«Хватит ныть!» — рявкнул Стас и укатил на рыбалку после моей операции. А дома его уже ждала пустота.

Когда я лежала под капельницей, слушая, как пищит монитор и капает раствор, мне казалось, что страшнее уже не будет. Болезнь разрезала мою жизнь на «до» и «после». Но оказалось, что хуже — не в диагнозе. Хуже — когда тот, кому ты доверяла сердце, уходит. Не в ночь, не в смерть — в равнодушие. Просто встает и идёт, как будто ты — не человек, а тень.

История, которую я расскажу, началась в стерильной палате, а закончилась на кухонном столе одной запиской.

Полгода назад я, Лиза, узнала, что у меня опухоль. Сложная, глубокая, требующая немедленной операции. Я молчала всю ночь, уткнувшись в подушку, не зная, как сказать мужу. А утром он посмотрел мне в глаза и сказал первым:

— Мы справимся. Я рядом, Лизонька. Не дрейфь.

После этих слов мне стало легче. Он водил меня по больницам, носил сумки, держал за руку, клялся, что ни на минуту не отступит. Он стал другим человеком — надёжным, внимательным. Впервые за много лет я чувствовала опору.

Перед операцией он принёс огромный букет белых роз и шептал: «Я жду. Вернись ко мне». Я уходила в наркоз с мыслью, что дома меня ждёт любовь.

Проснулась в реанимации. Живая. Это уже победа. Но тело отказывалось подчиняться. Всё болело, я не могла подняться. Медсёстры помогали дойти до туалета, врачи подбадривали. Я верила, что дома всё станет легче.

Через неделю Стас приехал за мной. Он молчал всю дорогу, как будто его раздражало моё дыхание. Уложил на кровать, поставил воду на тумбочку и сказал:

— Отдыхай.

И ушёл. Сел за ноут. Тишина.

Я попросила помочь дойти до ванной — лицо у него было, как будто я потребовала выгрузить уголь с поезда. Он стал чужим. Безразличным. Я лежала в той же квартире, но как будто в пустыне.

В пятницу утром я услышала, как гремит замок. Вышла в коридор и увидела рюкзак, сапоги, удочки.

— Ты куда?

— На рыбалку. Мы договорились ещё месяц назад, — буркнул он, не поднимая глаз.

— А я? Я же ещё не могу даже стоять нормально…

Он посмотрел на меня холодно:

— Лиз, ты же дома. Не в больнице. Справишься. Я устал. Мне нужно отдохнуть.

И ушёл.

Я стояла, прижавшись к стене, чувствуя, как по ногам течёт не боль, а пустота. Он ушёл, потому что я стала неудобной. Потому что теперь я — не радость, а забота.

Я не плакала. Уже нет. Просто смотрела на дверь.

А потом взяла телефон:

— Рит, забери меня.

Сестра приехала быстро. Собрала вещи. Помогла мне одеться. Мы ушли тихо.

На кухне я оставила листок бумаги.

Стас.
Ты прав — тебе нужно было выдохнуть.
Надеюсь, тебе стало легче.
Я уехала туда, где обо мне не забудут.
Коммуналка — в ящике под зеркалом.
Не ищи меня.

В воскресенье он звонил каждые пять минут. Писал, приходил, просил прощения. Говорил, что был дурак, что «не осознал». Кричал под дверью у Риты. А я лежала в постели, ела бульон с зеленью и впервые не боялась завтрашнего дня.

Я думала, будет страшно уйти. Но нет. Страшно — остаться с тем, кто рядом только в хорошем.

Теперь я знаю: любовь — это не цветы под наркоз. Это стакан воды с вопросом: «Тебе удобно?»

Если твой дом стал холоднее палаты — уходи. Там, за дверью, есть место, где тебе подоткнут одеяло.