Ангелина вынула из духовки противень, на котором золотился рыбный пирог, и аромат рыбы мгновенно наполнил кухню. Именно такой ужин предпочитает её муж, Степан. На плите кипел свежий борщ, а компот уже почти готов и останется доварить его непосредственно перед приходом Степана.
Ангелина аккуратно накрыла пирог чистым белым полотенцем, чтобы сохранить его тепло, и подошла к окну. Их дом уютно расположился в середине улицы, напротив автобусной остановки, к которой скоро должен был прибыть автобус с её мужем.
Ангелина не видела Степана три месяца. Он работал вахтами на севере. Три месяца там, три месяца дома. И с каким же нетерпением Ангелина его ждала! Да и частный дом – это не квартира. Он всегда требует мужских рук.
Дом был Ангелинин. Когда они поженились с Степаном пять лет тому назад, у него была квартира. Молодые подумали и рассудили, что в просторном частном доме им будет лучше. Квартиру свою Степан продал. На эти деньги пытался заняться бизнесом, но что-то не задалось. Бизнес у него прогорел, и вот уже три года мужчина работает вахтами.
Все бы ничего, деньги муж привозит неплохие, но уж больно тяжело двадцативосьмилетней Ангелине крутиться одной целых три месяца. За это время она успевала уже и позабыть, что она замужем.
Детей у них не было. Степан не хотел. Вернее, не то чтобы не хотел, просто считал, что пока не время.
Вот уеду я на три месяца, как ты будешь одна с ребёнком? Давай немножко подзаработаем. Я брошу вахту, найду работу в городе. Тогда и о потомстве можно будет подумать.
Однако подзаработать никак не получалось. Хоть и привозил Степан деньги, всегда находились необходимые траты. Вот даже сейчас, видимо, крыша в доме прохудилась и в дождливую погоду в одной из спален появилось на потолке противное мокрое пятно, напугавшее Ангелину и заставившее поставить под ним тазик. Тазик пригождался каждый раз, когда шел дождь. Воды в него набегало порядочно.
Степан уже знал об этой проблеме, так как они с женой созванивались регулярно и обещал по приезду сразу же заняться крышей. А это дело не дешёвое, Ангелина понимала.
Муж у неё хороший — хозяйственный, любящий. Звонит каждый вечер, беспокоится о ней. Ангелина мужа любила. Каждый раз в день его приезда с вахты брала на работе выходной. Наготавливала всякие вкусности и ждала возле окна.
Самолёт мужа приземлился ещё пару часов тому назад, а сейчас уже должен подойти обычный автобус, на котором Степан добирался до дома. Так вот же он! Сердце Ангелины ёкнуло. Она увидела мужа с огромной дорожной сумкой.
Обычно, когда автобус отъезжал, Степан счастливо махал рукой в сторону своего дома, прекрасно зная, что жена его поджидает у окна. В этот раз всё было не как всегда. Степан был не один. На руках у мужчины был ребёнок. Кажется, мальчик. Совсем маленький. Возраст ребенка Ангелина определить не могла, так как с детьми дело имела редко. Степан был хмур и не помахал рукой.
Да и руки у него были заняты. В одной руке сумка, в другой ребёнок.
Мужчина пошёл к пешеходному переходу, а Ангелина замерла в недоумении. Чей это малыш? Кого-то с работы? Тогда почему Степан несёт мальчика к ним домой? Да и вообще, кто мог доверить такого маленького мальчика Степану, который о детях ничего не знает?
Степан вошел в дом, небрежно бросил сумку и аккуратно опустил на пол мальчика. Ребенок прижался к его ногам, испуганно глядя большими глазками на Ангелину и сунув палец в рот. Было видно, что малыш потерян, как и Ангелина. Она не бросилась к мужу, как обычно, а застыла в коридоре.
Ну что, Ангела, не поцелуешь мужа после длительного отсутствия? — протянул к ней руки Степан.
Но его лице и в глазах не было и тени веселья. Стараясь не задеть мальчика, Ангелина обняла мужа и даже ответила на его поцелуй. Но ей очень не терпелось спросить:
Степа, а чей это мальчик? Что происходит?
Степан тяжело вздохнул, отстранил жену, взял за руку малыша.
Толик, идем, я тебе что-то покажу. Давай снимем ботиночки и пройдем в комнату.
Степан отвел мальчика в спальню, усадил на кровать и сунул в руки макет самолета, которым обычно так дорожил, и даже пыль с него велел стирать осторожно. Уже по одному этому девушка поняла, что случилось что-то серьезное.
Ты посиди пока здесь, а нам с тетей Ангелой поговорить нужно.
Мужчина прикрыл дверь в спальню.
Покормишь меня, жена? — невесело улыбнулся он.
Да, конечно, идем, — спохватилась Ангелина.
Она налила мужу горячего борща, нарезала рыбный пирог, а сама застыла за столом напротив супруга, с тревогой ожидая, что он ей скажет. Виктор ел борщ, не поднимая глаз. Было видно, что мужчина не знает, как начать разговор.
Это мой сын, – неожиданно «рубанул он с плеча». — Этот мальчик – мой сын!
Ангелина тихонько охнула, и сердце ее забилось часто-часто. Больше всего на свете девушке хотелось, чтобы муж улыбнулся и сказал, что разыгрывает ее. Однако на лице Степана не было и следа улыбки.
Так получилось, Ангела! – с горячностью схватил он ее за руку. — Понимаешь, три месяца для мужчины – это очень много. Закрутилось у нас там с поварихой. Было это всего пару раз, а она забеременела.
Так значит?!! — жёстко выдернула свою руку Ангелина. — Мне ты говорил, что детей заводить рано, а сам сыном обзавёлся?
Голос девушки дрожал от с трудом сдерживаем боли и грозя перейти на визг.
Ты думаешь я хотел, чтобы так получилось? — продолжал оправдываться Степан. — Она не сказала мне о своей беременности. Родила и поставила перед фактом. А то, что это мой мальчонка, сомневаться не приходится. Да и похож он на меня. Ты не заметила?
Нет, Ангелина сходства не заметила. Она не успела разглядеть мальчика, а сейчас, в один момент, этот ребенок стал ей отвратителен. Он был как живое свидетельство измены мужа. И кое-чего в этой ситуации девушка все равно не могла понять.
Сюда-то ты его зачем притащил? Где его мать?
Тут такое дело, нету ее больше. Медведь задрал. Она в столовке допоздна задержалась, а потом еще пошла окружным путем. А медведь тот подранком был. Озверел в конец. Его-то потом, конечно, пристрелили. А что толку? Мать ребенку уже не вернуть. Я, получается, его отцом официально был записан. Чего уж было отпираться. Так вот и пришлось мне Толика забрать.
И что теперь? — одними губами, еле слышно спросила Ангелина.
Не знаю… Как рассудишь… Выгонишь — уйдем. Только знай, я всегда любил только тебя. Эта интрижка с поварихой случайной была. Ну, тяжело мужику одному столько времени, не сдержался. Один раз я тебе изменил, но клянусь, больше никогда такого не повторится, если ты простишь. Верен тебе буду до гробовой доски.
Ангелина смотрела на мужа и, несмотря на то, как ей было плохо, она видела, что он искренне раскаивается. Она давно уже привыкла жить его приездами и ожиданием, и не мыслила своей жизни по-другому. Да, она простит его, но вот что только с мальчиком?
А что с ребенком? — все так же тихо прошептала она. — Что ты планируешь делать с ним?
Ангелина, куда же я теперь своего сына-то дену? — развел руками мужчина. — Не простишь — вместе уйдем. Простишь — придется тебе принять и его.
А вот это было уже куда сложнее. Практически невозможно! Как можно принять сына своего любимого от другой женщины? Степан каждый день будет заботится о живом напоминании того, что было него с другой!
Ангелина молча встала и также молча вышла из дома. Ей требовалось побыть одной. Она бесцельно бродила по улицам до поздней ночи. Голова горела огнем, и в ней роились разные мысли. Появилось даже желание броситься с моста, когда девушка подошла к реке. Но все это была ерунда, и в глубине души Ангелина уже знала, как поступит. Она не представляла своей жизни без мужа. Придется смириться и привыкнуть к мальчику.
Ангелина вернулась домой поздней ночью. Степан давно спал в их супружеской спальне, а на разложенном кресле лежал чужой мальчик. На тумбочке горел ночник и в его тусклом свете, подойдя к креслу, Ангелина пыталась получше разглядеть малыша. Он был худенький, бледный и спал очень беспокойно, дергаясь всем телом. Нелегко пришлось этому малышу. Совсем недавно он потерял маму. Ангелина постаралась искусственно вызвать в себе жалость к нему, но не получалось. Накатывала только неприязнь.
Толику было два года. Мальчик был робкий и необычайно тихий. Ангелина старалась не выказывать его сторону негатива. Однако малыш сам, каким-то своим детским чутьём почувствовал его и старался к Ангелине не приближаться. Он всё время жался к Степану, но и тот, казалось, особой нежности к мальчику не испытывает. Мужчина делал необходимое, не более того. Купал, кормил ребёнка, купил игрушки, наверное, больше для того, чтобы Толик к нему не приставал и мальчику было чем заняться.
Первую неделю Ангелина не разговаривала ни с мужем, ни, тем более, с Толиком. По собственному дому она бродила как тень, всё время натыкаясь взглядом на неприятного ей человечка.
Степан поначалу был насторожен, подлизывался к Ангелине, а поняв, что раз она не выгнала, значит готова простить, начал вести себя, как обычно. Занялся крышей, ремонтом потолка и эти обыденные дела заставили супругов общаться. Сначала Ангелина отвечала односложно, но к концу первого месяца почти оттаяла и, чего уж греха таять, простила. А ребенка видеть все равно не могла! Пусть Степан занимается им сам.
По прошествии двух месяцев у Ангелины появилась тревога. Скоро муж уезжает на вахту. Интересно, что он планирует делать с мальчиком? На вопрос жены Степан недоумевающе вскинул брови.
Ангелина, ну не могу же я таскать его с собой на работу? Где мне, по-твоему, его оставлять, в вагончике? Конечно, он останется здесь. Я уже выбил для него место в детском саду. Остались только формальности. Будешь отводить по утрам и забирать вечером. Увидев, как жена негодующей качает головой, Степан поспешил продолжить.
Я же не заставляю тебя его любить. Вижу, что для тебя это невозможно. Заберешь из садика, покормишь, и пусть себе ковыряется в своих игрушках. Толик у нас вполне самостоятельный. Он не доставит себе хлопот.
«Самостоятельный» Толик, моргая своими большими светлыми глазами, выглянул из комнаты и Ангелина поняла, что мальчик все слышал. Впрочем, что он там понял? Что может понимать двухлетний малыш?
Видимо, двухлетний ребёнок понимал больше, чем думала Ангелина. После отъезда Степана на вахту он стал совсем отстранённый. По утрам мальчик старательно одевался в садик, не прося ни о чём тётю Ангелину. Молча она отводила его туда, молча забирала, молча кормила ужином.
Пока однажды после садика Толик не отодвинул от себя тарелку и не пробормотал, что не хочет кушать, и не ушел в выделенную для него комнату. В комнате было тихо, и дверь в нее была открыта. Время от времени, проходя мимо, Ангелина заглядывала туда. Мальчик не играл в паровозик, не строил ничего из кубиков. Он тихо лежал на диване с закрытыми глазами. Сначала Ангелина думала, что Толик просто устал, но в очередной раз, пробегая мимо открытой двери, обратила внимание, что лицо мальчика ярко-красного цвета.
Толик был светлокожий, бледненький, и эта краснота бросилась Ангелине в глаза. Нехотя она вошла в комнату и почти брезгливо поднесла руку ко лбу Толика. Дотронуться не успела, как почувствовала жар, исходивший от лобика. Ангелина испугалась, схватила мальчика за плечи, потрясла. Толик долго не просыпался, а когда раскрыл глазки, они были мутными. Сам ребенок был вялый, заторможенный.
Толик, ты что, заболел? — присела на корточки перед диваном Ангелина. — Тебе плохо? Давно ты себя плохо чувствуешь?
Давно. Два дня болит тут и тут, — мальчик показал на голову и горло. — А вчера меня в садике рвало.
Толик отвечал невнятно и казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Быстро метнувшись к аптечке Ангелина поставила Толику градусник и не став дожидаться, что он покажет, начала вызывать скорую. Все и так было понятно. Ребенок просто горел огнем.
Скорая не ехала долго. За это время Ангелина успела увидеть на градуснике страшную цифру 40, а Толик опять впал в забытьё. Девушка дала ему жаропонижающее и бегала по окошкам, дожидаясь машины с красным крестом. За это время она искусала губы в кровь.
«Толик, Толик, ну как же так? Ты давно заболел и молчал, не жаловался. Терпел, а все потому, что боишься страшную, ненавидящую тебя тетю. Ты такой тихий, такой хороший мальчик! Вот в чем ты виноват передо мной?»
О, мамаша, будем госпитализировать, он же у вас хрипит, — нахмурилась фельдшер, прослушав Толика.
Ангелина кинулась укутывать мальчика, взяла на руки и побежала в скорую помощь. В больнице она долго объясняла, кем ей приходится этот ребенок.
Это сын моего мужа, а я нахожусь в процессе усыновления. Совсем скоро я стану его мамой.
Сказав это Ангелина собиралась соврать, но внезапно поняла, что она на самом деле так сделает. За один вечер огромная корка льда, что покрывала ее сердце, растаяла. Растаяла без следа от тепла этих горячих ручек, что обвивали ее шею, пока она везла Толика в скорой помощи.
В больнице они пролежали две недели, и Ангелина, пожалуй, была самой беспокойной мамочкой в отделении. Трясясь над мальчиком, она мерила ему температуру чуть не каждый час и поднимала на уши весь медперсонал, если температура не спадала. Наградой ей стали восторженные глазки Толика и его ручонки, когда он тянулся к «новой» тете Ангелине.
Мамой мальчик назвала её позже, уже когда Степан вернулся с вахты. Это случилось так естественно, но Ангелина потом проплакала всю ночь. К этому времени она усыновила Толика официально, записала себя его матерью. Теперь она знала, что этот мальчик её сын не только на бумаге, а и в душе.
Прошло полтора года, и Толика было не узнать. Теперь это был весёлый, вполне подвижный мальчик, души не чаявший своей новой маме. Он не отходил от Ангелины, абсолютно потеряв интерес к отцу. Степану это было только на руку, и мужчина выдохнул с облегчением.
А потом случилось страшное. Степан уехал на вахту, и вскоре Ангелине поступило известие, что автобус везший вахтовиков свалился в пропасть. Он многократно перевернулся, а потом его еще присыпало снегом, так что часть тел так и не была найдена. Среди них и мужа Ангелины.
Ангелина чуть с ума не сошла от горя. Она любила мужа и от всепоглощающего горя её спас только сынишка. Это же такое счастье, что она не одна, что у неё теперь есть Толик! Ангелина жила только им.
Через год Степана официально признали без вести пропавшим, а через два должны были признать умершим. К тому времени Ангелина уже смирилась с потерей мужа. До признания его умершим оставалась две недели, когда Степан появился.
Случилось это весной, в дождливую погоду. Войдя в дом после прогулки с Толиком, Ангелина не обратила внимания, что дверь не заперта. Гораздо больше в тот момент её волновало, не промочил ли Толик ноги. Она разула мальчика в прихожей, потрогала носочки. Успокоившись, велела сыну бежать в свою комнату, переодеваться.
А я сейчас поставлю чайник, и мы с тобой попьем горячего чаю, — весело говорила женщина, входя на кухню.
Последние слова замерли у нее на глубах. За столом, как ни в чем не бывало, сидел ее муж и ел курник, который Ангелина испекла утром.
Не пугайся, Ангела, я живой, — подмигнул ей мужчина. — Да не пугайся ты так, говорю, — вскочил Степан из-за стола, видя, что Ангелина вот-вот грохнется в обморок. — Не было меня в том автобусе, не было.
Где же ты был тогда целых два года? — прошептала, Ангелина тяжело опускаясь на табуретку.
У женщины одной жил. Я собирался поехать на вахту, правда, и уже почти сел в тот злополучный автобус. Но позвонила мне одна старая знакомая и позвала смотаться с ней на юга. Она решила прикупить себе там недвижимость. Обеспеченная, знаешь ли, женщина. Чуть постарше меня, но это не важно. Потом уже там, на море, я услышал про автобус и решил — значит так тому и быть. Это судьба. Для тебя я буду погибшим, а жить останусь с ней.
Ты…. ты…. мерзавец! — бормотала Ангелина не в силах внятно произносить слова. — Если бы ты знал, что я из-за тебя пережила. Зачем же ты приехал сейчас?
Дело в том, Ангела, что у нас с ней сейчас общий бизнес и все такое. В общем, решили мы с этой женщиной узаконить отношения. Я приехал за разводом и за Толиком.
Что? Что ты сказал? За Толиком? Зачем он тебе?
Говорю же тебе, моя новая избранница старше меня. Семейная жизнь у нее не сложилась из-за того, что она не может иметь детей. А она очень хочет. Мы поженимся, заберем Толика и будем воспитывать его.
Ни за что!!! — заорала Ангелина, у которой внезапно прорезался голос.
Ее руки, машинально пошарив по столу, схватили вилку. Степану стало реально страшно. В этот момент Ангелина походила на невменяемую.
Я не отдам тебе сына, ни за что на свете не отдам. Женитесь, делайте что хотите, но Толик мой сын. Официально мой, по закону. Вам стало скучно и вы решили завести себе новую игрушку в виде мальчика? А если он не придется ко двору, что тогда?
Ангелина, положи вилку, — косился Степан на руку женщины и выдохнул, когда Ангелина разжала пальцы и вилка с глухим стуком упала на столешницу. — Слушай, ты сейчас не в себе. Это в тебе говорит злость и ревность от того, что я ушел к другой А Толик тебе не нужен, он тебе никто.
Никто, говоришь? — сузила глаза Ангелина. — Тогда пойдем и спросим у него, с кем он хочет остаться, с тобой или со мной. Он уже довольно большой мальчик и в состоянии сам решить.
Ангелина не успела договорить, как в проем кухонной двери метнулась маленькая фигурка. Стоявший за дверным полотном Толик слышал все последние слова и кинулся к Ангелине, сидящей на табуретке. Обхватил ее что было силы и заплакал:
Мама, я хочу быть с тобой. Не отдавай меня ему.
Ангелина усадила мальчика на колени, с уверенностью заявив: «Никуда ты не пойдешь, Толик. Ты — мой сын, и я не представляю жизни без тебя». После чего с раздражением посмотрела на Степана: «Ты всё слышал. Толик остаётся со мной. Получишь развод, но забудь о сыне. Если попытаешься его забрать, пожалеешь».
«Ладно, делай как знаешь!» — бросил Степан, но не смог устоять перед курником Ангелины и быстро съел остатки.
«Живи как хочешь, но одна с ребёнком тебе будет нелегко. Замуж с ребёнком на руках никто не возьмёт», — заметил Степан на прощание.
Ангелина крикнула ему вслед: «И не нужно мне замуж! Лучше буду одна, чем с таким, как ты. Толику и мне и вдвоем хорошо. Ты только испортился!»
The post first appeared on .
Комментарии (0)