«Счастливая, — думала владелица сети модных кофеен, рассматривая присевшую за столик известную актрису. — Красавица, выглядит на миллион. Только и забот — что угнаться за новой коллекцией украшений, выбрать — на каком курорте отдыхать, отбиться от толпы богатых поклонников, да успеть спрятаться от папарацци за высоким забором шикарного особняка. А тут… голова кругом идет от этих поставок, налогов, конкурентов, кредитов за квартиру и новую машину. Ребенок с няней растет, у мужа своя жизнь. И на Мальдивах начинается высокий сезон»…
«Счастливая, — думала ее соседка по дому, направляясь в парикмахерскую, и случайно встретив „кофейную бизнес-леди“. — Живет этажом выше в огромной квартире, машины меняет, как перчатки. А тут… пишешь эти программы, как проклятая, пишешь. Едва-едва удалось накопить на однушку. Работаешь с утра до ночи, сидишь одна дома, как затворница. Ни семьи, ни друга. Ни развлечений, ни отпуска. Только и читаешь в соцсетях: что лучше — Ибица или Тенерифе. А жизнь мимо проходит»…
«Счастливая, — думала о ней парикмахерша, ловко подстригающая влажные пряди. — Сама себе госпожа. Работает прямо в собственном доме, попивая кофеек. Потыкала в кнопки на ноуте — дзынь — деньга на карту капнула, причем, приличная. Хочешь в Египет, хочешь в Турцию. А тут… сколько голов нужно перестричь, тонну волос с пола вымести, чтоб хоть какую-то копейку заработать. И каждой еще угоди, каждая норовит нервы помотать. К вечеру ноги не держат, а дома свекровь зубы точит, чтоб с порога впиться в самую душу»…
«Счастливая», — думала о парикмахерше продавщица, продающая рыбу на уличном лотке, пританцовывая от ноябрьского холода и дуя на распухшие от мерзлой воды руки. — Стоит себе в тепле, в шлепанцах и халатике, красоту девчонкам наводит, «чаевые» в карманчик собирает. А тут… ежедневное море в тазу… И в дождь, и в снег, и в мороз… Ноги закоченели, пальцы на руках не гнутся. Единственный заработок, если какая-нибудь «барыня» не захочет в чешуе ручки белы марать, и скажет рыбку ей почистить. К вечеру доплетешься до съемной квартиры, хлопнешь водки с сожителем, только тогда и согреешься»…
«Счастливая», — думала о ней тоненькая худенькая натурщица, завороженно следя, как продавщица с аппетитом уплетает корзинку с белковым кремом, которую ей принес в блистере грузчик с рынка. — Всегда сытая, лопает сладости в удовольствие, каждый норовит ее любя ущипнуть. А тут… Вечно голодная для стройности, перебиваешься случайными заработками, никогда не знаешь — когда следующий раз поешь, где и с кем переночуешь. Раздеваешься перед тем, кто заплатит, и привыкаешь быть неодушевленной вещью»…
«Счастливая», — думала о натурщице, позирующей с букетом листьев молодому фотографу, элегантно одетая дама бальзаковского возраста. — Молоденькая, с точеной фигуркой, с загадочным взглядом. Вся жизнь у нее впереди. И не знает она, как это — когда увядает красота. Как это — когда умирают родные. Как это — когда с мужем не сложилось, а у взрослых детей своя жизнь. Не знает горьковатый вкус вечеров в обнимку с одиночеством»…
«Счастливая», — думала об элегантной женщине, листающей на лавочке рекламный буклет, старушка, катящая по дорожке сквера инвалидную коляску, в которой полудремал старичок. — Еще такая молодая и красивая. Еще здоровая и полная сил. Еще может себе позволить тратить деньги на красивую одежду, вкусную еду и приятные вещи. Еще не знает, как это — когда все жалкие крохи пенсии подчистую уходят на лекарства. Еще не знает, как это — прислушиваться по ночам к затихающему дыханию, и чувствовать, что конец близок»…
«Счастливая, — думала о семенящей за коляской бабулькой одинокая старушка, перекладывающая из кастрюльки с отбитой эмалью кашу в несколько кошачьих мисок под кустом. — Сколько их вижу — всегда вдвоем. Она ему одеяло на ногах поправляет, он для нее норовит отломить веточку рябины. Есть, о ком заботиться, есть, кто пожалеет. А тут… помрешь, и не хватится никто. И не знает она, как это — варить себе кашу на воде, вместо молока, чтобы покормить их — бездомных и голодных. Лишь бы хоть кому-то быть нужной»…
«Счастливая, — думала о старушке, к которой со всех ног неслись с десяток котов, молодая бродяжка, пытающаяся успокоить раскричавшуюся двухлетнюю дочку. — Может ради развлечения котов кормить, а мне ребенка не всегда есть чем накормить. Где-то живет она, где-то ночует, кашу вон варит. И не знает, как это — не иметь ничего своего, просить милостыню, убегать от полицейских или спущенных собак. Может, давно бы уже с моста вниз головой, да только детем по рукам и ногам связана»…
Она развернула помятый пакет, отломила кусок булки, которую сегодня ей протянула сердобольная тетенька, когда они просили подаяние на ступеньках перехода, и сунула в руки голодной девочке.
Она не видела, что за ними наблюдает актриса, допившая свой кофе и севшая за руль шикарного авто. Сидит молча, не поворачивая ключ зажигания, и, не мигая, смотрит на девчушку, усердно жующую сладкий хлеб. И у нее перед глазами за миг — вся ее жизнь: красивая сказка, вперемешку с цинизмом, предательством, пустыми обещаниями и ранним абортом.
Фальшивые роли, дорогие подарки, от которых на сердце лед, прекрасный дом… пустой и тихий по ночам. Она встретилась с малышкой глазами, и от распахнутого детского взгляда перехватило дух. Следя, как девочка обвивает ручками материну шею, она невольно дотронулась до своей, представляя желанное детское тепло и безусловную любовь, которую юная мама, казалось, совсем не замечает. А в голове вертелась только одна мысль:
«Счастливая… Господи, какая же счастливая»…
Татьяна Лонская
The post first appeared on .
Комментарии (18)