Микки Рурк: «Мне есть за что просить прощения»

Эксклюзив«Я долго надеялся, что отец вернется и защитит меня. Но он ушел навсегда... И мы с моим...

«Я долго надеялся, что отец вернется и защитит меня. Но он ушел навсегда... И мы с моим младшим братишкой оказались один на один с отчимом и его сыновьями. Он нас нещадно бил, а матери было плевать», — рассказывает актер в эксклюзивном интервью «7Д».

В сентябре Микки Рурку исполнилось 69 лет. Некоторые считают, что этот актер вообще давно исчез не только из кино, но и из жизни. Но это не так. Один из талантливейших актеров 1980-х и 1990-х — чего стоят только фильмы «Сердце Ангела», «9 1/2 недель», «Харлей Дэвидсон и ковбой Мальборо», «Баффало 66», «Бойцовая рыбка», «Жар тела», «Забегаловка» — действительно променял колоссальный успех и славу на оргию тотального саморазрушения. Обладая невероятной, уникальной харизмой, заработал репутацию невыносимого человека, вечно сражаясь с продюсерами, устраивая сцены на съемочной площадке, не удосуживаясь выучить свои слова и отказываясь от звездных ролей. Но одно время казалось, что даже такое поведение не сможет утопить его блестящую карьеру. Слишком любили его зрители... До тех пор, пока Рурку не перестали предлагать не только главные роли, но и вообще какие-либо. Разве что ценившие его талант друзья-режиссеры, такие как Фрэнсис Форд Коппола, Роберт Родригес, по старой памяти и дружбе давали пускай и небольшую, не достойную его актерских возможностей, но хоть какую-то работу... В конце концов карьера Микки все-таки оказалась разрушена его собственными демонами...

Возвращение Рурка в ту пору в бокс привело к многочисленным травмам и, как следствие, — к операциям, в том числе пластическим. Слишком сильно была изуродована не только его жизнь, но и тело, и лицо. Только нос был сломан пять раз... Количество операций, большинство из которых, к несчастью, оказались неудачными, не снилось и самой помешанной на внешности звезде. По словам Рурка, он делал их, чтобы «исправить, залатать превратившееся в месиво лицо».

В результате Микки, тонкого, звонкого красавца и любимца женщин, стало не узнать. И он полностью исчез со всех радаров... Если о нем и вспоминали, то лишь ужасаясь и обсуждая катастрофические перемены во внешности актера. Ни бокса, ни актерской работы — за исключением малобюджетных картин не слишком высокого качества, обычно с треском проваливавшихся в прокате...

В 2005 году Роберт Родригес снова пришел на помощь — снял Микки в масштабном проекте «Город грехо­в». А в 2008 году режиссер Даррен Аронофски не побоялся дать ему главную роль в великолепном, номинированном на «Оскар» фильме «Рестлер». И Рурк не подвел — выдал блистательную актерскую игру... Но, к сожалению, это был фактически единственный прорыв — последующие роли типа злодея в «Железном человеке 2» не сумели удержать на плаву, казалось бы, возродившуюся карьеру... Однако в последние годы Микки снова много снимается. Пускай и не в самых заметных проектах. Но работает, занят — и это главное. Около десяти фильмов на разной стадии работы значатся в списке будущих релизов с участием Микки Рурка. И никаких скандалов. Недаром никто почти ничего не знает о его личной жизни, кроме того, что Микки все последние годы предпочитает общаться с русскими девушками. Дольше всех продержалась в отношениях с ним модель Анастасия Макаренко. Девять лет — это целая жизнь в Голливуде, в мире шоу-бизнеса... Познакомились они на фотосессии в Нью-Йорке. В 2009 году, спустя полгода романа, Рурк первый и последний раз рассказал журналу People о своей новой любви. «Она очень красивая женщина. Но у нее к тому же еще и большое сердце. Потрясающая семья, она очень близка со своими родителями — они прекрасные люди. Анастасия — подарок, спущенный мне с небес». С самого начала Микки проявил необычайную серьезность. Подарил возлюбленной собачку породы померанский шпиц по кличке Танго и съездил в Германию познакомиться с родителями Анастасии. Сказал, что очень нервничал перед этой встречей. Девушка, впрочем, дополнила рассказ Микки: «Родители полюбили его. Он самый прекрасный и красивый мужчина в целом мире». Микки сказал лишь одно: «Я не променяю ее и на двадцать «Оскаров»...

Обретение любви совпало с его пускай и коротким, но триумфальным возвращением — после огромного перерыва — в звездный мир. Рурк получил «Золотой глобус» за роль в «Рестлере». И вместе с подругой впервые за долгое время появился на красной дорожке. Но, увы, они расстались.

Какие же демоны привели знаменитого актера в его персональный ад и разрушили суперуспешную карьеру? И как он из него выбирается — до сих пор? О чудесах, которые довелось испытать самому актеру, и о новом фильме «Человек божий» (приз зрительских симпатий на Московском кинофестивале 2021 года), где Рурк играет роль парализованного человека, чудесным образом излечившегося благодаря Нектарию Эгинскому, одному из почитаемых православных святых, Божьему человеку, до конца верному своим принципам, несмотря на все оговоры, мытарства и гонения, — обо всем этом рассказал нам в эксклюзивном интервью сам Микки Рурк...

— Режиссер фильма «Человек божий» Елена Попович сказала, что именно вам предложила эту роль еще и потому, что не могла забыть фильм Шона Пенна «Обещание» — тот мощный эмоционально образ, который вы там создали в совсем маленькой роли. Елена вспоминает, как ваш агент, когда она отдавала ему сценарий «Человека божьего», спросил: «О чем это? Опять какой-то ужастик или боевик?» Что вас сподвигло поучаствовать в этом интернациональном проекте, где главные роли сыграли знаменитый в Греции актер Арис Серветалис и наша российская звезда Александр Петров? Съемки проходили в Греции, режиссер родом из Сербии, музыку написал польский композитор...

— Мое внимание привлекло несколько моментов. Прежде всего то, что эта картина о боли и о святых, а я кое-что в этом понимаю. Меня тронула сама история... Она дает вдохновение тем, кому уже, кажется, ничем нельзя помочь, не на что рассчитывать, все-таки попытаться преодолеть самые невозможные трудности. В свое время я публично выразил свою личную благодарность Богу — за то, что помог мне преодолеть пагубные привычки, приведшие меня на грань самоубийства. Месседж этой картины — верь, твори добро и прощай. Стоит научиться видеть свет и находить радость даже во время самых крутых виражей, на которые заносит жизнь... В общем, я согласился после разговора с Еленой, она же автор сценария, а не только режиссер. Почувствовал, что она умеет думать сердцем, как я это называю, и что ее искренность, честность, достоинство позволяют сделать кино не для того, чтобы заработать миллионы. А для того, прежде всего, чтобы отправить нас всех в духовное путешествие.

Я был совершенно потрясен красотой монастыря и церкви Святого Нектария в Греции, на острове Эгина, когда меня туда первый раз привезли. Это самая красивая церковь, которую я видел в своей жизни. И самое прекрасное из всего, что я увидел в Греции. Елена подарила мне чудесную икону, не может быть для меня лучше подарка... И я теперь буду каждый день перед ней молиться.

— Фильм этот о чуде, расскажите, что для вас означает чудо? Ведь у всех разные представления о чудесах?

— Интересный вопрос. Действительно, все по-разному это понимают... Я верю только в такие чудеса, которые дарует нам Бог. Я не верю в удачу, рок, судьбу. Не верю в деньги и власть. В их силу и способность творить чудеса. И я не прошу и не просил никогда об успехе, не просил деньги. Я католик, каждый день три-четыре раза молюсь, читаю святые книги... Молюсь за несчастных людей в Афганистане, например, которые могут быть убиты после того, как американцы ушли оттуда. Прошу у Бога даровать им защиту... Бывают маленькие чудеса и большие. Я столкнулся и с теми, и с другими. Верю, что решения, которые принимаешь в жизни, должны основываться прежде всего на правде, верности. И важно еще иметь в сердце определенный запас любви в отношении людей, которым повезло меньше, чем вам. Мне есть за что просить прощения, за многие годы у меня сложилась ужасная репутация, и я знаю, что как минимум на 60 процентов в этом виноват сам...

— А еще кто?

— Мне пришлось пройти через физическое насилие в детстве и потом прорабатывать психологические последствия этого жестокого обращения... Всю жизнь, по сути. Моя мать вышла замуж после развода с отцом за полицейского, очень грубого и брутального типа. Он привел с собой четверых сыновей — ужасных, жестоких мальчишек... Отчим появился, когда мне было всего шесть лет. Отец и мать врали мне, не говорили, что разводятся. И я долго надеялся, что отец вернется и защитит меня. Но он ушел навсегда... И мы с моим младшим братишкой оказались один на один с этим полицейским и его сыновьями. Он нас нещадно бил, ох, эти избиения были по-настоящему похожи на страшный, кошмарный сон... Мы ничего не могли сделать... Что я мог, запуганный до безумия этим страшным большим дядькой ребенок? Матери было наплевать... Я не хочу даже говорить о ней, вспоминать... И этот вот кошмар, худший из кошмаров, длился почти 10 лет. Я часто прятался в шкафу за одеждой и там молился, просил Бога: «Пожалуйста, пожалуйста, пускай я закрою глаза, а когда открою, окажусь в Нью-Йорке, а не здесь, в Майами!» Отец жил в Нью-Йорке большую часть времени. И я годами просил, молился о том, чтобы он забрал меня к себе. Но я открывал глаза и по-прежнему был в темном душном шкафу. Часами так сидел, пока мать не заставляла выйти...

А еще я очень часто закрывал глаза и хотел исчезнуть... Просто взять и исчезнуть. Но чуда не происходило. Шли годы, я страдал, и не только физические раны и травмы прибавлялись, но и ментальные, психологические. Это естественно, когда живешь в постоянном страхе и с чувством стыда. В том числе из-за того, что не можешь дать сдачи. Я был в детстве очень маленьким, худеньким, тонкокостным и тихим мальчиком, и поэтому мне доставалось еще сильнее. Все кому не лень меня задирали. По дороге в школу — а отчим перевез нас в ужасный район — на мосту меня каждый день ждали местные хулиганы и отбирали четверть доллара, которые я получал на ланч. Выбор был простой — или тебя побьют, или отдавай этот несчастный квотер. Часто среди этих хулиганов были мои сводные братцы. И они вели себя особенно гадко... Когда у меня появился велосипед, на нем тоже нельзя было спокойно доехать до школы. Только в толпе, в большой компании. Иначе его отбирали, ломали и еще мне давали подзатыльников. Как-то я ехал один и издалека увидел, что меня ждут. Завернул на бензоколонку и там скрывался, пока они не ушли...

— И все-таки вам удалось выбраться из этого ада...

— Однажды мне предложил защиту самый сильный парень в нашей школе: он дрался лучше всех и его боялись даже мои сводные братья. Он несколько раз провожал меня в школу через этот мост, чтобы я не отдавал им деньги на свой ланч, а потом позвал к себе и стал учить боксировать. На заднем дворе у него висел мешок, набитый пес­ком. Конечно, это никакое не чудо, но я тогда начал верить, что больше никогда никому не позволю сделать из меня жертву...

С тех пор это чувство преследует меня. И карьера моя всегда делала очередной вираж, когда я ощущал, что меня не уважают, контролируют, унижают — после всего, что я пережил... И да, я творил нехорошие вещи на площадках, во время съемок, срывался и так далее, но во многом это все оттуда, родом из моего детства... Не мог вынести даже намека на неуважение к себе — ярость застилала глаза. Понадобилось всего четыре года, чтобы меня возненавидели все продюсеры в Голливуде. (Усмехается.) Я достал их всех. Но у меня не было тогда проблем с алкоголем и наркотиками, проблема была у этих людей, желающих меня контролировать и относиться без уважения. И эти люди сделали все, чтобы они появились, проблемы... Я ж не признавал никаких авторитетов, мне было совершенно не важно, какие это знаменитые продюсеры, сколько миллионов они зарабатывают и могут мне предложить. Один только знак неуважения ко мне — и пиши пропало. Мне ничего от них не нужно. Вот вы думаете, если бы мне предложили сейчас сто миллионов за эту собаку (Микки не расстается со своими домашними любимцами, собачками породы шпиц, и во время интервью у него на коленях сидит одна из них. — Прим. ред.), я бы ее продал?

— Ну что вы, нет, конечно, и в голову такое не придет...

— Потому что мне плевать было всегда на их деньги. Так вот, мне перестали давать роли, и лет семь я не снимался. Вернулся в бокс в 1991 году. И этим зарабатывал на жизнь. А потом, в 39 лет, после очередного сотрясения мозга, врачи мне посоветовали уйти из профессионального бокса... Слишком много повреждений, травм, нагрузки на организм.

— И даже тогда вы не пожалели, что пожертвовали карьерой в кино?

— Нет. Я всегда хотел уметь драться. Бокс — это моя первая любовь как-никак. Конечно, вернуться в кино было непросто. Репутация моя бежала впереди меня. Но все равно я не мог вот так взять и со всем смириться. Однажды в ресторане мою девушку один тип похлопал по попе. И что, я должен был сделать вид, что не заметил? Нет. Я и раньше такое не спускал никому — вот эти оглядывания с ног до головы, знаете, демонстративно когда так смотрят на женщин. Многие себе позволяют, считают, что раз есть деньги и власть, значит, можно. В общем, я догнал этого типа на улице и надрал ему задницу. А что я должен был сделать? Ну и конечно, на следующий день все это по­явилось в газетах... А потом я избил дилера, который снабжал мою тогдашнюю подружку наркотиками. Как раз накануне премьеры фильма, где я играл. И снова та же история. Мой психотерапевт мне говорил: «Микки, ты не должен вести себя так в публичных местах! Ну спрячься, сделай так, чтобы тебя не увидели!» Но я такой, какой есть. Увидел и сразу врезал. Не могу ждать в таком состоянии.

— Не случайно Даррен Аронофски отдал вам роль в своем замечательном фильме «Рестлер», это ваша роль и ваша история...

— (Улыбается.) Когда Даррен тыкал в меня своим маленьким пальчиком и говорил: «Учти, ты будешь относиться ко мне с уважением и не будешь со мной спорить в присутствии съемочной группы», я думал: «Ну, если ему достает смелости мне такое говорить, значит, он чего-то и впрямь стоит!»

— Скажите, вот ваши родители католики, какую все-таки роль сыграла эта религия в вашей жизни?

— Я учился одно время в католической школе. Монахини были очень строгие. Воскресную мессу я любил, потому что по выходным приезжал отец из Нью-Йорка, мы с ним целый день проводили вместе, и начинали как раз с церкви. Матери моей наплевать было на все, и на религию в том числе. Ее волновало, как она выглядит в бикини, какие выпить таблетки для похудения, потом напиться и тому подобное. Что касается религии, наверное, по-настоящему религиозной была моя бабушка. Но сначала меня спасла не вера. Меня спас бокс. Когда я научился боксировать и мог уложить противника, это стало возможным не потому, что я стал таким сильным. Нет. Это мой стыд трансформировался в ярость, которая и помогала мне побеждать. Но бокс же сыграл со мной злую шутку. 23 года я ходил к психотерапевту, и он мне говорил: «У тебя нет чувства ответственности, ты не осознаешь, к каким последствиям приводят твои действия. Этого просто нет в твоей ДНК». И еще он сказал, а это один из лучших специалистов в этой сфере, что никогда еще не встречал такого ненормального и запутавшегося в жизни человека! Но он относился ко мне с уважением. И объяснил, что вся эта «амуниция», все мои «железные доспехи», которые я создал для защиты своей чести и достоинства, пре­вратились в мою проблему, в мое слабое место... Я ходил к нему годами напролет пять раз в неделю, потом — четыре раза, потом — три, два, один раз, а совсем недавно наше общение сократилось до одного телефонного звонка в неделю!

— Это действительно огромный прогресс... А что все-таки случилось, после чего вы поверили в чудеса?

— Отец перед уходом сказал мне: «Пообещай, что всегда будешь заботиться о Джо». Это мой младший брат. И я всегда о нем заботился! Всегда! Мне было 19 лет, я жил тогда в Нью-Йорке, занимался всем чем угодно, всякими глупостями, но об актерстве еще не помышлял. А мой младший брат попал в тюрьму и там очень тяжело заболел в 18 лет. Ему давали не больше шести месяцев... И наша бабушка велела мне молиться святому Иуде. Я стал несколько раз в день молиться — это специальная молитва с просьбой сотворить чудо. И мой брат тогда выжил и прожил еще 20 лет. Он получил эту высшую привилегию — с ним случилось чудо. Настоящее чудо, учитывая его состояние... А я с тех пор обрел веру в то, что обращение к святым, к Богу способно творить чудеса... Болезнь возвращалась с определенной периодичностью, но брат справлялся с ней. А в другой раз он попал в серьезную аварию на мотоцикле и тоже должен был умереть от полученных травм. И снова его спасли... Джо всякий раз, когда возвращался рак, попадал в аварию — словно нарочно, потому что не хотел проходить снова через все муки лечения, химиотерапию... Он умер у меня на руках. Я был рядом все последние дни, помогал ему и видел, что он уже не здесь. Когда Джо все-таки умер, я понимал, что молитвы не могли помочь в этот раз, и вроде бы принял, смирился с этим, но все равно утратил свою веру примерно года на три...

— И снова пустились во все тяжкие...

— Да... Но благодаря одному очень хорошему и доброму священнику я сумел заново обрести веру. Отец Питер, в Нью-Йорке, в Бруклине у него был приход. До этого я приходил в церковь, а в тот период — к нему домой. И мы сидели за столом, за бокалом вина, и я ему все рассказывал. Исповедовался. И он пытался меня вразумить. Говорил: «Слушай, Микки, я знаю всех итальянских и ирландских гангстеров в Бруклине. Если ты хочешь все-таки быть одним из них, ничего хорошего из этой затеи не выйдет». Я знал, что гангстер из меня получится классный и шороху я точно наведу, вот только недолго в этой роли сумею пробыть... (Улыбается.) Да и убийство, а куда без этого в мафии, самый страшный, смертный грех... И вот однажды ко мне пришел представитель одной из гангстерских группировок и предложил выбор — либо я присоединяюсь к ним, либо иду учиться на артиста. Все знали о моих мечтах и метаниях. Он сказал, что дает мне 10 минут по­думать и принять решение. И я ушел в спальню свою и, когда вышел, сказал, что пойду учиться в актерскую студию. И все обошлось. Меня только попросили больше никогда не играть ни на чьей стороне — ни итальянцев, ни ирландцев, ни с кем ни под каким видом не иметь дела. Вот такая история.

— Воистину потрясающая...

— И с той поры я снова стал каждый день молиться двум святым — архангелу Михаилу и святому Иуде. И молюсь до сих пор...

— Скажите, вы обижены на тех, кто обращался с вами несправедливо?

— Да нет, разве я имею право жаловаться? У меня нет права жаловаться ни на что в жизни, потому что есть огромное количество людей, кто страдал и страдает гораздо больше и тяжелее, чем я.

— А что вы думаете о своем актерском наследии, месте в истории кинематографа?

— Мне никогда не было интересно думать о каком-то своем наследии в качестве актера. Гораздо важнее оставаться мужчиной. Будь мужчиной, а уж потом актером. Во вторую очередь. Если бы я мог зарабатывать достаточно денег, выгуливая собак, никогда бы больше не снимался.

Статьи по теме:

• ВИДЕО: Танцующий под Евгения Осина Микки Рурк вызвал фурор
• «Рукалицо»: 66-летнего Микки Рурка после пластики не узнали на телешоу
• Микки Рурк закрутил роман с новой русской подружкой