Квартира нелюбимому сыну…

Марина кипела от негодования. Ох, как же она кипела.

К ним должен был переехать сын ее мужа.

Игорь… Этот вечный тихоня, домашний неповоротливый мужик, как всегда, сбивчиво сообщил ей эту «радостную» новость неделю назад. Бабушки, что воспитывала Кирилла, больше не стало. И теперь парень оказался один, без поддержки. Передать его дальше было некому. Ах да, у него ведь имелся родной отец. Но разве Марине было до этого дело?

Она раздражалась.
Целую неделю.

И вот теперь разговор опять вернулся к тому же.

— Что я могу предпринять, Марина? Пойми, он ведь мой сын, — пробормотал Игорь.

И понеслось:

— Твой сын? Великолепно! А наши дочки? Ты хоть на миг о них подумал?! У нас, между прочим, всего две комнаты, Игорь! Где ты намерен его поселить? В углу коридора? Или, может, втиснем третью кровать в маленькой спальне?!

Игорь беспомощно раскинул руками, привычно оправдываясь:

— Что-нибудь сообразим… Пока он может пожить и в прихожей… Потом… потом решим… Обязательно решим… — повторял он дважды, словно для убедительности.

— Сообразим?! — Марина чуть осеклась, вспомнив о дочках, и снизила голос. — Ты вообще понимаешь, что несешь? У нас две девочки! Две дочери! Как ты собираешься поселить их вместе с мальчишкой? Им нужно личное пространство! И твоему Кириллу оно нужно! Откуда мы его возьмем?

— Я все понимаю, Марина… Но ведь он ни в чем не виноват… Так вышло…

— Не виноват! Но почему он не может остаться в квартире своей бабушки? Она оставила жилье именно ему. Это же логично! А ты мог бы приезжать, помогать, присматривать. Он почти взрослый. Справился бы.

— Формально квартира пока записана на меня… Но мама в завещании четко сказала: жилье для Кирилла. Чтобы крыша над головой у него всегда была. Но он не справится один! Ему пятнадцать! Он еще мальчишка, Марина. Ему нужна семья.

— Мальчишка? Да он выше меня на голову! Пусть ты его там навещаешь и контролируешь. Но здесь он жить не будет! Я не позволю.

— Я не уверен, что он выдержит один, — вздохнул Игорь.

— Тогда продай квартиру! Мы купим просторную четырехкомнатную, где каждому найдется место! И тогда твой Кирилл переедет к нам без проблем. Это самое здравое решение.

Игорь побледнел.

— Продать мамино жилье? Нет, Марина, я не способен. Мама умоляла меня оставить квартиру Кириллу. Чтобы у него всегда оставался дом.

— Да что ж ты за тряпка? Ты когда-нибудь примешь собственное решение?

Игорь, как обычно, замолк, боясь ее натиска. Но ответ был очевиден — продавать квартиру он не собирался.

Через неделю Кирилл все же переехал. Высокий, рыжеватый, стеснительный. В руках какая-то потрепанная игрушка-собака. Неужели ему и правда пятнадцать?

— Добрый день, — проговорил он, словно извиняясь за беспокойство.

Марина даже не взглянула на него, демонстративно промолчала. Игорь, покраснев, схватил его сумку и повел в коридор.

Так и началась его новая жизнь — в проходной зоне между дверью и кухней. Старый диван-книжка, косая тумбочка, узкий шкаф. Постоянные шаги, хлопки дверей, разговоры.

Он всем мешал.
Постоянно путался под ногами, задерживал ванну по утрам, забывал выключить свет. Марина на каждом шагу спотыкалась о него и срывалась на крик.

— Ты видишь этот бардак? Думаешь, я твоя служанка? Убирай немедленно!

— Но это не я, — шептал Кирилл.

— Это всегда ты!

Хотя виноваты часто были девочки. Но доставалось неизменно ему.

Дочери — Аня и Лиза — относились к брату настороженно. Старшая пыталась держать вежливость, но чувствовала чужого. Младшая вовсе не стеснялась говорить, что он лишний.

…Однажды вечером Марина застала Кирилла, сидящего в темноте на диване и смотрящего в окно. Его лицо было печальным.

— Почему сидишь один? — спросила она.

— Просто смотрю… — ответил он тихо.

— А уроки?

— Сделал давно.

Она впервые увидела в его взгляде не только робость, но и боль.

— Тебе здесь тяжело, правда?

Ответа не последовало.

— Я знаю, что тебе здесь тяжело. Но пойми, нам тоже непросто. У нас своя жизнь, свои привычки. А ты свалился нам на голову.

— Я не просил меня сюда забирать, — почти неслышно произнес он. — Я справился бы один…

Эти слова застряли у нее в голове. Всю ночь она ворочалась, но утром снова вспомнила про своих девочек — и ярость вернулась.

Она начала давить на Игоря. Требовала продать квартиру матери. Он упирался, ссылался на обещание. Она давила сильнее. В конце концов он сдался.

Квартиру продали, купили просторное жилье. У каждой дочери появилась своя комната. Кириллу выделили маленькую, но он был счастлив. Уже не коридор.

Игорь настоял, чтобы часть квартиры оформили на сына. Марина скрипнула зубами, но промолчала.

Годы шли. Кирилл вырос, поступил в университет, но продолжал жить с ними. Марина злилась: его комната могла бы стать кабинетом или гостевой.

Наконец он сам подошел к отцу:

— Папа, я решил уехать. Хочу жить самостоятельно. Но мне нужно жилье. Придется делить квартиру.

Марина ворвалась в разговор:

— Кто тебе позволит?

— У меня есть право. Это моя собственность, — твердо сказал Кирилл.

Сделка с продажей квартиры состоялась быстро, хотя для просторных четырёхкомнатных вариантов это редкость. Нашлись покупатели, готовые забрать всё целиком. Документы оформили, деньги разделили. Кириллу досталась его законная треть — сумма, которой хватало на первоначальный взнос за собственное жильё.

Марина ненавидела этот момент. Ненавидела мужа, ненавидела Кирилла, ненавидела саму ситуацию. Ей казалось, что чужой мальчишка отнял у неё часть жизни.

День отъезда настал. Вещи Кирилла стояли аккуратными стопками у двери: старый рюкзак, пара чемоданов, несколько коробок. Он собирал их молча, почти не оглядываясь, будто боялся задержаться ещё хоть на минуту в этом доме.

Игорь помогал сыну, таскал сумки, старался выглядеть бодро, но глаза выдавали тревогу. Он украдкой пытался улыбнуться, бросая взгляды на Марину, но та стояла у стены в коридоре, скрестив руки на груди, и смотрела так, словно он совершал предательство.

Кирилл остановился перед ней. Несколько секунд он колебался, будто выбирал слова, потом негромко произнёс:

— Спасибо вам. И простите меня.

Эти слова прозвучали неожиданно искренне. Не обвинение, не упрёк, а просьба о понимании.

Марина дернулась, словно хотела что-то сказать, но сдержалась. Её губы скривились в холодной усмешке.

— За что? — отрезала она.

— За всё, — ответил он, чуть кивнув.

Он поднял свою последнюю сумку, шагнул за порог. Дверь закрылась тихо, почти незаметно, только щелчок замка эхом разнёсся по пустому коридору.

Марина осталась стоять неподвижно. В квартире, где ещё недавно было слишком тесно, вдруг стало пусто и гулко. В ушах звучали его слова: «Спасибо. И простите меня».

Она сжала руки в кулаки, чтобы не дрогнуть, и прошептала в звенящую тишину:

— Чтобы ты никогда больше не вернулся.

Но внутри, где-то очень глубоко, эта тишина отозвалась странной болью.