До этой весны Марта жила, как принято — терпела. Терпела безденежье, нескончаемые обещания «всё наладить», вечные поиски Антоном себя. Она оправдывала, подставляла плечо, верила, что любая буря временная. Что в мужчине просто «не раскрыт потенциал». Что надо немного потерпеть. Только с каждым днём воздуха становилось всё меньше.
— Опять бачок течёт, ну сколько можно! Уже месяц капает! — голос Марты задрожал, и она с силой захлопнула дверь в санузел.
— Я же говорил, починю. Уже неделю обещаю, знаю. Утром возьмусь. — Голос Антона доносился из комнаты, глухой, ленивый. — Не паниковать же.
Марта стояла в полутёмной кухне, босая, в старой футболке. Зябко. Открыла шкафчик — пусто. Банка из-под кофе была лёгкой, как воздух. Склонилась над кастрюлей — остатки вчерашних макарон.
— Ты снова с этой обувью возишься?
Антон сидел на полу у входа, окружённый клеем, нитками, с распотрошённым ботинком на коленях. Футболка в пятнах, волосы слиплись.
— Смотри, как подошва приклеилась. Почти как в мастерской.
Он не отрывался от ролика на телефоне. Там кто-то вдохновлённо рассказывал, как создать обувной бизнес с нуля.
— Я серьёзно, Антон. Нам за свет и воду платить, а ты… — она устало опустилась на табурет, — …весь день ботинки клеишь. Тебя это устраивает?
— Всё наладится, просто потерпи. У меня план. Скоро пойдёт в гору, — подмигнул он, не глядя.
— А пока мы идём ко дну. Долг за ЖКХ два месяца. А мне надо выходить в ночную смену за Веру, она просила. Это плюс тысяча, может, две…
— Ты преувеличиваешь, Марта. — Антон поднялся, потянулся, закурил у окна. — Надо верить. Я чувствую — на пороге прорыва.
На следующий вечер она вернулась уставшая, ноги гудели после смены. Запах жареной картошки ударил в нос с порога. В зале шумели Антон с друзьями. На столе — пиво, газета с крошками, миска с кетчупом. Обсуждали идеи продвижения «обувной лавки».
Марта молча прошла в спальню, закрыла дверь, легла в одежде.
Утром — квитанция. Интернет: четыре с половиной тысячи. Она смотрела на цифры как на приговор. В квартире не было ни связи, ни денег. Вчера она не смогла выйти на онлайн-семинар, где был шанс на стажировку.
— Антон! Это что такое?!
Он встал, заспанный, почесал затылок.
— Я подключил тариф с высокой скоростью. Надо ролики загружать, работы показывать. Без этого клиентов не привлечь.
— Ты с ума сошёл. Из-за тебя я упустила шанс.
— Поддержи хоть раз. Поверь. У тебя нет видения, ты не понимаешь, куда я иду.
Он хлопнул дверью и скрылся в комнате.
В поликлинике заведующая протянула ей распечатку:
— Есть вариант — село. Месяц. Платят больше, жильё предоставляют. Подумай.
Марта кивнула. Вечером, разбирая старые файлы на телефоне, случайно включила голосовое сообщение от Антона — с дрожащим голосом: «Ты — мой свет. Обещаю: сделаю всё для нас». Запись сделана три года назад, в день их годовщины.
Она выключила экран, села у окна с чаем. Горло першило.
— Таня, а ты бы уехала? — спросила она у коллеги на следующий день.
Таня вытерла руки, не поднимая глаз от бланков:
— Ты живёшь как фельдшер при коме. Пациент давно не дышит, а ты всё дефибриллятором машешь. Хочешь выжить — отключай аппараты.
Больно. Но она кивнула.
На следующий день Марта зашла за справкой по квартплате. В углу за столом — Лена, подруга со студенческих времён.
— Ну как ты? Всё так же пашешь? — Лена подняла глаза.
— Да… А Антон теперь обувную мастерскую открывает. Бизнес, говорит.
Лена фыркнула:
— Таких гениев я вижу каждый день. То торты, то сайты. Всё на женщинах. Знакомо?
Марта молчала. Ладони — в карманах пальто, пусто.
— Начинают с энтузиазма, потом месяцами «вкладываются», а ты одна за всё платишь.
— Он говорит — всё начнётся скоро.
— Мой тоже так говорил. А потом продал мой ноутбук, чтоб резину на тачку поменять. Думаешь, твой — другой?
Марта не ответила. Плечи сгорбились, руки сжались в карманах.
Вечером, когда Антон поставил чайник, она сказала тихо, но с хрустом в голосе:
— Завтра решай: работаешь или уходишь. Я больше не тяну. Здесь уже нечем дышать.
Он замер:
— Это шантаж? Предаёшь после всего, что я…
— После лжи и пустых обещаний?
Он хлопнул дверцей холодильника, ушёл. Марта осталась стоять. Холодильник гудел, воздух тяжёлый.
Она ещё долго стояла в кухне, чувствуя, как напряжение сковывает грудную клетку. Потом включила воду и стала мыть чашку. Каждый звук отдавался эхом — капли, стекание воды, стук фарфора. Всё казалось слишком громким. Слишком настоящим.
На следующий день она написала заявление на отпуск. Не говорила об этом Антону. Съездила на собеседование в сельскую амбулаторию. Воздух там был другой. Холодный, но прозрачный. Разговор — уважительный. Обещали нормальный график, жильё, поддержку.
Когда вернулась домой, Антона не было. Она села к окну. Долго просто сидела. Потом открыла ноутбук и написала письмо координатору стажировки: «Готова рассмотреть вариант с отъездом». Ответ пришёл быстро. Да.
Через два дня на кухне сидела свекровь. Марта сначала хотела пройти мимо, но женщина перехватила её взгляд.
— Ты что, собираешься бросить моего сына? — голос был колючим, словно уксус.
— Я собираюсь уехать работать. И больше не хочу жить в болоте, — спокойно ответила Марта.
— А ты подумала, что он без тебя пропадёт? Что это только чёрная полоса? Ты же женщина, ты должна быть опорой!
— Я была опорой. Годы. Пока он лежал на этой опоре, как на диване, и не собирался вставать. Мне хватит.
Свекровь поджала губы:
— Эгоистка. Думаешь только о себе.
— Возможно. Но я впервые за долгое время выбираю себя. И это не эгоизм. Это — выживание.
Они замолчали. Только тикали часы. Марта развернулась и ушла в свою комнату.
Через неделю она собирала вещи. Мало что брала. Документы, одежду, ноутбук, аптечку. Всё остальное — оставила. Было не жаль.
Когда закрыла за собой дверь, сердце стучало громко. Но не от страха. От освобождения. И оттого, что впереди, наконец, была неизвестность — не страшная, а своя.
Автобус шёл по трассе. За окнами темнело. Марта держала сумку на коленях и впервые за долгое время не думала, что её кто-то ждёт. И это было не одиночество. Это было начало.
The post
Комментарии (0)