– Марин, я хочу сделать тест на отцовство, – неожиданно выnалил Павел.

– Марин, я хочу сделать тест на отцовство, – неожиданно выпалил Павел.

Слова прозвучали как гром среди ясного неба. Марина, ставящая на стол тарелку с картофельной запеканкой, замерла. Взгляд её серых глаз на мгновение стал пустым. Только звук старых часов на стене напоминал, что время всё ещё движется.

– Что ты сказал? – спросила она тихо.

– Тест. На отцовство, – Павел уже не смотрел на жену. Он нервно теребил край салфетки и старался казаться спокойным, но дрожь в голосе его выдала.

Марина села за стол напротив, сцепив пальцы в замок.

– Почему? – просто спросила она.

Павел поднял на неё глаза и быстро отвёл взгляд.

– Марин… – он запнулся, – ты ведь видишь, Настя… Она не похожа ни на меня, ни на тебя. Тёмные глаза, кудрявые волосы. А мы… ну…

– Мы что? – Марина улыбнулась без тени радости. – Светлые и гладкие? Ты это хотел сказать?

– Я не знаю, – Павел потер шею и вздохнул. – Просто… Катя, Лиза, Света, они все в меня… люди говорят….

– Люди? – Марина подняла брови. – Какие люди?

– На работе… Вспоминают старые истории. Про ошибки в больницах. Я сначала не слушал, а потом… – он осёкся. – Я стал замечать. И… не могу выбросить это из головы.

Марина долго смотрела на него.

– А что ты замечаешь, Павел? Улыбку Насти? Или её смех, который точно твой?

– Дело не в этом, – Павел взглянул на неё, отчаянно пытаясь подобрать слова. – Я не сомневаюсь в тебе… Я просто хочу быть уверен. Я хочу знать.

Марина кивнула, словно соглашаясь. Но её взгляд потемнел.

– Хорошо, Павел. Я сделаю тест на материнство.

– Что? – он не сразу понял, что она сказала.

– Тест на материнство, – повторила Марина. – Может, это не я родила Настю? Может, это больница перепутала детей? Раз уж ты хочешь разбираться в бумажках, давай разберёмся вместе.

Павел молчал. Он не ожидал такого ответа.

– Марина, ты что…

– Что, Павел? – её голос звучал ровно, но в нём чувствовалось что-то опасное. – Если ты сомневаешься в родстве с Настей, я тоже могу усомниться. Сомнения заразны, ты не знал?

– Это не то, что я хотел… – Павел опустил голову.

Марина встала из-за стола. Шум её шагов по линолеуму эхом отдавался в пустой кухне.

– Знаешь, что обидно, Павел? – её голос теперь был тихим. – Ты не поверил мне. Хотя я была рядом всё это время.

Она вышла, оставив Павла наедине с его сомнениями.

—

На следующий день Марина стояла у окна и смотрела, как Настенька, прекрасная девочка с темными кудрявыми волосами весёлая, бегала по двору. Светлые прямые пряди её старших дочерей колыхались на ветру, и в этом контрасте было что-то символичное.

Внезапно раздался звонок в дверь. Жанна ворвалась в дом, будто буря, с пакетами и горящими глазами.

– Марин, ну-ка, быстро рассказывай! Ты слышишь, что на работе говорят?

– Ты о чём? – Марина повернулась к подруге.

– Павел… Он что, с ума сошёл? Тест на отцовство? – Жанна бросила пакеты на стол и всплеснула руками. – Ты ещё этого терпишь? Да ты себя не уважаешь!

Марина устало присела на стул и потёрла виски.

– Жанна, не начинай. Я не вижу в этом ничего страшного.

– Ничего страшного?! – Жанна упёрла руки в бока. – Мужик, который сомневается в тебе, не стоит грошика. А ты ему что, «хорошо, Павлик, делай»? Он ещё и телефон твой будет проверять, если так пойдёт.

В этот момент в комнату вошла Светлана Николаевна. Она явно что-то услышала в прихожей.

– Марина! Ты это про тесты сказала? Правда? – глаза матери сузились, а голос задрожал от возмущения.

– Правда, мама.

– Ох ты, Господи… – Светлана Николаевна схватилась за сердце и села на диван. – Он хоть понимает, что тебя этим унизил? Ты почему молчишь? Я бы его из дома выгнала!

Марина не ответила. Она смотрела в окно, где Настя смастерила себе венок из одуванчиков.

– Мам, не нужно так. Если это его тревожит, пусть делает. Мне нечего скрывать.

Светлана Николаевна горько усмехнулась:

– Вот оно что… Ты думаешь, он успокоится? Нет, дочка. Тебе нужно было показать, что ты не тряпка. Любовь – это доверие, а не бумажки.

Жанна кивала рядом, поддакивая каждому слову.

– Послушай свою мать, Марин! Иначе однажды ты проснёшься, а он уже совсем тебя не уважает.

Марина медленно поднялась и выдохнула:

– Я не хочу войны. Пусть делает, что считает нужным. Я его люблю. Но в этом доме порядок наводим мы, а не чужие люди.

Жанна и Светлана Николаевна замолчали. А за окном, под лучами солнца, Настенька смеялась, не замечая тяжёлой тени, что нависла над домом.

—

На следующий день Марина с чашкой чая сидела у окна. Солнце просвечивало сквозь тюль, но в душе у неё было пасмурно.

Вдруг телефон зазвонил. На экране высветилось имя Жанны.

– Марин! Ну что ты молчишь? Ты как? – Жанна говорила торопливо, будто уже знала, что происходит. – Слушай, ты должна дать ему отпор! Это же… унизительно!

– Жанна, я не вижу в этом унижения, – спокойно ответила Марина. – Если его это успокоит, пусть делает.

– Ты серьёзно?! – подруга вспыхнула. – Так и будешь молча глотать его сомнения? Марин, ты себя не ценишь. Он обязан доверять тебе, точка.

Марина не ответила. Жанна громко вздохнула, но продолжила:

– Ладно, не хочешь слушать меня, хотя бы мать послушай.

Словно по расписанию, дверь распахнулась, и в комнату вошла Светлана Николаевна. Её лицо сразу напряглось.

– Марин, он не передумал? – она села рядом и пристально смотрела на дочь.

– Нет, мам.

– Вот он гад! – вскипела мать. – Я ему глаза выцарапаю. В кого он такой недоверчивый?

– Мам, остановись, – голос Марины был усталым. – Павел не враг мне. Он просто запутался.

– Запутался?! Мужик, который не верит жене, не муж вовсе! Ты бы его сразу на место поставила!

Марина покачала головой.

– Я не хочу войны. Он мой муж, и я его люблю.

Светлана Николаевна вздохнула, откинулась на спинку стула и покачала головой:

– Любишь… А он любит? Разве любовь – это сомнения?

Солнце продолжало светить в окно, но его свет уже не согревал.
—

Тесты были отправлены. Дом погрузился в тягостное ожидание.

Павел стал молчаливым. Он уходил на работу рано, возвращался поздно и всё чаще сидел на кухне, угрюмо уставившись в чашку с чаем. Марина не спрашивала. Она чувствовала, что любые её слова в этом воздухе повиснут пустым эхом. Дочери, даже маленькая Настенька, чувствовали напряжение.

Однажды, за ужином, тишину прервала старшая дочь, Лиза:

– Пап, почему ты не смеёшься? Тебе грустно?

Марина замерла с ложкой в руке. Павел вздрогнул и натянуто улыбнулся:

– Всё хорошо, Лизонька. Просто устал.

– Тогда улыбнись, – добавила Лиза, лучась наивной детской радостью.

Павел глянул на Настю. Та в этот момент хохотала, раскинув кудрявые волосы, и вдруг он резко отвёл взгляд. Марина заметила это.

Позже, когда Павел мыл посуду, Марина подошла и тихо заговорила:

– Ты боишься смотреть на неё?

Он сжал руки до белых костяшек.

– Марина, давай не сейчас.

– А когда? Когда письмо из лаборатории придёт? Или когда мы совсем перестанем разговаривать? Павел, я рядом, но ты ведёшь себя так, будто я твой враг.

Павел повернулся, и впервые за долгое время в его глазах была боль.

– Я не знаю, что со мной. Я… хочу, чтобы всё было как прежде. Я боюсь ошибиться, Марин. Понимаешь?

Марина смотрела на него долго. Затем тихо проговорила:

– Если ты ошибаешься в нас, Павел, то это гораздо страшнее.

Он не ответил.

—

Прошла неделя. В почтовом ящике появился конверт. Павел принёс его, держа в руках как нечто горячее и опасное. Они стояли в гостиной вдвоём. Марина протянула руку:

– Открывай.

– Ты не хочешь…?

– Открывай, Павел, – её голос был ровным, но глаза выдавали усталость.

Он медленно разорвал бумагу. Марина смотрела на его лицо и видела, как сначала замерла, а затем дрогнула его челюсть.

– Мы родители Насти, – прошептал он, словно не веря.

Марина кивнула:

– Я знаю.

Павел опустился на диван и спрятал лицо в ладонях.

– Я дурак. Марин, прости…

Она села рядом и мягко положила ладонь на его плечо.

– Наша Настенька просто особенная. Разве этого мало?

Павел поднял голову, глядя на неё виновато:

– Я… больше так не буду. Никогда.

—

Семейный ужин выдался шумным. За столом собрались все: Светлана Николаевна, Жанна и Павел. Старшие дочери то и дело перебегали из кухни в гостиную, а маленькая Настенька резвилась на диване, смеясь и раскидывая свои кудрявые волосы. Казалось, всё было как всегда. Но молчание взрослых, как тяжёлый камень, давило на грудь.

– Марин, ты не пробовала новый салат, который я принесла? – вдруг подала голос Жанна, улыбаясь так широко, что было понятно – это только для видимости.

Марина кивнула, но ничего не сказала. Она машинально поправляла ложку на краю тарелки.

Светлана Николаевна не выдержала первой. Она отложила вилку с громким звуком и повернулась к Павлу.

– Павел, как ты мог?! – голос её дрожал, но был полон решимости. – Предложить моей дочери такую гадость, как тест на отцовство! Да ты должен на коленях у неё прощения просить!

– Мам… – тихо произнесла Марина, пытаясь остановить её.

Но Светлана Николаевна уже завелась.

– Нет, Марина! Я промолчать не могу. Разве так с женой обращаются? Ты – мать его детей, а он тебе что? Недоверие вместо благодарности!

Павел поднял голову и тяжело посмотрел на неё.

– Светлана Николаевна, я вас уважаю, но это не ваше дело.

– Не моё дело?! – она почти вскочила с места. – Ты поставил под сомнение честь моей дочери, и это не моё дело?

– Светлана, пожалуйста, прекратите, – Марина снова попыталась вмешаться.

Но тут подала голос Жанна, подливая масла в огонь:

– Я тебе говорила, Марин. Вот до чего мягкость доводит. Мужик должен знать своё место. Ты его жалеешь, а он тебе нож в спину. Разве это нормально?

– Хватит! – вдруг резко сказал Павел, стукнув вилкой по столу так, что звякнули тарелки.

Гробовая тишина. Даже Настенька замерла на диване и уставилась на взрослых своими большими тёмными глазами. Павел медленно повернулся к Марине.

– Марин, тебе правда так обидно было? Почему ты тогда ничего не сказала?

Марина смотрела на него спокойно, но в её взгляде была боль, которая копилась все эти дни.

– Потому что я люблю тебя, Павел. А любовь – это не бумажки, не тесты и не сомнения. Это доверие. Я знала, что правда одна. И я была готова помочь тебе справиться с твоими страхами. А ты… Ты решил, что бумажка важнее меня.

Павел сглотнул, словно слова застряли у него в горле.

– Я не хотел тебя обидеть… – он перевёл взгляд на Светлану Николаевну и Жанну. – Но вы, женщины, хороши. Почему вы внушаете Марине, что в семье должно быть только скандалы и упрёки? Почему вы заставляете её сомневаться в любви, которую она несёт нам всем?

Жанна насупилась, но промолчала. Светлана Николаевна отвернулась, шепча себе что-то под нос.

– Марина, я ошибся, – Павел снова посмотрел на жену. – И я виноват перед тобой. Но… почему все решили, что я – враг? Почему вместо поддержки вы только указываете на мои ошибки? Разве в этом смысл семьи?

Марина вдруг улыбнулась, впервые за последние дни.

– Потому что у каждого из нас своё понимание любви, Павел. Для мамы и Жанны любовь – это бороться за себя, чтобы тебя ценили. А для меня… Для меня любовь – это прощать и верить. Даже тогда, когда страшно.

Павел опустил голову и провёл рукой по лицу, словно пытаясь вытереть стыд, который не стирался. Наступила пауза. Только детский смех снова вернулся в комнату – Настенька что-то рассказывала своим игрушкам.

– Я не знаю, чем я заслужил такую женщину, как ты, Марина, – наконец сказал Павел тихо.

Светлана Николаевна вздохнула и поднялась из-за стола, качая головой.

– Вот и всё. Всё прошло. А у меня чуть сердце не лопнуло, – пробормотала она и ушла в гостиную.

Жанна тоже встала, пожав плечами:

– Марин, ты, конечно, сама решай. Но не будь слишком мягкой. Мужики это чувствуют. И пользуются.

Марина посмотрела ей вслед и улыбнулась Павлу. Ласковая, спокойная улыбка.

– Я не мягкая, Павел. Просто я знаю, что такое семья.

Павел подошёл к ней и тихо обнял, будто впервые за долгие дни позволил себе вздохнуть полной грудью.

– Прости, Марин.

– Ничего, Павел. Мы только сильнее стали, правда?

В комнате раздался звонкий смех Настеньки, которая в этот момент прыгнула с дивана и прибежала к родителям. Её тёмные глаза блестели от счастья.

– Мам, пап! Смотрите, какой венок я сделала!

Марина погладила её по кудрявым волосам и улыбнулась Павлу:

– Пусть она хоть фиолетовая с зелёными прядями будет. Это наша девочка. Она – особенная.

Павел рассмеялся и подхватил дочь на руки.

В этот момент все сомнения улетучились, оставив место только любви и теплу семьи.

Источник