Тихон Жизневский: «Увидев себя на экране, я зарекся когда-нибудь еще сниматься»

«Представляете, мальчик из провинции с первой попытки поступил в театральный и сразу снимается с...

«Представляете, мальчик из провинции с первой попытки поступил в театральный и сразу снимается с Куценко, Башаровым, Владом Галкиным! Но когда я впервые увидел себя на экране, дико расстроился», — признается актер Тихон Жизневский.

— Тихон, на днях на экраны выходит фильм «Первый Оскар», в котором вы сыграли главную роль — военного оператора…

— Я долго отказывался от проектов про войну — из-за сценариев. А тут прочитал историю, которая меня захватила. Оказывается, в 1943 году премию «Оскар» получил документальный советский фильм «Разгром немецких войск под Москвой». Трудно даже представить, в каких тяжелых условиях его снимали военные операторы!

— А для вас на съемках что было самым сложным?

— Холод! Сцены на натуре снимали зимой, иногда по ночам температура опускалась до минус 30, а если еще дул ветерок, то мороз пробирал до костей. Даша Жовнер, которая играла артистку концертной бригады, вся почернела от холода: на ней было тоненькое платье. Но и у нас ноги коченели: сапоги из тонкой кожи не спасают, особенно если ты сидишь в окопе. И это при том, что мы надевали несколько комплектов термобелья и время от времени пили горячий чай. А главное, нам не надо было постоянно носить тяжелое и очень холодное оружие, как приходилось настоящим солдатам.

— В вашей фильмографии уже много проектов. А как вы стали артистом?

— Я родился в Зеленоградске, городке в 40 километрах от Калининграда. Мы вчетвером (родители, я и мой младший брат Матвей — он тоже стал актером) жили на четырнадцати квадратных метрах, у нас не было горячей воды, ванны — ходили в баню. Но это было абсолютно счастливое детство, проведенное у моря, в любви и в гармонии.

— Откуда у вас с братом такие редкие имена?

— Между прочим, мама у меня — Елена Марксовна. (Смеется.) Но наши имена — целиком заслуга отца. Он их долго выбирал, а потом не мог решить, каким из двух назвать первенца, то есть меня. Сейчас по улицам много Тиш и Матюш бегает. А когда я в детстве говорил, что меня зовут Тихон, мне отвечали: «Здоровская кличка! А имя-то у тебя какое?»

— Похоже, отец у вас творческий человек!

— Точно! Он окончил мореходку в Клайпеде, ходил в рейсы. А потом учился в Академии культуры в Петербурге, на факультете режиссуры массовых действий. Кем папа только не был: радиоведущим — с друзьями во время перестройки открыл новую радио­станцию в Калининграде, рекламщиком, работал в банке, потом на стройке. А сейчас своими руками делает камины и кладет русские печи. Наше с братом прекрасное детство во многом было предопределено папиной творческой натурой. Отец постоянно устраивал какие-то культпоходы, масштабные акции с нашими друзьями. Домашние праздники у нас были нетривиальные — не дома, а на природе, с кострами, в замках заброшенных. И все же, когда я окончил девять классов в школе, где мама преподавала английский, хотелось побыстрее вырваться из нашего маленького городка, просто чтобы получить какую-то свободу от родительской опеки.

А так как я всегда всех смешил, знакомые — они работали в Калининградском драмтеатре — сказали родителям: «У вас такой веселый парень, попробуйте его отдать в 49-й Калининградский лицей, там начинается набор в театральный класс». Лицей был очень престижный, а вот в театральный класс конкурса практически не было, туда брали даже таких троечников, как я. Но, как выяснилось, зря. Ведь наш педагог потрясающий Борис Иосифович Бейненсон воспитал не одного профессионального актера (у не­го учились Артем Ткаченко, сестры Арнтгольц). Я вставал в шесть утра, чтобы успеть к восьми на занятия. Садился в автобус до Калининграда и засыпал — точнее, в полусонном состоянии бился головой о стекло. До обеда мы занимались общеобразовательными предметами, а потом в Доме пионеров — актерским мастерством, пением, танцем, фехтованием. Было весело, но все равно о профессии актера я не думал. В какой-то момент даже вернулся в Зеленоградск, и меня пристроили в математический класс. Я просидел на уроке алгебры пятнадцать минут и понял, что это страшная скукотища. И чуть ли не на коленях приполз в театральный класс: «Возьмите меня обратно!» В 16 лет окончил его, отправился в Москву и поступил в Щукинское училище.

— Почему выбрали именно его?

— Мне без разницы было, куда идти, я вообще не думал, что поступлю хоть куда-нибудь. Но меня везде взяли! А в «Щуку» пошел, потому что там зачисление было на день раньше, чем в других местах. Еще когда я ждал своей очереди, чтобы предстать перед экзаменационной комиссией, ко мне подошел человек и сфотографировал. Оказалось, кастинг-директор искал свежие лица в фильм Виктора Шамирова «Дикари». Меня пригласили на пробы. После поступления я вернулся домой на несколько недель, а потом по­ехал в Крым — сниматься в «Дикарях». Представляете, мальчик из провинции с первой попытки поступил в театральный и сразу сни­мается с Куценко, Башаровым, Владом Галкиным! Но когда я впервые увидел себя на экране, дико расстроился. Настолько себе не понравился, что зарекся сниматься когда-либо еще! И в училище поначалу не все гладко шло. Мы же у Бейненсона в той или иной степени проходили предметы, которые преподают в училище на первом курсе. Мне не составляло труда все это делать, поэтому было не очень интересно. И весной я решил сменить институт. Снова, как год назад, пошел на прослушивания. В Школе-студии МХАТ меня увидел Владимир Анатольевич Сажин, который преподавал и в «Щуке». Удивился: «А ты серьезно пришел поступать или побаловаться?» Я смалодушничал и ответил: «Побаловаться». Сажин заулыбался: «Ну ладно, балуйся тогда». Я не поступил и в итоге доучился все-таки в «Щуке», чему сейчас очень рад. Со мной на курсе был Филипп Бледный, который стал моим лучшим другом. Ну а после института художественный руководитель Александринского театра Валерий Фокин пригласил меня в свою труппу. И уже больше 12 лет я живу и работаю в Питере... Александринский — это первый постоянный публичный театр России, в нынешнем здании спектак­ли играются уже почти 190 лет. Наша историческая сцена — очень мощное по энергетике, намоленное место. Я так это чувствую, что на другие сцены — даже очень знаменитые, как МХАТ, — мне тяжело выходить.

— В некоторых труппах актеры позволяют себе «расколоть» коллег, поимпровизировать. А как с этим в Александринке?

— Валерий Владимирович Фокин очень жесткий, системный режиссер и такого не позволит. У нас немножко как в армии — строгий порядок, и это хорошо. Только один раз мне пришлось отойти от заданных мизансцен. Накануне спектакля «Укрощение строптивой», где я играю Люченцио, на футболе надорвал связку стопы. Мой герой очень много двигается, а тут с шиной на ноге я просто встал посреди сцены и произносил текст.

— Высокий рост — 191 сантиметр — в театре помогает или мешает?

— В театре это, несомненно, преимущество — тебя лучше видно. Хотя бывает, что актеры среднего роста, как Дмитрий Лысенков (потрясающий театральный артист, лучший из тех, кто сейчас у нас есть), заполняют собой все пространство сцены. А вот в кино, если в кадре у артистов большая разница в росте, операторам приходится постараться, чтобы «выровнять» героев.

— Вы явно отдаете предпочтение театру. Но только кино приносит артисту популярность...

— Да, я понимаю, что многие зрители приходят в театр из-за того, что я им понравился в кино. Кстати, у меня дома целый шкаф с подарками от поклонников: мои портреты, какое-то рукоделие, игрушки, сувениры. А еще несут чаи, сладости. Это приятно. Но самый позитивный момент в этой истории — то, что зрители, сначала придя в Александринку на «лицо с экрана», влюбляются в театр и начинают ходить на спектакли и без моего участия. Моя аудитория — в основном девочки 14—15 лет, и им очень полезно ходить в театр.

— А какой фильм принес вам больше всего поклонников?

— Конечно, «Майор Гром: Чумной Доктор». Оказалось, что у комиксов, по которым снята картина, огромная фан-база. Самое смешное, что как раз в «Майоре Громе...» я на себя не очень похож: гримеры постарались...

— Не жалко было ради роли отрезать свои кудри?

— Волосы к тому же перекрасили. А еще я в спортзал ходил, чтобы подкачаться. В общем, пришлось потрудиться, чтобы в кадре выглядеть не таким шалопаем, как в жизни. Сейчас, кстати, у меня короткие волосы, а для новой роли нужны длинные — отращиваю. На самом деле я всем этим не заморачиваюсь. У меня же щукинская школа. И я не погружаюсь в материал настолько, чтобы потом выходить из роли неделями, месяцами. У меня все как-то легко... Если же называть самый интересный для меня кинопроект, то это сериал «Топи». Мы там снимались с Иваном Янковским, с которым уже встречались в фильме «Огонь» и теперь дружим семьями. Очень люблю с Ваней завтракать в каком-нибудь приятном месте и обсуждать, что у нас нового, куда дальше идти.

— И куда вы хотите идти дальше?

— Хотелось бы сыграть что-то непривычное. Может, эдакого Леона, киллера аутичного (в клипе Басты я этот образ на себя уже примерил). Или поучаствовать в музыкальном проекте. Я немного играю на гитаре — благодаря отцу. А вот петь всегда стеснялся. Но сейчас у нас в театре я играю в спектакле «Оптимистическая трагедия. Прощальный бал», жанр которого обозначен как «революционный концерт». И я там пою! Зажим вроде немного спал, хотя все равно страшновато... Хочется сыграть в чем-нибудь светлом, добром, семейном. Нельзя же в театре все время грустить, переживать. Надо чаще разбрасывать руки в стороны и смотреть на солнце!