Держался всегда надменно, чуть подойдёшь – ругается и в драку лезет
Все деревенские знали, что Серый – злой. Держался всегда надменно, чуть подойдёшь – ругается и в драку лезет. Да и сам лишний раз ни к кому не подойдёт, всё один, всё в стороне. А чем, казалось бы, гордиться? Серый какой-то, невзрачный, вечно грязный, лохматый, шея какая-то кривая, голова вроде как влево клонится. Чего он злится? Хотя, конечно, этакий-то урод. А может и не замечали бы деревенские этого уродства, если бы не дурной характер Серого. Кто знает?
Так и жили. Все в деревне, а Серый один на отшибе.
Та девушка появилась у них в середине осени. Видно, долго шла, запыхалась, выбилась из сил и села прямо на краю дороги. Сидела, уронив рядом тощую котомочку, поникнув плечами, тяжело дыша и не шевелясь от изнеможения. Из закрытых глаз текли крупные, как летние капли дождя, слёзы.
Первой подошла к ней жена старосты. Она ведь в деревне главная.
— Ты чья? Откуда? – гордо спросила старостиха.
Девушка лишь тяжело вздохнула, не открывая глаз и не шевелясь.
— Я жду ответа, — недовольно сказала старостиха.
— Из Полянки. Я из Полянки, — с трудом произнесла девушка.
— А-а-а. Из погорельцев значит. Ладно, живи у нас, — милостиво разрешила старостиха. И, пригладив сарафан и гордо расправив плечи, отошла, полная достоинства и сознания выполненного долга.
Подошли посмотреть на погорелицу и другие бабы.
— Бедняжка, такой страшный пожар. Вся деревня выгорела…
— Так далеко…
— Совсем одна…
— Я бы, наверное, от страха умерла. Ужас!
Посудачили и ушли. У каждого свои дела, не до пришлой.
К вечеру похолодало. Девушка немного отдышалась, но её начал бить озноб. Нужно было как-то устраиваться на ночлег. Она огляделась. На улице не было никого, все сидели по своим избам, у тёплых печек, а на столе в каждой избе стоял горячий ужин. Слёзы снова потекли из глаз девушки. Ей вдруг стало невыразимо жаль себя, голодную, замерзающую на пустой деревенской дороге. «Надо было постараться и дойти до следующей деревни, там бы, наверное, пустили в какой-нибудь дом. Может уже бы спала на тёплой печке», — горестно прошептала она и закрыв глаза легла на холодную землю, собираясь умереть.
— Пошли, хватит мёрзнуть, — толкнул её кто-то за плечо.
Девушка открыла глаза. Перед ней стоял некрасивый, растрёпанный парень с чуть кривоватой шеей.
— Вы кто? – всхлипнула погорелица.
— Серый. Пошли, ночью заморозок будет. Нечего тебе тут оставаться.
Она больше ничего не сказала и покорно пошла за ним следом.
Избушка Серого тоже была грязная и неказистая. Но так там было тепло, такой вкусный был ужин, что девушке показалось, будто она попала на то волшебное озеро, о котором так много слышала дома. Вода там всегда прозрачная и тёплая, в лесу столько всего, что никогда голодной не будешь, и такое всё вкусное, что и словами не передать. И так тепло у того волшебного озера, что и дома не надо, прямо на шёлковой травке можно спать, не замёрзнешь. И лучше того озера места на свете нет.
Девушка заулыбалась:
— Хорошо здесь. Прямо как на волшебном озере.
— На каком ещё озере? – насупился Серый.
— Волшебном.
И она незаметно рассказала ему про чистое озеро, щедрый лес и шёлковую травку. И про то, что искать заповедное место нужно где-то на юге. Только не каждому оно откроется.
— Почему это? – сурово спросил Серый.
— Чтобы злое сердце волшебство не испортило.
— Злое сердце, — недовольно повторил Серый. – Спи давай, а то вон глаза слипаются.
И укрыл её тёплым полушубком.
— Спа… — начала она благодарить, но не окончила, провалившись в тёплый, приятный сон о волшебном озере.
Она проснулась от того, что волосинка, выбившись из растрепавшейся косы, щекотала нос. Девушка чихнула, тряхнула головой и невольно залюбовалась стоящей на столе миской с горячей и очень аппетитной на вид кашей.
— Это тебе, — буркнул кто-то, пододвигая миску поближе к ней.
Было темно, поэтому девушке пришлось вглядеться в серую массу напротив. Конечно, это был её вчерашний спаситель.
— Спасибо, — поблагодарила она, зачерпывая ложкой совсем чуть-чуть. И вдруг спохватилась:
— А Вы?
— А мы уже поели, — кажется, Серый улыбался. Но, наверное, ей это только показалось, потому что он тут же сказал своим обычным недовольным тоном:
— Я через несколько дней уйду. Далеко и надолго. Может быть до весны. Так что будешь жить здесь одна.
— Одна?! – ужаснулась она.
— Зато никто не обидит. И вообще, тебя хоть как зовут-то? – насупился он.
— Лебёдушка, — грустно ответила она. И, смахнув набежавшую слезинку, добавила:
— Просто я ещё никогда не оставалась одна… до пожара…
— Привыкнешь, — буркнул Серый и пошёл к двери.
— Вы уже уходите? – спросила Лебёдушка с ужасом.
— Нет. Мы идём за клюквой. Если хочешь, присоединяйся.
— Хочу, — обрадовалась Лебёдушка. – Я обожаю клюкву собирать. Даже больше мамы беру, она мной очень…
Она хотела сказать: «гордиться», но поскользнулась и непременно растянулась бы на первом осеннем льду, но Серый её подхватил. Бросив: «Аккуратнее, лёд ведь», неспешно двинулся вперёд, не дожидаясь благодарности. «Ничего, я ему все ягоды отдам», — решила Лебёдушка.
Вечером, принеся клюкву домой (Лебёдушка мысленно уже называла избушку Серого домом), она критически оглядела свой «улов». Все как на подбор: ягодка к ягодке. Но как предложить клюкву неразговорчивому Серому? Как не обидеть, ведь она больше его насобирала. Он, кажется, уже обиделся. Повернулся спиной, молча хлеб нарезает. Ужас! Как быть?
— Чего копаешься? – услышала она сердитый голос Серого. – Хорошая каша, ешь.
— Да я, — растерянно пробормотала Лебёдушка, — для Вас… клюкву… самую крупную…
Он молча захлопал глазами, кажется, не понимая услышанного. Два раза беззвучно раскрыл рот, а потом хрипло спросил:
— Зачем?
— Да Вы же такой хороший, — зарыдала она. – Согрели, накорми-ли-и-и…
— Ну, чего ты, — смутился он и неловко похлопал её по плечу. – Ладно, возьму… Спасибо.
И убрал её отборные ягоды в подпол.
Заснула Лебёдушка с улыбкой.
Утром, открыв глаза и увидев снова на столе миску с кашей, девушка горестно вздохнула:
— Проспала.
— Ничего и не проспала, — ворчливо ответил Серый. – Как раз за клюквой успеем.
— Я не о том, — вздохнула Лебёдушка. – Я Вам сама хотела кашу сварить.
— Всё! Надоело! – взорвался Серый. – Я тут один живу! Один! А ты: «Вам, Вам»! Кому вам-то?! Тебе!
Испуганно вытаращив глаза, Лебёдушка только молча кивала.
Он вдруг резко замолчал, заметив этот её испуганный взгляд. Придвинув ей миску с кашей, опустил голову и пробурчал:
— Прости, я горячусь быстро. Не хотел напугать.
И отошёл, сел нахохлившись в своём углу.
— Серый, — позвала она тихонько.
— Что? – буркнул он, не поднимая головы.
— Давай вместе поедим.
— Зачем?
— Просто… я не привыкла есть одна. У нас большая семья… была, — вздохнула Лебёдушка.
— Ладно, — проворчал он, придвигаясь к ней и пододвигая ей миску. – Ешь.
— Спасибо, — улыбнулась она. – А это… тебе.
И поделила пополам кашу ложкой.
— Я завтра уйду, — сказал он немного хрипло. – Так надо.
— Завтра? – она подняла на него полные слёз глаза.
— Скоро ты плачешь, — улыбнулся он. – Не переживай, я обязательно вернусь. Обязательно.
— Я буду ждать, — тихо прошептала она, опуская глаза.
— Жди, — ответил он ещё тише.
Весь день она чувствовала себя как-то странно. Почему-то хотелось смотреть на него не отрываясь, но как только он встречался с ней взглядом, она тут же придумывала себе какое-нибудь неотложное дело подальше от него.
В несколько бестолковой суете прошли приготовления к отъезду. Собственно особо готовить Серому было нечего, кое-что из еды положил в заплечный мешок, показал Лебёдушке, где у него в избушке что лежит, вот и все сборы.
«Провожу», — решила Лебёдушка, но опять проспала. Проснулась от ощущения полнейшего одиночества.
— Ушёл, — сказала ещё до того, как заметила, что Серого в избе нет.
Зато на столе стояла бережно накрытая полотенцем миска. Лебёдушка весело рассмеялась непонятно чему. Прибрала в избушке, намыла стол, лавку, окно, пол. Уставшая, но счастливая вышла передохнуть на улицу. Села на завалинку, прислонившись спиной к холодным брёвнам избы, прикрыла глаза, радуясь нежаркому осеннему солнышку.
— А мы уж не чаяли тебя живой увидеть, — раздалось над ухом.
От неожиданности Лебёдушка даже подпрыгнула. Испуганно вскрикнула:
— Кто здесь?!
— Мы, касатушка, соседки. Ни спать, ни есть не можем, всё думаем, как ты тут, у злодея Серого-то? – запричитали бабы.
— Хорошо, — оторопело ответила девушка.
— Да где уж хорошо, — махнула рукой одна из баб. – Что уж тут может быть хорошего, у Серого-то?
— А что может быть плохого? – всё ещё несколько испуганно спросила Лебёдушка.
— Да что ты! – замахали руками бабы. – Это же Серый! Припадочный! Да он…
И не успела Лебёдушка рта раскрыть, как на неё был вывален целый ворох рассказов о злодеяниях Серого. Как он того колом прогнал, этого послал, той нахамил, чуть что – в драку. Когда очередь дошла до того, как Серый в бане злого духа вызывал, Лебёдушка уже стояла руки в боки.
— Вот что, соседушки любимые, — начала она нараспев, — а не шли бы вы…
Набрала побольше воздуха в грудь и гаркнула что есть мочи:
— По домам!!!
Бабы шарахнулись в стороны как испуганные куры, посмотрели на неё округлившимися от ужаса глазами и побежали в сторону деревни.
— Припадочная! – донеслось оттуда, когда бабы добежали до домов.
«Уйду, — была первая мысль Лебёдушки после столкновения с бабами. – Куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого гадюшника».
И вдруг словно молния пронзила её совсем другая мысль: «А он? Он же уверен, что я его дождусь. Здесь».
Села на лавку, устало опустила руки на колени.
— Что же теперь делать? – спросила вслух сама у себя. И сама ответила:
— Ждать. Несмотря ни на что.
Соседки, впрочем, больше не беспокоили. Что взять с припадочной? Серый ей как раз в пору. Так ей и надо. И больше жалеть убогую чужачку не стали. Не нуждается она в соседской жалости, вот пусть одна и живёт. Сбежал от неё Серый, как есть сбежал.
Ей и самой иногда приходили в голову такие мысли. Особенно зимой, когда за окном завывала метель и на душе становилось совсем тоскливо. Где он, Серый? Помнит ли о ней? Или забыл уже, а она сидит здесь одна. В особо отчаянные минуты она твёрдо говорила себе:
— Весной уйду. Как снег растает, так и уйду. Нечего мне здесь делать.
Но снег растаял, солнышко уже припекало, на деревьях распустились первые почки, а она всё ждала. Всё боялась, что уйдёт и не увидит его больше.
Один из дней выдался особенно дождливый. Серость и сырость вгоняли в уныние. «Всё, ухожу, — решила Лебёдушка. – Нечего больше ждать».
Оглядела в последний раз своё одинокое жилище, подошла к двери, протянула руку и… С плачем уткнулась в мокрую от дождя грудь Серого.
— Ты улыбаться-то умеешь? – спросил он, целуя её в мокрые щёки.
— Умею, — всхлипнула она, вытирая глаза и целуя его. – Ты где был так долго?
— Дом нам строил. На заповедном озере, про которое ты рассказывала. Я там каждую осень охочусь. Сразу место узнал. Вот и подумал дом там поставить. Будешь со мной там жить?
— Буду, любимый, — счастливо прошептала она.
© Мария Мусникова
The post first appeared on .
Комментарии (0)