Рассказать вам, как кошки меня на этом свете удержали? Нет? А я все равно расскажу. Я - глупая старуха и могу говорить что угодно и кому угодно, что с меня взять? Вот, бывает, сидим мы на лавочке около сорок восьмого дома, там специально для Надьки лавку внук сколотил, а ей одной сидеть скучно, поэтому мы - ее подружки и приходим, глаза потешить, посмотреть, что на улице делается, да языками почесать, нас в шутку клубом называют: Надька, Верка, Люська, да я - самая старая. И вот рассказываю им что-нибудь из своей жизни, как я помидорами торговала, например, да себе такой убыток сделала, что если бы не людская доброта, идти бы мне по миру. А эти клуши не слушают, думают, я чушь несу. Тогда я как заору во все свое старушечье горло:
- Кукуруза!
Эти наседки аж всполошились.
- Какая кукуруза? - кричат, клюшки старые.
- Свежая, подешевела, - отвечаю им, а сама так хихикаю в платок.
Они, сердешные, переглянулись и решили, что Ивановна, я то есть, совсем умом слаба стала. Какая свежая кукуруза в декабре. Никакой, естественно. Я кукурузу признаю только одну, свежую, с поля, с нашего, не импортного, чтобы даже листик не успел завять. А подругам своим кричу просто так, чтобы проверить, слушают они меня или опять зенки вылупили, все пытаются разглядеть, кто в машине с темными стеклами к Ленке из тридцать шестого дома ездит.
- Оно вам надо? Вы лучше за своими внуками присматривайте, - так я им часто говорю, а они начинают обижаться и отбрехиваться, что не моего ума дела. Как же! Вся улица их ума дела, а их внуки не моего? Несправедливо получается. Я им так в лоб и говорю, а они злятся, и гонят меня с лавочки. Что с них, соплячек, взять. Вот доживут до моих восьмидесяти восьми, поймут что-нибудь. А может и не поймут, глупые они.
Так я же про кошек хотела рассказать, действительно с головой плоховато стало, говорят, надо грецкие орехи есть обязательно для мозгов и памяти. Люблю я их и ем много, особенно в рулете, я вам потом рецепт могу дать. Ничего сложного, главное молоко хорошее найти, не то, не из магазина, а..., но я заговариваюсь. Кошки. Да, поставили они меня на ноги.
Дело было так. Муж мой любимый умер ровно десять лет назад. Совсем молодым, ему еще и восьмидесяти не было. Мы с ним на фронте познакомились, я - медсестра, он - пулеметчик. Я его раненого вытащила, спасла получается, он в окопе трое суток сидел, помощи ждал, ногу ему сильно ранило. Так ему стыдно тогда было, во мне весу килограмм пятьдесят, да еще молоденькая, совсем девчонка, а он не больно высокий, но крепким, тяжелым был. И по весу и по ранению, ногу ему отрезать хотели, а он не дался. Я врача уговорила, чтобы сохранили, а потом почти каждый день узнавала, как он, что с ногой, идет ли на поправку. Письма потом писали, договорились встретиться после войны. Вот так и полюбили друг дружку. Поженились, а детишек Бог не дал, горевали долго, а потом успокоились. Значит, так надо. Жизнь прожили счастливо, по сердцу и совести старались. А потом Сашенька умер и я осталась одна. Сильно испугалась. Родных-то нет, считай. Так, какие-то дальние племянники, седьмая вода на киселе, звонят раз в несколько лет, узнать, не померла ли я, не пора ли мой дом забирать. А я их каждый раз огорчаю, живу. Но несколько лет назад я их почти обрадовала. Стукнула меня кондрашка, то есть инсульт, если правильно говорить. Но до этого кое-что случилось. Шла я как-то из магазина, брела себе потихоньку и вдруг кто-то меня за рукав дернул. Смотрю, это наш уличный алкоголик Васька, ему было тогда под пятьдесят, но рожа уже почернела от водки, дома - шаром покати, все продал, на что жил - непонятно. Я ему иногда хлеб покупала или сигареты, жалела его. Вот он и решил, что я могу ему пригодиться.
- Слышь, Ивановна, купи кота, - сказал мне этот прохвост и сумку грязную открыл, а там он и сидит, кот то есть и так тихо себя ведет, что даже странно, кого угодно в сумку запихни, всякий бы завопил. Я-то уж точно замяукала бы.
- Не нужен мне кот, мне может помирать надо будет скоро.
- Ты, бабка, еще меня переживешь, - заржал пройдоха и, сам того не зная, напророчил себе скорую кончину, выпил вскорости какую-то гадость и все, привет Сашеньке моему передал.
- Все равно не куплю, - я хотела пройти мимо, но он меня крепко за рукав держал.
- Тогда я его башкой об землю стукну.
- Что, шантаж?
- Какие слова, старая, знаешь! Ну, шантаж. Слушай, купи, сильно плохо, еще сдохну, срочно поправиться надо.
- Я тебе просто денег дам, а кота отнеси туда, где взял.
- Да не помню я, откуда я его припер! Пьяный я был вчера, шел по какой-то улице, а он на заборе сидел, я его схватил зачем-то, домой принес, а теперь куда его? Гоню, не уходит, зараза. Купи кота!
Я и купила. Хотя и лет мне много и помирать вроде бы скоро, куда я без Сашеньки, но раз просят помочь, что мне, жалко?
- За сумкой потом зайду, - крикнул мне Васька и заспешил в магазин.
Пришла я домой, кота из сумки выпустила и поняла, почему он никуда не убегал. Да потому, что он, то есть она, уже почти родила в той грязной сумке. Я еле-еле успела коробку найти и полотенце постелить, она там устроилась и вот уже у меня не только кошка, но и три котенка.
Сказать по правде, села я рядом с этой коробкой и разревелась. Я так давно не нянчила маленьких, хоть кого, хоть чужих детей, хоть зверей. И так мне себя жалко стало почему-то, но и радостно, вот она, новая жизнь и эти малявки еще ничего не знают и не понимают и у них вся жизнь в загашнике. А у меня наоборот. А с другой стороны, мне теперь надо их на ноги, то есть на лапы поставить и хозяев им найти. Кошка была самой обыкновенной, красивой, ласковой, но не породистой, я ради очистки совести написала объявления, расклеила на соседних улицах, но то ли Васька издалека эту кошку притащил, то ли никому она была не нужна, но никто за ней не пришел и Васька, то есть Василиса, осталась у меня. Да, так я ее назвала, а как иначе? Мне же Васька ее продал.
Котята были такие славные, игривые, забавные, что я даже не представляла, как я их смогу отдать кому-то. Предлагала соседкам, но так вяло и нерешительно, что они даже слушать не стали. Получается появились у меня четыре кота. Вернее, одна кошка - Васька и дети ее: Вовчик, Витька и Владик. Так я решила, пусть все на одну букву называться будут, может быть им это удачу принесет. Так мы и зажили.
Ленку из тридцать шестого я почему защищала и защищаю, она мне помогла Ваську кастрировать. Помогла - неверно сказано, сама все сделала, даже денег с меня не взяла. Она вообще девчонка хорошая, что бы там наши уличные грымзы про нее ни говорили. Я ей в благодарность свою цепочку отдала. Золотую. Она, конечно, отказывалась, но я ее переубедила: во-первых, у меня вторая есть, я на ней крестик ношу, еще бабки моей крестик, для меня очень дорогой, а, во-вторых, помру я и кому все достанется? Этим самым дальним племянником, которые ко мне носа не кажут? Вот еще! Уж лучше соседям раздам, славные они у меня.
Жили мы ладно и спокойно, пенсии мне хватало, да подружки-соседки всегда угощали по праздникам и просто так, я не вредная старуха, просто притворяюсь иногда такой, меня на улице любят, поэтому, наверное, мне и повезло. Когда к человеку хорошо относятся, у его Ангела-Хранителя сил больше становится, так мне кажется. Вот и мой такие крылья нарастил, что когда я во дворе свалилась, тут же полетел к Верке и рассыпал ей банку соли. Пришла она ко мне, как раз борщ варила, без соли никуда, а я во дворе лежу на земле и песни пою. Сама я этого не помню, потом рассказали, что вела я себя, как настоящая сумасшедшая. Мне же казалось, я просто присела на дорожку отдохнуть и мы с Верочкой поговорили, а потом помню больницу и вот уже когда поняла, что правой рукой и ногой пошевелить не могу, вот только тогда испугалась.
- Инсульт у вас, бабушка, - докторица мне попалась молоденькая, хорошенькая, добрая, - есть кому за вами ухаживать? - спросила сразу же. А у меня слезы. Кому за мной ухаживать? Кому нужна?
- Вы только не волнуйтесь, пока в больнице, санитарки за вами походят, а вот когда выпишем, придется искать кого-нибудь или...
Она не договорила, а я прямо похолодела. Это она про стардом намекает! Вот уж никогда, сама до крана и туалета доползу, только дома! Никуда больше не хочу!
- Вы отдыхайте, до выписки еще далеко, - это она меня так успокоила и ушла. Лечили меня знатно. Сначала реанимация, страшно там, даже вспоминать не хочу, потом палата. Руки истыкали, зад наширяли, от таблеток меня уже воротить начало, но я терпела. Надо. Все бы хорошо, вот только я продолжала лежать. Шевелиться могу, встать нет, куда там до крана ползать. Санитарки бурчат, моют меня кое-как, а я их не виню, понимаю, сколько таких, как я, попробуй всех поворочай. Ну, думаю, пропала я совсем, пора к Сашеньке собираться. Но тут навестила меня Леночка из тридцать шестого дома.
- Вы, Ольга Ивановна, когда домой собираетесь? - так спокойно спрашивает, словно я скачу, как конь по палате, а не лежу бревном.
- Ох, Леночка, отбегалась я, не домой, к Сашеньке собираюсь. Решила помирать. Лучше на тот свет, чем в стардом.
- А кошки? - так спокойно спрашивает.
Кошки! Меня на кровати даже подбросило! Я забыла про них! Мне говорили, мол, память пострадала. Та, которая поновее. Я не верила и вот доказательство. Ох, как сердце у меня застучало.
- Леночка, что с ними? - руки у меня затряслись, забило всю, как в лихорадке.
- Вы не волнуйтесь, я их кормлю, они вам приветы передают. Только скучают сильно. Вам домой надо, - повторила Леночка и ушла.
Легко сказать! А как домой? На каталке? И что там? Помирать? А коты мои, коты как же? Куда? На улицу? Не позволю!
На следующий день поймала я свою докторицу за полу халата и устроила допрос:
- Почему у меня ходить не получается?
- Без движения мышцы атрофировались.
- И как теперь?
- Заниматься надо. Лечебной физкультурой.
- Так давайте! - я обрадовалась, думала мне немедленно специалиста предоставят, а докторица мнется.
- Это только за деньги, бабушка, специалист нужен, в больнице их нет.
- Давай за деньги! - я так запереживала за котов, что мне море стало по колено, -мне бы встать и домой добраться, у меня коты там сиротствуют.
- Бабушка, вы меня хорошо слышали? Не даром, каждый сеанс платный, - она со мной, как с дурочкой заговорила.
- У меня смертные лежат, долго уже, лет пять, вот я их и израсходую, а новые накоплю, - успокоила я ее и попросила найти специалиста, я сразу поняла, знает она, кому позвонить нужно.
Не так уж и дорог оказался этот тренер. Всего-то с треть смертных на нее израсходовала. Хорошая женщина попалась, Людой ее звали, занималась со мной старательно, как с родной матерью и через две недели я уже могла дойти до раковины. Мне вся палата аплодировала, а санитарки особенно, надоела я им.
- Вот до туалета дойдете и выпишем, - обрадовала меня моя докторша, а я и рада стараться. Дошла.
Привез меня домой Леночкин ухажер на той самой машине с темными стеклами. Богатая машина, хорошая и сам он славный. Под руку вывел, до дому довел, а там соседушки постарались. Чисто, холодильник полный, на плите кастрюлька супа и котлеты с пюре. И коты мои! Как же мне они обрадовались! Вот все говорят, собаки только человека любят, брехня это! Коты тоже! Они от меня двое суток вообще не отходили, приходилось с ними в огород идти, чтобы они там свои дела сделали, так они бедные боялись, что я опять пропаду. Ревела я долго. Как дите малое. Слезы сами лились и от благодарности за людскую помощь и от того, что жива я и хожу сама, пусть и не очень хорошо и коты вот они: ластятся, мурчат, песни поют, носами в лицо тыкаются. И словно понимают, собиралась я их бросить, умереть. Понимают и прощают. Ведь вернулась к ним. Или они меня вернули? Не знаю.
Так и живу с тех пор. Хорошо живу, даже не буду скрывать. Полоумной меня кличут, бывает, а мне весело, просто нравится мне чудить. Вот, сами посудите, всю жизнь по правилам жила: правду далеко не всегда говорила, каждое слово отмеряла, боялась обидеть или навредить. А сейчас я, как деревенская дурочка или придворный шут, говорю, что думаю и все мне прощается. Сразу скажу, гадости не говорю и сплетни не разношу, жизнь меня научила: человека ведь одним словом сломать можно и будет он ходить вроде бы живой, а на самом деле потухший, жалко мне таких людей. Получается, все равно не всю правду говорю, но соседям и того хватает. Шепчутся за моей спиной:
- Что с нее взять? Старая, инсульт перенесла, хорошо еще, что имя свое помнит и в ночной рубашке по улице не бродит. Кто угодно на ее месте заговариваться начал бы или вообще свихнулся.
И вздыхают так сочувственно. А мне смешно. И это моя единственная тайна. Знает ее только Леночка из тридцать шестого и мои коты. А как иначе? Они меня на этом свете держат, им правду знать положено.
Комментарии (0)