35 лет назад, 13 января 1987 года, не стало Анатолия Эфроса, одного из самых ярких режиссеров XX века. Этому удивительному человеку досталась трагическая судьба.
Он сунул руку в рукав дубленки, но в том, как она легла на плечи, было нечто странное, и он снял ее снова. Тонкие разрезы рассекали спину и рукава. Свернув дубленку подкладкой внутрь, он перебросил ее через руку и вышел из театра. Дышать сразу стало легче. «Таганка… Зачем сгубила ты меня?» Он даже улыбнулся. Да, лучше не скажешь.
Его будут ждать на прогоне спектакля «Кориолан» — таком важном. Будут злиться, смотреть на часы: ну ясно, Эфрос не опаздывает, господин режиссер позволяют себе задержаться. А он будет уже далеко-далеко. Только его тело в комнате дома в Селиверстовом переулке будет лежать смиренно, а на мертвом лице проступит запредельная безмятежная расслабленность, давно позабытое им состояние… Газеты сообщат, что 13 января 1987 года в Москве умер режиссер Анатолий Эфрос и напечатают добрые некрологи. И на Кунцевское кладбище придет море людей. И будут слезы и шок. Но все это будет потом.
Анатолий Эфрос родился в Харькове 3 июля 1925 года. Мама была переводчиком, отец — инженером на авиазаводе. Во время войны завод эвакуировали в Пермь, туда же отправились и Эфросы. Отец пристроил Толю на завод слесарем, а с 1943-го отсчет времени пошел для него иначе: он поступил в актерскую студию Юрия Завадского, открытую при эвакуированном из Москвы в ту же Пермь Театре имени Моссовета. К 1950 году Эфрос окончил режфак ГИТИСа, в аспирантуру не попал, поставил хороший дипломный спектакль по дневникам Юлиуса Фучика.
Потом — поездил по стране с передвижной труппой театра Марии Кнебель, на пару лет обосновался в Рязани, в городском драмтеатре, а по выходным срывался в Москву к жене, Наталье Крымовой.
В момент знакомства ни он не был еще знаменитым режиссером, ни она — эталонным театральным критиком. При первом знакомстве Наташа не обратила на Толю никакого внимания, но потом увидела его на сцене и была потрясена игрой. А вскоре они столкнулись почти случайно, Эфрос подождал ее — Крымова спешила в институт на консультацию, они весь день гуляли по Москве, к ночи вышли на Красную площадь, где Толя задал ей сакраментальный вопрос: «Мне надо ждать, когда вы окончите институт или мы можем пожениться сразу?» Крымова кивнула: можем и сразу. Больше они не расставались. Вскоре появился Дима (ныне — известный театральный режиссер Дмитрий Крымов. — «ВМ»).
Спустя многие годы в жизни Эфроса появится Муза — актриса Ольга Яковлева, жена знаменитого футболиста Игоря Нетто. Их семьи не были разрушены, но магии притяжения сопротивляться было немыслимо. Мудрости Натальи Крымовой хватило на то, чтобы на какие-то вещи не обращать внимания и остаться для Толи тылом, сохранить их дом, куда он так любил возвращаться. Жить без нее он тоже не мог — абсолютно.
Рождение Эфроса как режиссера с большой буквы началось в 1954-м, когда он стал режиссером-постановщиком в Центральном детском театре. Уже тогда Эфрос начал жить в невероятном ритме. Он мог взять небольшую передышку — лечь дома на диван. Но отдыхать так, как умели это делать другие — с гостями, посиделками, — не умел. Зато результат был налицо: за пару лет он вывел ЦДТ в один ряд с лучшими театрами столицы. И уже тогда стало ясно, что Эфрос — это не внешние эффекты, а глубокий психологизм. И так же, как позже актеры делили себя на «эфросовских» и «неэфросовских», так и сам Эфрос уже тогда нашел «своего» автора — Виктора Розова.
Его драматургия в руках Эфроса стала оружием, которым он противостоял тому, чего в театре не любил — помпезности, пафосности, надуманности. Он любил традиции МХАТа, но в свою «театральную стратегию» брал из наследия Станиславского далеко не все, воздавая должное в первую очередь линиям интуиции и чувств.
Успех ЦДТ был очевиден, и режиссеру предложили возглавить московский «Ленком», в 1963-м переживавший не лучшие времена. Эфрос стал для него, говоря современным языком, «кризисным менеджером», в короткие сроки собрав под крышей театра фантастическую актерскую труппу. Гафт, Збруев, Державин, Ширвиндт, Ларионов, Яковлева, Дуров — это была россыпь ярчайших звезд на театральном небосводе Москвы, на которых народ не шел, а ломился в театр! Ставил Эфрос в основном современные пьесы и бесконечно искал «свое слово». И даже его репетиции проходили по-разному, отчего актеры порой уставали. И был успех, но затем поиски обернулись провалом: поставленная Эфросом «Чайка», в которой главное место отводилось Треплеву, обрушивала мхатовские традиции с такой неистовостью, что даже благоволившие к Анатолию Васильевичу критики высказали свое «фе». Затем он поставил «Мольера» по пьесе Булгакова, и ленкомовский период его жизни был завершен — в начале 1967-го, после трех сезонов работы, Эфроса отстранили от руководства театром.
Истинных причин этого решения нам, по всей видимости, до конца не понять. Тут сошлось многое, в том числе и неидеальность Эфроса как руководителя — он, скажем, неровно дышал в сторону одних актеров, чем были обижены другие. Заступничество Завадского, Любимова и Ефремова ничем не кончилось — решение об отставке состоялось.
Опалу он поначалу переживал болезненно. Но на самом деле в каком-то смысле это было для Эфроса спасением: он был не руководителем, а Творцом. Отставка не обрезала, она раскрывала его крылья! Однако перенести эти «игры» Анатолию Васильевичу было непросто. Прямолинейный и негибкий, чуравшийся интриг, он хотел одного — спокойно работать… А еще — писать. Что получалось у него блестяще.
Получив назначение в Театр на Малую Бронную, он смог забрать с собой десять артистов. Среди них были Лев Дуров и Ольга Яковлева. На Малой Бронной работа с Эфросом стала истинно звездным часом для Гафта, Броневого, Волкова, Мартынюка, Каневского, Даля, Кореневой... Но и там все складывалось непросто. Первый же поставленный Эфросом спектакль «Три сестры» был запрещен, потом запретили и «Обольстителя Колобашкина». Верность опальному режиссеру готовы были сохранять не все. Хотя как осудить это? Ведь логика может быть и иной: людям хотелось работать не впустую, а тут… А Эфрос продолжал искать. Он иным взглядом видел ту же классику и пытался уводить зрителей от набившего оскомину представления о ней. Спасением для Эфроса стал приход на должность руководителя театра Александра Дунаева — сменив на посту Гончарова, он не мешал Эфросу творить в стенах Малой Бронной свой, «эфросовский» театр.
За 17 лет работы Анатолий Эфрос поставил на сцене этого театра череду спектаклей-легенд — от «Женитьбы» до «Ромео и Джульетты» и «Отелло». Славу его как режиссера укрепляли работы на телевидении — он снимал потрясающие фильмы и ставил телеспектакли...
В 1973-м Эфрос поставил телеспектакль «Всего несколько слов в честь господина Мольера» с Юрием Любимовым. Отношения двух режиссеров сложились более чем корректно. Любимов даже пригласил Эфроса на Таганку — поставить «Вишневый сад». Спектакль стал бомбой, Высоцкий в роли Лопатина — сенсацией. Как и каждую из своих работ, Эфрос сотворил дивный «Вишневый сад» из особой атмосферы, эмоций, чувственной и философской глубины. Но знаменитую «Женитьбу» дорабатывал в больнице, куда отправил его первый инфаркт…
Нет, у него никогда не бывало гладко подолгу. В театре начались проблемы: спектакль «Дорога», поставленный им по «Мертвым душам», рассказала всей театральной Москве, что в этом «королевстве» дела обстоят не лучшим образом. Постановка не пошла, главная роль не пришлась гениальному Михаилу Козакову, она была просто не его; да и все играли натужно. Труппа была недовольна. В 1982-м, после новой версии «Трех сестер», равнодушно принятой публикой, отношения актеров и режиссера напряглись до звона, а к 1984 году достиг апогея конфликт Эфроса и Дунаева с директором театра Коганом; оба режиссера ушли...
И тут Эфрос получил назначение в Театр на Таганке — вместо Юрия Любимова, после скандального интервью которого журналу «Таймс» гнойник его отношений с властями прорвался и последовало снятие с должности худрука.
Принять Таганку или нет? Говорят, сказать «да» мужа уговорила Наталья Крымова. Возможно. Умнейшая женщина и авторитет в мире театралов, она вполне могла думать, что ее Толя сможет победить неуступчивый характер любимовской труппы. Что же касается Эфроса… Ему было 59. Он хотел работать и мечтал… спасти театр!
На Таганке же труппа остро боролась за любимого Любимова, и на этом фоне согласие, данное Эфросом, было воспринято большинством как подлость. Этот дом принадлежал другому «хозяину», а Эфрос шел в него без его согласия и без воли на то его «детей». Любимов назвал режиссера штрейкбрехером и предателем. Попытки объяснить появление Эфроса миссией спасения встречали в штыки. Многие полагали, что театру лучше умереть, чем жить под «варягом», ставленником властей...
Интеллигент Эфрос даже не занял кабинет Любимова. Но это не спасло — неприязнь к нему была обусловлена ситуацией. Труппа раскололась. Ряд ведущих актеров покинули Таганку. Позже Леонид Филатов говорил, что если бы Эфрос пришел в театр не с «начальством», его бы внесли на руках, и сожалел о случившемся. Сожалел и Вениамин Смехов. Но Эфроса уже раздавили ненавистью.
Он восстановил «Вишневый сад», поставил несколько спектаклей, но его не принимали. Проколотые шины автомобиля, изрезанная дубленка — все это были мелочи. Даже появление хороших рецензий на новые постановки вызывало глумление. В 1985 году Анатолий Васильевич подписал коллективное письмо актеров Таганки в поддержку возвращения Любимова — это стало политически возможным, тем паче на спектакль пришел сам Горбачев. Идти Эфросу было некуда, он просто ждал, слыша, как продолжают «разминать» его имя. Слева, в сердце, собиралась боль. 13 января 1987 года она достигла апогея и… И все кончилось. Навсегда.
МНЕНИЕ
Андрей Житинкин, режиссер-постановщик Малого театра, народный артист России:
— Анатолий Эфрос не посторонний для меня человек. Конечно, для режиссеров, для всего нашего цеха, его очень не хватает. Он был человеком очень совестливым и ранимым, чего, правда, не показывал. И ужасающими были последние события в его жизни — травля на Таганке, которая подтолкнула этот немыслимо ранний его уход, всего в 61 год. Проколотые шины автомобиля, разрезанная дубленка… Да, актеры никак не могли ему простить того, что он пришел на место Любимова. Помню эту историю отлично, потому что отраженным светом она изменила всех. Мы всегда говорим: «Актеры — как дети». Но еще в XIX веке режиссер Николай Синельников добавлял: «Дети-то дети, но сукины…» Так это и осталось.
Они могут сломать дорогую игрушку, не понимая, как ее создавал мастер. Так актеры Таганки поступили с Эфросом. Когда Смехов, Филатов и Шаповалов ушли в «Современник», они устроили там чудовищный по резкости «капустник», в котором «протащили» и Таганку, и Эфроса. Но потом совестливый человек Леня Филатов, когда случилась с ним страшная его болезнь, говорил: «Это меня Бог за Эфроса наказал…» Это было общее преступление, там не было каких-то главарей или зачинщиков.
И многие потом понимали, что перегнули. Но я долго удивлялся странной трагической закономерности, что прослеживается в судьбе Эфроса. Сначала был «Ленком», откуда его изгнали, потом Театр на Малой Бронной… Когда я стал в нем главным режиссером, я все пытался уже изнутри, в тех стенах, понять, а что же было тут? И потом понял: Эфроса предали его же ученики. Да, он ушел на Таганку, но не от того, что его выгоняли, а от того, чтобы расстаться с той гвардией, которая бог знает что творила. Он был на Бронной не главным, а очередным режиссером, и его любимые актеры, которые сыграли в его спектаклях лучшие свои роли, вся эта обойма, они предали его. И первый — Дуров. Едва появившись в театре, я увидел доску Михоэлса, там же был прежде еврейский театр, и тут же поинтересовался — а почему нет доски Эфроса, ведь он столько лет тут работал? Решил написать письмо в Министерство культуры, и первый, к кому пошел с этим, это был именно Лев Дуров, ведь Эфрос его тащил всю жизнь, с детства. А он сказал мне: да зачем это. Моей-то доски тут не висит! И я понял, что эта интрига была еще жива в них…
Уходя на Таганку, Эфрос был в жуткой депрессии. Мы много общались, но потом я вдруг увидел его в этом состоянии и был поражен. И он сказал мне страшную вещь: что боится спускаться в метро. Мол, когда прибывает поезд, меня могут толкнуть под него, ведь многие актеры меня очень не любят. А он только-только был назначен, еще лишь уходил с Бронной, где ему плевали в спину. И я смотрел в его растерянные глаза и понимал, что в таком состоянии у него ничего не сложится с Таганкой… Эфрос неповторим. Он как-то сказал на семинаре, отвечая на вопрос, какой спектакль хороший, а какой — плохой: «Не думайте об этом. Есть просто два понятия — живой театр и неживой». Что он подразумевал? Что в живом спектакле есть атмосфера, импровизация, некий воздух. Он так и говорил: «Странно, я всю жизнь занимался воздухом». Я только позже начал понимать, что он просто сочинял эту атмосферу, поэтому никто и не может его повторить, даже если взял бы тех же актеров и ту же мизансцену.
Эфрос колдовал! Создавал атмосферу, которая втягивала зрителей внутрь, как воронка… И создать вектор «Трех сестер» смог одной фразой: «Мы будем ставить спектакль «интеллигенция в ссылке». И все понимали сразу, о чем это и как — о нашем времени, о нас.
К сожалению, Эфрос остался только в книгах. Есть диски с его спектаклями и телепостановками, да... Но главная беда — он не остался в учениках. Это поразительно и больно. Он репетировал открыто, любил, когда были люди в зале, и верил, что это будет жить, но увы — никто не может разгадать его чуда, великую тайну — как сочинить спектакль — он унес с собой.
Комментарии (0)