— Светлана, мне уже шестьдесят три, — проговорила она, отодвигая в сторону тарелку с наполовину съеденным салатом. — Все знакомые в бассейне с внуками возятся, а я? Я одна хожу на аквааэробику. Смотрю на их фотографии — душа ноет.
Света молча прибрала со стола посуду. Этот разговор, словно заевшая пластинка, повторялся каждый раз, когда мать наведывалась к ней. Она знала каждую фразу почти наизусть.
— Но у тебя ведь есть внуки, мама, — осторожно напомнила она, открывая воду в раковине. — Вика в прошлом месяце на утреннике стих рассказывала, ты даже видео выставляла.
— Не упоминай мне о них! — резко махнула рукой Галина Степановна, как будто стряхивая невидимые крошки. — Это не внуки. Это… я даже не знаю, кто такие. Приезжают в гости, на ломаном русском меня «бабкой» зовут! И всякие невкусные печенья с корицей тащат. Нет, мне нужны обычные, правильные внуки от тебя. Тебе уже тридцать, часы-то идут.
Дверь в кухню приоткрылась, и на пороге показался Андрей. Он уловил последнюю фразу тёщи и сразу понял, о чём речь.
Его лицо оставалось спокойным, лишь в уголках глаз мелькнули смешинки.
— Галина Степановна, хотите, я вам внука организую? — пошутил он. — Только Света меня потом придушит, и останетесь вы и без зятя, и без внука.
Тёща фыркнула, но заметно смягчилась. Андрея она уважала. Толковый инженер, надёжный человек, только вот детей всё ещё нет.
— Шутишь, Андрей Петрович, шутишь, — нарочито официально произнесла она. — А я готова не только шутить, но и серьёзно помогать. Могу и нянчить ребёнка, и водить на кружки, и материально поддержать, если понадобится. Главное, чтобы это был мой родной, славянский по духу.
Света вздохнула. «Родной. Славянский». Это уже было прямое указание на детей её брата Артёма.
Он женился на девушке из Норвегии Кларе пять лет назад. Они жили в Осло и растили двоих: восьмилетнюю Сольвейг и пятилетнего Ларса.
Два раза в год они приезжали, и каждый визит превращался для Галины Степановны в тяжёлое испытание.
Через пару недель семья Артёма должна была снова приехать. Галина Степановна заранее начала готовиться, но её приготовления больше напоминали оборону.
Она тщательно вымыла квартиру с хлоркой, накупила гречки, говядины и творога — «нормальной еды, а не их заморских печений», как она выразилась.
На первый вечер решила устроить семейный ужин. Света с Андреем пришли пораньше.
Зять помог накрыть стол: расставил тарелки с пирогами, оливье и «селёдкой под шубой». «Чтобы славянский дух ощущался», — подшутила Галина Степановна.
Её муж Николай Петрович сидел в гостиной, уткнувшись в новости.
И вот раздался звонок, и в дом ворвался вихрь детских голосов.
Первой вбежала Сольвейг — высокая для своих восьми лет девочка с белыми волосами и веснушками.
За ней, спотыкаясь о громоздкие зимние ботинки, ковылял Ларс.
— Баба! Деда! — выкрикнула Сольвейг по-русски, но с сильным акцентом.
Галина Степановна напряглась. Она ждала объятий, но внучка остановилась в метре и произнесла заученную фразу:
— Мы рады вас видеть. Это для вас. — Девочка протянула аккуратно свёрнутый подарок.
Следом вошли Артём с женой, нагруженные сумками и пакетами. Клара, худощавая блондинка с добрыми глазами, улыбнулась и попыталась обнять свекровь, но та уже разворачивала подарок. В коробке оказались вязаные свитера с оленями.
— Благодарю, — сухо произнесла Галина Степановна и отложила коробку. — Садитесь, еда остывает.
За столом воцарилась напряжённая тишина. Артём и Андрей пытались её разбавить разговорами о футболе. Дети ковырялись в тарелках.
— Яг вилл инте ха ден хэр фискен мед рёдбетор (Я не хочу эту рыбу со свёклой), — твёрдо заявил Ларс на чистом норвежском, тыкая вилкой в «селёдку под шубой».
— Прата русска, вар снэльл. (Говори по-русски, пожалуйста), — мягко поправила его Клара.
— Мен яг гиллар ден инте. Ден эр роса ок меркли. (Но она мне не нравится. Она розовая и странная), — упрямо возразил мальчик.
— Ешь, что дают, — строго заметил Николай Петрович, прекрасно всё понимая и без перевода. — В Африке дети голодают.
Ларс надул губы. Сольвейг, желая поддержать брата, тоже перешла на норвежский:
— Мамма, кан хан фо лите брёд отминстоне? (Мам, можно ему хотя бы хлеба?)
Галина Степановна побледнела. Она отложила вилку с гулким стуком.
— В моём доме будут говорить по-русски. Понятно? Или вы совсем забыли, чьи вы дети? — резко бросила она.
Артём тяжело вздохнул. Он прекрасно понимал, что без сцены не обойдётся.
— Мам, они устали с дороги. Но они стараются, — попытался объяснить он.
— Стараются?! — голос матери зазвенел. — Я им книжки высылаю, азбуку! А они? Мне тут на чужом языке… Я им не чужая! Я бабушка!
Клара тихо сказала что-то детям, и те, испуганные, слезли со стульев и вышли из-за стола.
— Я не вижу проблемы, — обратилась она к свекрови на ломаном русском. — Дети билингвы. Это полезно для развития.
— Полезно, не полезно! — встала Галина Степановна. — Они должны чувствовать, что здесь они свои! А что выходит? Они туристы! Я хочу внуков, с которыми могу по душам поговорить, которых могу в театр сводить, которым могу семейные истории рассказать!
— Они тоже могут, мама, — попытался вставить Артём, но его перебила Света.
— Хватит! — неожиданно громко сказала она. Её взгляд метнулся от растерянного лица Клары к багровеющему лицу матери. — Мам, ты всё испортишь. Насовсем.
Галина Степановна хотела возразить, но лишь махнула рукой и ушла на кухню. Николай Петрович нехотя поднялся и пошёл за ней.
Ужин оказался окончательно испорчен.
На следующее утро Света предложила брату и его семье прогуляться, чтобы дать родителям время остыть.
Они отправились в парк. Дети, получив свободу, тут же оживились: заговорили на своём смешанном языке и начали играть в догонялки.
— Извини за вчерашнее, — сказал Артём, наблюдая за ними. — Я понимаю, что мама никогда их не примет.
— Она не их отвергает, а твой выбор, — возразила сестра. — Мама видела твою жизнь совсем иначе.
— А как именно? Жена-славянка, два сына, которые бегают на каратэ и учатся играть на пианино? Мир изменился, Света, — раздражённо бросил он.
— Вот и скажи ей это, — усмехнулась сестра.
— Я пытался. Бесполезно, — горько произнёс Артём.
В этот момент Сольвейг подбежала к ним, тяжело дыша от бега.
— Папа, можно нам покататься на лодке? — она показала на пруд, где кружили катамараны.
Артём улыбнулся.
— Конечно, можно.
Они наняли два катамарана. Артём, Клара и Ларс уселись в один, а Света, Андрей и Сольвейг — в другой. Андрей энергично крутил педали, выведя их к середине воды.
Стояла тишина, лишь плескалась гладь да доносился смех с соседнего катамарана.
Сольвейг сидела рядом со Светой и внимательно смотрела на воду.
— Тётя Света, баба Галя нас не любит? — вдруг спросила она прямо.
Женщина растерялась. Она бросила взгляд на мужа. Андрей сделал вид, что сосредоточен на управлении.
— Почему ты так решила, солнышко? — мягко спросила тётя.
— Потому что она всегда сердитая. Не улыбается. И не играет с нами. В Норвегии у меня есть вторая бабушка, мы с ней печём печенье и ходим в лес. А эта бабушка только недовольно смотрит, — грустно сказала девочка.
Света обняла племянницу.
— Она тебя любит. Просто она другая. И ей очень важно, чтобы вы говорили по-русски. Это делает её счастливее, — попыталась объяснить тётя.
— Но мы же говорим! — удивилась Сольвейг. — Мы учим. Просто иногда забываем слова.
— Я знаю. И это нормально, — успокоила её Света.
— А почему у тебя нет детей? — с детской прямотой спросила девочка. — Баба Галя говорит, что ты должна подарить мне братиков и сестрёнку.
Андрей хмыкнул, не оборачиваясь. Света тяжело вздохнула.
— Потому что мы с дядей пока не готовы. У каждого свой путь, Сольвейг, — с улыбкой ответила она.
— А если у вас будут дети, баба Галя их полюбит больше, чем нас? — с тревогой спросила девочка.
Этот вопрос стал последней каплей. Света поняла: всё зашло слишком далеко. Даже дети чувствовали несправедливость и отторжение.
Вечером того же дня Света пришла к родителям одна. Галина Степановна вязала у телевизора, лицо её было сосредоточенным и закрытым.
— Мам, нам нужно поговорить.
— Если опять про мою «нетерпимость», то не стоит, — отрезала женщина. — Я имею право хотеть нормальных внуков.
— Сегодня Сольвейг спросила меня, любишь ли ты её.
Спицы замерли в руках, клубок скатился на пол.
— Что?.. С чего она это взяла?
— Потому что дети всё чувствуют. Они ощущают, что ты их не принимаешь, что ждёшь от меня «правильных» внуков. И знаешь, что она ещё спросила? Спросила, будешь ли ты любить моих детей больше, чем их.
Галина Степановна опустила взгляд, долго молчала, разглядывая узор на вязании.
— Они чужие, Света. Я не могу полюбить по приказу, — неуверенно проговорила она.
— Они не чужие. Они — плоть от плоти Артёма. Они носят нашу фамилию, — горячо возразила дочь. — Они просто живут в другой стране и говорят на двух языках. Ты можешь либо принять их и быть для них настоящей бабушкой, либо потерять их навсегда. А вместе с ними — и Артёма. Ты готова к этому?
— Он мой сын! Он не посмеет! — всполошилась мать.
— Посмеет, мам. Потому что он отец. И он защищает своих детей. Так же, как ты когда-то защищала нас, — спокойно заметила Света.
Галина Степановна ничего не ответила. Она подняла клубок, снова принялась вязать, но руки её заметно дрожали.
Света поднялась и ушла. Она сказала и сделала всё, что могла.
Наступил день, когда семья Артёма собиралась уезжать. В прихожей царила напряжённая тишина. Дети молча надевали куртки.
Галина Степановна вышла из гостиной с двумя большими пакетами.
— Вот, — протянула она Кларе. — Это вам в дорогу. Пирожки с капустой и с мясом, чтобы не голодали.
Клара удивлённо взяла пакеты.
— Спасибо, Галина.
— И вот, — бабушка повернулась к детям. Она достала два небольших свёртка. — Это вам. Открывайте.
Сольвейг и Ларс аккуратно развернули бумагу. Внутри оказались одинаковые старинные серебряные монетки на цепочках.
— Это на счастье, — произнесла она, и голос её дрогнул. — Мне моя бабушка такие дарила. Носите, не снимайте.
Сольвейг посмотрела на монетку, потом на бабушку. Подошла ближе и обняла её за талию.
— Спасибо, баба Галя, — тихо сказала девочка.
Женщина замерла. Потом её руки медленно опустились на плечи внучки, и она погладила её по волосам.
— Поезжайте скорее, а то в аэропорт опоздаете, — заботливо сказала она.
На прощание впервые поцеловала в щёку и внуков, и Клару. Та едва скрыла удивление.
Когда дверь за ними закрылась, Галина Степановна вернулась в гостиную. Подошла к серванту, где стояли фотографии. Среди них — недавний снимок Артёма с семьёй на фоне набережной Осло.
Пенсионерка взяла его в руки, всмотрелась в улыбающиеся лица Сольвейг и Ларса, потом протёрла стекло рукавом и поставила фотографию обратно, на самое видное место.
Она так и не получила тех внуков, о которых мечтала. Но, возможно, только что сделала первый шаг к тому, чтобы не потерять тех, что у неё уже есть.
The post first appeared on .
Комментарии (0)