Рассечение было настолько серьезным, что без помощи медиков уже не обошлось — лоб зашивали. Родители узнали об этом, только когда пришли с работы и увидели перебинтованную дочь. С тех пор мы шутим, что Ариша без травм — это не Ариша.

Говорят, у близнецов особая связь. Нам ее долго не удавалось наладить — маленькими мы постоянно дрались и ругались. Успокоить нас могла только Полина, с которой мы обе в то время были очень близки. Всем в округе объявляли, что мы не просто сестры, а тройняшки. На Полину, тогда еще совсем маленькую девочку, легла вся ответственность за нас. «Как старшая сестра ты должна следить за младшими», — говорили родители, уезжая рано утром на работу. Полине на тот момент было шесть, нам — по три. Присматривать за нами еще оставалась бабушка, а папу с мамой мы почти не видели — они возвращались поздно ночью, когда все уже спали. Большую семью надо было как-то кормить, а родители хотели не просто прокормить — дать нам лучшее. В Заволжье мы жили в трехкомнатной квартире, летом ездили на море и ни в чем не нуждались.

Со старшей сестрой было очень весело. Полина с трех с половиной лет ходила на художественную гимнастику и с тренировок всегда возвращалась с какими-то новыми трюками — то на мостик с ног встанет, то на шпагат сядет. Мы с Аришей завороженно смотрели: «Тоже так хотим!» — и повторяли за сестрой.

Когда подросли и в семье встал вопрос, в какой кружок нас отдать — на гимнастику или танцы, выбор был очевиден. Возможно, мама таким образом хотела воплотить в жизнь свои собственные нереализованные амбиции: в юности она тоже занималась «художкой», но до серьезного уровня не дошла.

В четыре года мы пошли на просмотр к Ларисе Викторовне Беловой. «Поднимите ножку... О, какая хорошая растяжка! Оставляйте, будем пробовать», — сказала она нашей маме после короткого просмотра. Та вздохнула с облегчением: наконец-то нашей бешеной энергии нашлось применение.

Первые тренировки мало походили на настоящие. У нас была полная свобода действий: мы носились по залу, залезали на шведскую стенку, когда просили — садились на шпагат и дальше себе бесились. Лариса Викторовна даже не пыталась нас обуздать: «Пусть пока бегают».

Мне кажется, поначалу она не воспринимала нас всерьез и особых ставок не делала. Ну занимаются девочки — для осанки, для фигуры. Обычное дело, многие мамы как раз по этой причине в «художку» своих дочерей и отдают.

Гимнастика требовала серьезных вложений — не только наших физических, но и финансовых. Полине, которая тогда уже выступала на серьезном уровне, шили купальники на заказ, каждый — по сорок — пятьдесят тысяч рублей. Огромные деньги по тем временам, тем более для многодетной семьи. А у каждой спортсменки таких купальников должно было быть хотя бы штуки две. И это не считая расходов на предметы и тапочки, которые очень быстро дырявились — папа зашивал нам их ночами.

Когда мы были маленькими, своих купальников у нас с Аришей не было — на соревнования мама просила Белову дать нам те, что у нее были от других гимнасток, собирали по знакомым. И мы мечтали: вот попадем в сборную России, будут у нас и свои купальники, и форма красивая, и тренироваться мы будем со звездами и у самой Ирины Александровны Винер! Но пока проходили первые соревнования, на которых мы с сестрой не особо отличились.

Помню, как на одно из таких приехали родители. Мы увидели маму и начали плакать: «Заберите нас домой! Мы не хотим выступать! Нам страшно!» С того времени она не ездила с нами ни на одно выступление. И до сих пор не смотрит соревнования, в которых мы участвуем, даже онлайн. «Я всегда нервничаю и переживаю. А вам мое волнение ни к чему», — объясняла мама.

Действительно, когда в зале не было родителей, мы чувствовали себя как-то спокойнее: не было страха — вдруг выступишь плохо и родителям за тебя придется краснеть. Потом уже бывало стыдно перед тренером: ей-то каково, когда мы позоримся?

Если у нас ничего не получалось, Лариса Викторовна очень обижалась. Это срабатывало, и мы показывали хороший результат: по десять, а то и двадцать чистых повторов. Однажды она закрыла нас одних в зале. Вернулась поздним вечером, чтобы проверить, не сбежали ли. А мы все это время работали. На тренера это произвело сильное впечатление: «Какие характер и крепкие нервы надо иметь, чтобы так заниматься!»

Когда родители поняли, что из нас может что-то получиться, они решили продать квартиру в Заволжье и переехать в Нижний Новгород — там было побольше возможностей, чем в нашей деревне. Сначала жили на съемной квартире в нашем маленьком городке, потом денег стало не хватать — родители делали ремонт в купленной квартире в Нижнем, и мы переехали к бабушке, которая тоже жила в Заволжье. А вот на новоселье в новенькую квартиру в Нижнем Новгороде мы с Аришей не смогли приехать — нас уже ждала Москва.

Чтобы попасть в сборную России, по результатам соревнований надо оказаться в восьмерке лучших. В 2010 году первенство России проходило в Санкт-Петербурге. Лариса Викторовна заставляла делать множество прогонов перед выходом, чтобы все получалось на автомате.

«Не переживайте, не волнуйтесь, все будет хорошо!» — напутствовала она перед выходом. Но мандража у нас и не было. Мы ведь приехали просто выступать, не надеялись, что займем хоть какое-то место. В итоге Ариша оказалась на втором, я — на третьем. И мы обе в сборной России! Даже не верилось — как такое могло случиться? В России очень много талантливых и перспективных девочек, и тут мы из Заволжья, о котором никто и не слышал!

После этого нас пригласили на сборы в Хорватию. Оставалось лишь найти деньги на поездку... «Это может быть хорошим шансом», — сказала Лариса Викторовна нашим родителям, и те, конечно, сделали все возможное, чтобы мы поехали.

Даже если бы ничего не получилось, мама с папой знали, как это важно для нас. Там же все звезды тренируются — Женя Канаева, Даша Кондакова, Даша Дмитриева. Но главное, там будет Ирина Александровна Винер. Помню, увидели ее на одной из тренировок, куда она пришла вместе со своими девочками-гимнастками. Обвела нас с Аришей строгим взглядом: «Руки-то надо вытягивать!»

После этих сборов Лариса Викторовна поняла: она дала нам все, что могла, пришло время сменить тренера. Тем более что нам предложили поехать на смотр в Москву. Но родители очень испугались:

— А если ничего не выйдет?

— Тогда мы вернемся обратно, уйдем из большого спорта и пойдем учиться — как Полина.

Решено было ехать. Родители приходят с работы, а мы уже готовые с чемоданами стоим.

К какому тренеру едем, особо не знали. Кажется, это была Марина Сергеевна Николаева. Посмотреть нас она так и не пришла, ее срочно вызвали на какой-то семинар — в спорте всегда есть место непредсказуемости. Но родители увидели в этом знак — не судьба. Однако мы еще несколько дней приходили в зал и сами тренировались на ковре. На третий день приехала Вера Николаевна Шаталина, бывшая наставница Алины Кабаевой. О нас ей рассказала ее сестра Надежда Николаевна, которая сразу же заприметила меня и Аришу.

«Руки-то выпрямлять надо!» — услышали мы знакомое замечание, но уже от Веры Николаевны. Это было приглашение в Учебно-тренировочный центр подготовки сборных команд России в Новогорске. Конечно, мы сразу согласились.

Одна вещь в нас смущала Веру Николаевну — для гимнасток мы были очень маленькими, всего 134 сантиметра. Это сейчас можно быть невысокого роста, если у тебя длинные ноги и правильные пропорции, а тогда все девочки были высокими. «Надо с этим что-то делать!» — сказала Вера Николаевна и повела нас к эндокринологу.

После того как попадаешь в сборную России, расслабляться нельзя. Нужны новые, лучшие результаты. Мы усердно тренировались, и организм дал сбой — рост приостановился. Рекомендации врача нашего нового тренера шокировали: снизить нагрузку вдвое и начать больше есть. Мы никогда не сидели на диете, но пока тренировались у Ларисы Викторовны, и вправду ели очень мало: на завтрак — йогурт и какой-нибудь бутерброд, на обед — салат и котлета, на ужин — йогурт.

Мы долго учились не ограничивать себя в еде, но в итоге выросли до 164 сантиметров — Вера Николаевна считает это нашей общей победой. В Центре олимпийской подготовки на улице Удальцова, где жили вместе с другими девочками, за нашим рационом следили нянечки. Три молодые девушки, менявшиеся посменно, отвечали не только за сытный завтрак и ужин — обедали мы на тренировках, но и за то, чтобы все вовремя ложились спать. А мы приходили из зала, брали мячи и устраивали с соседками по комнате шумные игры до ночи.

Эта самостоятельная жизнь без родителей и старшей сестры очень сблизила нас с Аришей. Выяснять отношения или делить что-то при девочках было уже неудобно, хотя соперничество с сестрой у меня все еще было. Его тоже пришлось усмирить.

В 2014 году мы выступали на спартакиаде в Саранске. Первый день квалификации, я занимаю первое место, Ариша — второе. На другой день, когда уже боролись за медаль, мы поменялись местами. Какая обида у меня была: как так случилось, что я проиграла сестре? Со мной случилась настоящая истерика, но мама расставила все по местам: «Ты не проиграла. Твоя сестра первая, ты вторая. Вы семья, и это ваша общая победа. Вот ты сейчас плачешь, но подумай, как обидно Арине — она выиграла, а ты за нее даже порадоваться не можешь». После этого я стала учить себя тому, что наша победа — одна на двоих.

В том же году мы выступали на Гран-при в Израиле, где впервые представляли Россию. Маленький уютный зал, мы с Ариной пятый и шестой номера сборной страны, никакой ответственности за победу. Волнения — ноль. Спокойно приехали в зал, сами накрасились.

Когда были маленькими, Лариса Викторовна нам с этим помогала, но всегда говорила: «Надо все уметь самим. В Москве вас никто красить не будет». Мы тогда накупили косметики и начали по ютуб-урокам учиться макияжу. Самым сложным для меня оказалось накрасить губы красной помадой так, чтобы с галерки было видно.

После Израиля меня предложили отправить в Лиссабон с замечательной гимнасткой Марией Титовой. Ариша поехала на международный турнир «Балтийский обруч» в Ригу. Я вернулась с бронзовой медалью, сестра — с пятью: золото за выступление с мячом, серебро за ленту и за булавы, второе место в многоборье и бронза за обруч.

У нас начался новый взрослый этап жизни, в котором мы были уже не просто старательными девочками из Заволжья, а серьезными спортсменками — надеждой страны. В одном из интервью Ирина Александровна Винер назвала нас секретным оружием российской сборной. Пришлось оправдывать.

В конце 2016 года Ирина Александровна занялась нами вплотную лично. Выгоняла всех из зала и с утра до ночи работала с нами над выразительностью программы. Технически мы выполняли ее идеально, не хватало главной детали — игривого огонька в глазах. «Это же не просто упражнение, это должно быть шоу, должен быть театр!» — говорила Винер.

Выдавать нужные эмоции поначалу было очень тяжело. Мы обе очень закрытые, сосредоточенные. Наш первый тренер даже боялась моего взгляда — настолько жестким он был. А публику же надо не пугать, а очаровывать!

Вера Николаевна Шаталина пыталась нас разговорить, спрашивала обо всем: как дела, что ели, как спали — шаг за шагом выстраивала доверительные отношения. Потом уже и Ирина Александровна подхватила. «У тебя должна быть мощная энергетика. Представь, что ты в космос улетела», — говорила она на тренировках и детально разбирала каждый образ: вот здесь это надо показать, тут — вот так улыбнуться.

Мандраж начался в 2017 году, когда ушли из спорта и объявили об окончании карьеры основные звезды — Яна Кудрявцева и Рита Мамун. Остались только мы с Ариной и Саша Солдатова. Ну ничего, думаю, вся надежда на Сашу, а мы, если что, поддержим. Но вот первый старт в новом сезоне — Гран-при в Москве — и Саша вдруг допускает ошибку, а я все четыре вида выступаю чисто. Как такое могло произойти? Случайность? Но на основном старте — чемпионате России — ситуация повторяется. В многоборье Саша опять ошибается, и я выхожу в лидеры. Не могла поверить: это что, выходит, я теперь звезда?!

Чтобы не перегрузить организм, Ирина Александровна снимает меня с финала отдельных видов — через неделю Гран-при в Тье, надо было поберечься.

Во Францию я полетела с Юлией Бравиковой. Выступила хорошо, но проиграла один вид. И тут меня переклинило:

— Я же выигрываю! Как я могла уступить? Подвела всех, я плохая гимнастка!

Арина пыталась вправить мне мозги:

— Дин, проснись! Ты проиграла всего один вид, и то своей же девочке, которая защищает нашу страну. Два российских флага поднимутся вверх — разве не этому нас учила Ирина Александровна? Ты не можешь всегда выигрывать, ты же не робот, а человек. У всех бывают ошибки. Посмотри на меня: я вообще пока ничего не могу.

У Арины был действительно очень тяжелый период — травма за травмой. Еще в начале 2017 года она выбила палец на руке и так выступала полсезона. А когда после чемпионата мира в том же году приехала в Москву и сделала МРТ плеча, оказалось, что оно, грубо говоря, висит на волоске. А в то время уже шла подготовка к клубному чемпионату в Японии.

— Я в порядке, я выступлю, я смогу! — храбрилась Ариша.

Но Ирина Александровна строго-настрого запретила:

— Ты понимаешь, что прямо во время выступления у тебя может рука оторваться?! Поедешь в Германию на обследование, остальное решим после.

Сестра понимала, что ее карьере конец, но старалась не унывать. В Германии предложили два варианта: операция с восстановлением длительностью восемь месяцев либо реабилитация — уколы плазмы в плечо. Конечно, мы выбрали второй вариант. Раз в месяц Арина летала в Германию на процедуры. Ирина Александровна оплачивала все перелеты и лично договаривалась со всеми врачами. Уговор был только один — никаких тренировок на время восстановления. Арише даже руку привязывали, чтобы она не могла ею пошевелить. А программу для будущего выступления сестры на Гран-при в Москве составляли на мне.

На том соревновании, в феврале 2018-го, мы выступили неплохо, но в финале Ариша выбила большой палец на правой руке, а у меня обострилась боль в левой ноге. У Винер перед важными выступлениями было правило: сперва нужно было пройти так называемую контрольную — чисто сделать все элементы и только потом ехать на соревнования. И вот я стою на тренировке, хочу сделать поворот и не могу оттолкнуться — нога так болит, что сил терпеть нет.

У Ирины Александровны решения всегда моментальные: «В Германию! Операцию!» Я не привыкла, чтобы все делалось так быстро. У меня стресс: а что дальше будет, вдруг мне не поможет? Я ужасно боюсь уколов, а тут операция! Но разве могла сказать: «Не стану ничего делать, буду терпеть боль...»? Нет.

К счастью, были майские праздники, время операции оттягивалось. Ариша уехала без меня выступать с Сашей Солдатовой и Катей Селезневой в Израиль. Я в этот момент уже не тренировалась — поехала домой, на съемную квартиру в Химках. Думала, буду лежать, ничего не делать — какой смысл?

И тут звонит мама:

— Ты начни в зал ходить, просто чтобы начать растягиваться. Вдруг что...

Я пообещала:

— Ладно, так и быть.

Пошла в зал и начала понемногу вспоминать, что такое гимнастика: растягиваться, делать упражнения общей физической подготовки. На тренировке меня заметил врач:

— Дин, а ты чего не лечишься?

Отвечаю:

— А какой смысл? Я ничего не делаю, нога и не болит. Тем более что скоро операция...

И вдруг на следующее утро у Саши Солдатовой случилась травма — она сломала надкостницу. Тут же звонок от Ирины Александровны, которая получила хорошую новость про меня: «Мне тут сказали, что у тебя нога не болит... Начни пока тренироваться. Есть шанс, что ты поедешь на чемпионат Европы».

Чемпионат? До него же всего две недели! А как я смогу? С другой стороны, кто, если не я? Саша поломана, одна Ариша осталась.

Через несколько дней мы выступаем на шоу Алины Кабаевой. Я делаю один прыжок, а за кулисами уже Ирина Александровна ждет:

— Ну что, ну как?

— Да нормально вроде.

— Тогда готовься к контрольной. С тобой будет Катя Селезнева — кто выиграет, тот и поедет.

Выиграла я, но на Европе выступать было очень сложно — все же почти не готовилась. Хорошо, что Ариша выступила прекрасно — чисто сделала все четыре вида и выиграла многоборье. Мне тоже повезло — я стала второй. Была рада уже и тому, что просто приехала, что Ирина Александровна поверила в меня и доверила выступать за Россию.

А ведь в марте 2018 года мы с сестрой всерьез задумывались о завершении карьеры! Пришли к нашему тренеру Вере Николаевне Шаталиной и сказали:

— Мы, наверное, заканчиваем с гимнастикой.

— Главное, чтобы потом не жалели, — ответила она.

Праздновать новую жизнь без спорта поехали в кафешку. Заказали себе всякого, а вечером снова позвонили тренеру: «Вера Николаевна, во сколько завтра тренировка?» Подумали, что сдаваться слишком поздно — ведь еще чуть-чуть, и Олимпиада в Японии.

2020-й начался с накала страстей: на тренировке за два дня до чемпионата России я получаю травму спины. Все было очень плохо: почти не могу двигаться, хотя МРТ не показало ничего серьезного — так, что-то зажало. И вот наступает двадцать третье февраля — главный день многоборья и отбор в сборную России. Я понимаю, что даже не могу встать с постели.

— Может, снимешься с участия? — спрашивает Ариша.

— Нет, я же сильная девочка, буду соревноваться!

На чемпионате России выступила, конечно, ужасно. После этого дала себе обещание больше никогда не терпеть такую боль.

Меня все уговаривали отступить, но я же упертая: «Справлюсь». Успела вывести Аришу на последний вид, она выигрывает, я расслабляюсь, и тут меня накрывает паническая атака: руки-ноги сводит, спина отказывает, дышать не могу. Ирина Александровна нашла меня лежащей в раздевалке: «В больницу везем. Быстро!» — в глаза старалась не смотреть.

Из «Лужников» меня везли на скорой по встречке. Мама сразу узнала о случившемся, но хранила молчание и папе, учитывая его экспрессивный характер, рассказала только дня через два. Он сказал: «Все, надо заканчивать с этим спортом! Еще не хватало, чтобы дочь передвигалась на инвалидной коляске!»

Папа всегда эмоционально реагировал на все, что с нами происходило. О наших успехах знакомые и друзья семьи узнавали сразу же после награждения. У папы все рвалось наружу, и он хотел, чтобы эту радость с ним разделили все, кому он об этом сообщал. А сообщал много кому...

Мама его частенько осаживала:

— Счастье любит тишину! — на что папа отвечал:

— Я что, не могу порадоваться и погордиться своими дочерями?!

Но в тот момент было не до радости. Две недели я пролежала в больнице. С врачом мне очень повезло — Дмитрий Николаевич Дзукаев сказал всю правду: «Если сможешь без операции, то ты герой. Но надо что-то поменять в упражнениях».

За три недели до соревнований я появилась в зале. Ирина Александровна окинула меня взглядом: «Ты стала по-другому ходить. Как будто хромаешь». Когда я приехала в Новогорск, не знаю почему, у меня вдруг стали дрожать ноги. Боялась, что скажет Винер, если покажусь ей на глаза.

Первые два дня после того случая в «Лужниках» она звонила постоянно:

— Ты встаешь с кровати? Ходишь?

— Нет, мне сказали лежать.

— Ну ты лежи-лежи, слушайся врачей!

На третий день я смогла подняться. Она так обрадовалась — боялась, что до конца жизни не смогу на ноги встать.

На тренировках я себе внушала: такого больше повториться не может. Однако опасалась делать даже простые элементы и все время ходила с прямой спиной, боялась даже сидеть — в таком положении она тут же начинала болеть. А когда попробовала сделать мостик, стало ясно: гнуться я уже не смогу.

В итоге мою программу к Олимпиаде пришлось переделывать, и тут как раз грянула пандемия. Прикинула: с одной стороны, хорошо — успею подготовиться. С другой, Дмитрий Николаевич предупреждал: «Полгода до Олимпиады ты со своей спиной вытянешь. А дальше — кто знает». До Игр в Японии пришлось ждать полтора года.

Первую половину 2020-го мы сидели на карантине на закрытой базе в Новогорске. Никого не пускают, соревнований нет, мотивации тоже, делать ничего не хочется. Тогда Винер придумала первые онлайн-соревнования, которые должны были пройти в конце июня. Хоть какое-то развлечение! Мы с азартом начали к ним готовиться.

Состязания проходили в том же зале, откуда меня увезли на скорой с мигалками. Я захожу, и у меня начинает трястись все тело, накрывает паника: а вдруг опять? Но ничего, кое-как выступила.

Перед летними Олимпийскими играми в Токио у нас были сложнейшие сборы во Владивостоке. Тренировались с утра до ночи — нагрузки сумасшедшие. Каждое движение оттачивали до автоматизма. Мы мечтали: скорее бы уж Игры, чтобы отдохнуть.

В Японию Ариша полетела первой — вместе с нашим хореографом-постановщиком Ириной Борисовной Зеновкой. Я вылетела следом, третьего августа. На Играх мы с Аришей не пересекались и друг друга не видели, поэтому выступали спокойно — не нервничали, не дергались, не психовали. За всю жизнь это были первые настолько спокойные соревнования: в зрительном зале никого, казалось, будто выходишь на обычную тренировку.

Первый день проходит отлично, а вот в решающий нас с первого же вида начинают сливать. Последнее выступление я делаю чисто, а гимнастка из Израиля теряет ленту. Но оценки показывают обратное — я проиграла. Смотрела на сестру и не понимала: «Второе место? Ариша, как такое возможно, как мы могли ТАК подвести страну?!»

Сразу посыпались звонки — я не брала трубку, настолько было эмоционально тяжело. Первый, на который смогла ответить, был от Ирины Александровны Винер.

— Простите меня, пожалуйста! Делала все, как вы говорили... Я сильно старалась, но... Я так перед всеми виновата, подвела страну!

— Да ты что, ты никого не подвела. Это все судейство! — успокаивала Ирина Александровна.

«Что еще я должна была сделать?» — плакалась я сестре. Ариша стояла молча. Я совсем забыла, что она вообще четвертая! И тут ее накрыло: «Все, я закончила, больше никакой гимнастики. Ухожу!»

Очень за нее испугалась: вдруг выбросится из окна или вены себе порезать захочет — мое воображение рисовало почему-то именно такие картинки. Но ничего подобного, к счастью, не случилось. Она просто тихо плакала в номере.

Родители тоже были в шоке: «Как такое могло произойти? Почему именно с нашими детьми?!»

Народ любит скандалы — про художественную гимнастику тут же заговорили все, даже ковид в новостях отступил на второй план. В Москву мы прилетели чартером и сразу поехали на Красную площадь — нас ждал прием на Васильевском спуске. Люди встречали с плакатами и цветами, многие просили не сдаваться, не заканчивать спортивную карьеру.

Две недели я уговаривала сестру остаться в спорте, но она была непреклонна: нет и нет. После отдыха мы выступали на восьмисотлетии Нижнего Новгорода. Там разговорились с Ильей Авербухом, который был ответственным за программу. «Приходите ко мне на «Ледниковый период», — предложил он.

Научиться кататься на коньках — это же наша мечта! Пока числились спортсменками, нам было нельзя — вдруг травма. Но теперь, когда с гимнастикой покончено... В общем, мы занялись фигурным катанием. И новая жизнь нам начала очень нравиться!

Родители наше решение одобрили, даже стали подыскивать заведения, где мы могли бы продолжить учебу. Оставалось только как-то сообщить об этом Ирине Александровне. Она позвонила первой, и разговор был долгим... «Да как вы смеете?! Бегом на тренировку!» — Ирина Александровна умеет приглашать в зал.

Никаких возражений она, естественно, не принимала. Думаю, если бы тогда не затащила нас на тренировку, мы всю жизнь жалели бы, что не решились остаться и выступить на чемпионате мира.

Десятого сентября президент вручал нам награды. Я говорила какую-то речь, а у самой подкашивались ноги. В голове крутился план на случай падения: «А если сейчас взяться за этот стеклянный столик? Нет, не вариант, — он тоже начнет трястись и тогда всем станет заметно, как мне страшно. Не по-спортивному это».

К чемпионату мира в Китакюсю мы, кажется, отпустили ситуацию с Олимпиадой. Ирина Александровна строго следила, чтобы ни единого разговора про тот случай не было. Скинули с себя груз ответственности, который несли последние несколько лет, и выступили в свое удовольствие. «Ты стала первой в мире четырехкратной абсолютной чемпионкой!» — поздравила меня после финала Винер.

Пока не знаю, захотим ли мы дальше оставаться в спорте и взять реванш за Олимпиаду, но когда в первый раз после чемпионата пришли в зал, Ирина Александровна отыскала нас глазами: «Хорошо, пришли!»