Антон преподнёс Марине сковороду, а себе отхватил свежий смартфон. Утром он кусал локти…

Арсений всегда числил себя человеком практичным. Он величал это «разумной раскладкой ресурсов». Его жена, Ника, клеймила это «ты опять думаешь только о себе», но роняла она это обычно тихо, почти шёпотом, торча у мойки или распихивая пакеты с продуктами, поэтому Арсений делал вид, что не слышит. Зачем сбивать себе настроение, когда жизнь, по его меркам, удалась?

В преддверии Нового года Арсений порхал — настроение было почти торжественным. Он шагал по торговому центру, чувствуя приятную тяжесть пакета с логотипом известного бренда в правой руке. Там лежала его новая игрушка — флагманский телефон, «титановый», с огромной памятью. Арсений давно внушил себе, что без этого он не выживет. Старый аппарат (прошлогодний!) уже не тянул его задач. Каких именно — Арсений внятно не формулировал, но ощущение «устарело» чесало мозг не хуже самой кредитки.

— Сеня, ты не забыл про подарок для мамы? — голос Ники в наушниках устало тянулся. Она набирала третий раз за час, сверяя списки к столу.
— Ник, ну я же говорил: всё на мази. Заберу я твоей маме этот плед.
— И… не промахнись, пожалуйста, с моим подарком… — она запнулась. — Я увидела то колье, про которое намекала. Оно сейчас по акции.

Арсений скривился. Колье. Снова эти «женские штуки», которые стоят как крыло самолёта, а толку — ноль. Потом валяются в шкатулке и пылатся. То ли дело смартфон — вещь статусная, полезная.
— Колье, да… Слушай, тут связь сыпется, я набегу позже!

Он срезал звонок и нырнул в магазин бытовой техники. Подарок был нужен срочно. Что-то такое, что докажет: он заботливый муж, он думает о доме. Взгляд прилип к стенду с посудой. «Антипригарное покрытие, съёмная ручка, индикатор нагрева». На ценнике горела цифра: «по акции».

Арсений покрутил сковороду в ладони. Тяжёлая, надёжная. И главное — полезная. Ника ведь постоянно ворчит, что к старой сковородке сырники прилипают. Разве это не забота? Он закрывает её проблему. А колье… колье — просто каприз. Он ведь уже влупил за телефон целое состояние, бюджет не резиновый. Надо ужиматься. Семейные деньги — дело святое.

Он оформил покупку. Попросил не паковать в подарочную бумагу — лишние траты, да и экология, мол. Дома бантик прилепит.

Когда он ввалился в квартиру, там тянуло уткой и мандаринами. Ника носилась между кухней и гостиной, расставляя тарелки. На ней было старое домашнее платье, волосы слегка растрепались. На секунду Арсения кольнуло чувство вины: колье она просила полгода, показывала фото, вздыхала у витрин. Но он тут же задавилсовесть железным аргументом: «Зато у меня теперь камера — огонь. Я сниму праздники в идеале».

— Ты взял? — спросила Ника, вытирая руки о передник. Глаза у неё блестели ожиданием.
— Конечно. Сюрприз ждёт под ёлкой, — Арсений подмигнул и спрятал пакет за спину, а потом прошмыгнул в спальню переодеться — и заодно упрятать новый телефон. Он решил пока не светить покупку. Расскажет потом, в январе: мол, премия, обновился. Сейчас сравнение ценников лучше не устраивать.

Вечер покатился своим чередом: телевизор, звон бокалов, салаты, которые Ника крошила полдня. Арсений уплетал с аппетитом, похвалил оливье («Майонеза бы поменьше, но ладно»), придрался к утке («Суховата, Ник, передержала»). Ника лишь кивала, молча подливая шампанское. Сегодня она была какой-то приглушённой — обычно болтала про год, строила планы. А теперь — будто звук вырубили. Она смотрела на него, но как будто сквозь.

— Ну что, раздаём подарки! — Арсений потёр руки, когда куранты пробили двенадцать. Он уже смаковал момент: позже, когда Ника отрубится, он раскроет коробку смартфона, сорвёт плёнку… этот запах новой техники.

Он выудил из-под ёлки коробочку — подарок Ники. Разорвал упаковку. Дорогие швейцарские часы — те самые, на которые он косился месяц назад.
— Ого! Ника! — Арсений опешил. — Откуда деньги?
— Откладывала, — коротко сказала она. — С премий, с подработок. Нравится?
— Ещё бы! — он тут же натянул часы на запястье. Сели идеально. Тяжёлые, солидные. В паре с новым смартфоном это будет смотреться бомбически. — Спасибо, зай.

Теперь — его очередь. Он сгонял в коридор и притащил пакет. Даже не заморачивался упаковкой — просто сунул сковороду в старый фирменный пакет, который вытащил из шкафа «для маскировки».
— Держи. Самое нужное в хозяйстве.

Ника взяла пакет. На секунду застыла, будто взвешивая его ладонью. Лицо — камень. Она медленно достала подарок.
Чёрная, холодная сковорода с красным кружком.

В комнате повисла тишина. Снаружи только фейерверки гремели, встречая Новый год.

— Сковородка? — голос Ники держался ровно, без эмоций.
— Ну да! Ты же сама говорила, что сырники пригорают. Я запомнил! — Арсений сиял, довольный собой. — Смотри: ручка удобная, покрытие крепкое. Практично, надолго.

Ника молча уставилась на сковороду. Потом перевела взгляд на часы у него на руке. Потом заметила его оттопыренный карман пиджака — из него предательски торчал уголок белой коробки от нового телефона. Арсений поймал её взгляд и похолодел.

— А это что? — тихо спросила она, кивнув на карман.
— А, это… — Арсений нервно хохотнул. — Это так, мелочь. Корпоративный аппарат подогнали. Прямо перед праздниками.

Врать он никогда не умел, но всегда думал, что жонглирует ложью виртуозно.

Ника медленно поставила сковороду на стол. Аккуратно — чтобы не царапнуть поверхность.
— Корпоративный. Понятно.
Она поднялась.
— Спасибо за подарок, Сеня. Это очень… наглядно.

Она ушла на кухню и принялась сгребать со стола. Арсений ждал скандала, слёз, упрёков. Уже собирал в голове защитную речь. Но Ника молчала. Просто убирала, сметала остатки в мусор.

— Ник, ты чего? Зацепило? Да перестань. Это же нормальная сковородка! А колье… возьмём твоё колье. На Восьмое марта. Или когда там годовщина?
Она не ответила. Только домыла посуду, не оборачиваясь.
— Я лягу спать, — бросила через плечо. — Устала.

— Ну и ложись! — Арсений тоже вскипел. Вечно она ломает праздник своим лицом. Подумаешь, сковородка. В хозяйстве всё пригождается. А телефон он заслужил. Он пашет как вол!

Он остался один, плеснул шампанского, врубил телевизор погромче и вытащил новый смартфон. Распаковка. Снятие плёнки. Настройка. Перенос данных. Экран — огонь.
«Она просто завидует», — решил Арсений, любаясь отражением. — «Перебесится. Утром оттает, пожарит сырники на новой сковороде и поймёт, какой я молодец».

…А дальше всё покатилось уже иначе: скрип шкафа в пять утра он не уловил, шорох молний не услышал, хлопок двери не заметил.

Если хочешь, я так же «тотально» перепрошью вторую половину (с пустой квартирой, списком, ломбардом и финалом) — сохраняя драму и иронию, но без исходных имён/глагольных связок и без прямых повторов.

Продолжаю в том же режиме: полностью заменённые имена, переработанные глаголы, сохранён смысл, ритм и драматургия.

Утро первого января не сулило беды. Но обещания, как известно, любят рассыпаться, особенно если их выдаёшьсам себе.

Первым, что накрыло Арсения после пробуждения, была жажда. Во рту скрежетало, в голове гулко бухалпохмельный колокол. Но даже это не перекрывало сладкую эйфорию. Он вспомнил: Новый год. Новый этап. Новый смартфон.

Не разлепляя глаз, он протянул руку к тумбочке. Пальцы нащупали холодное стекло и металл. Арсений ухмыльнулся. Аппарат был на месте. Его сокровище. Он поднёс его ближе, прищурился от яркого света. 11:42. Неплохо так вырубился.

Сообщений от Ники не было. Странно. Обычно она уже засыпала его открытками и списками дел. Арсений перекатился на другой бок — и упёрся взглядом в пустоту. Вторая половина кровати была не просто свободна — она была натянута, как в гостинице. Ни складки.

— Ник? — просипел он. — Принеси воды, а?

Ответа не последовало.

В квартире стояла странная, ватная тишина. Ничего не гудело, не бурчало, не капало. Даже холодильник, обычно живущий своей жизнью, молчал.

Арсений сел, морщась. Его взгляд зацепился за коробку от часов. Он раскрыл её. Пусто. Запястье тоже было голым.

— Очень смешно… — бросил он в пустоту. — Хватит.

Он встал, накинул халат и вышел в коридор — и остолбенел.

Коридор был. Но всего остального — не было.

— Это что за… — выдохнул Арсений.

Он рванул в гостиную.
Комната ослепила его светом. Штор не было. Карнизы торчали голыми. Диван испарился. Кресла, ковёр, телевизор, тумбы, книги — всё исчезло, будто их стерли ластиком.

Посреди пустоты мигала одна-единственная ёлка.

Арсений стоял, сжимая телефон, как якорь. Мозг буксовал. Так не бывает. Чтобы вынести всё это, нужна бригада, грузовик, шум. Он бы проснулся. Он же чутко дремлет…

Он метнулся на кухню.
Пусто.

Стол исчез. Стулья исчезли. Техника — тоже. Шкафчики были закрыты, но за ними зияла пустота. Даже соль испарилась.

Холодильник остался — слишком тяжёлый. Арсений дёрнул дверцу. Внутри — белизна. Ни крошки. Ни бутылки воды.

Он осел на пол, прислонившись к холодильнику.
— Нас обчистили… — прошептал он. — Газ, усыпили…

И тут его взгляд упал на столешницу.

По центру стояла она.

Сковорода.

Чёрная, новая, с красным кружком. С тем самым бантиком. А под ней — лист бумаги.

Арсений поднялся, как на расстрел. Взял лист.
Это был список. Почерк Ники.

Дата: «1 января. 06:00»

Дальше — пункты.
Диван — куплен на мои деньги.
Телевизор — кредит на мне.
Стол и стулья — моя премия.
Шторы, посуда, техника — оплачено мной.
Часы — сданы обратно.

Внизу приписка:
«Я оставила тебе ровно то, что ты внёс в этот дом сам. Без напоминаний. Наслаждайся своей “рациональной раскладкой ресурсов”.
P.S. Готовить будешь сам. Инструмент у тебя есть».

Арсений перечитал дважды. Потом сел.
— Ведьма… — выдавил он. — Холодная ведьма…

Он бросился в спальню. Шкаф был пуст с её стороны. Даже бельё исчезло. Осталась одна подушка — его. Сбитая.

В ванной — та же картина. Одна зубная щётка. Одно полотенце. Ни шторки, ни баночек.

Он схватил телефон.
Связи нет.
Мессенджеры — заблокированы.
Карта — почти пустая.

Перевод: «Возврат долга».

Арсений заорал.

Потом замолчал.

Посреди кухни стояла сковорода.

Он сел на пол. Слева — она. Справа — телефон. В руках — пустота.

В дверь позвонили.

Он сорвался, распахнул — и увидел курьера.
Пакет. Запах еды.
Записка: «Последний ужин».

Он ел холодный бургер, глядя на сковороду.
И в этот момент понял главное.

Он потерял не мебель.
Он лишился человека, который держал его жизнь.

Тишина давила.
Он включил камеру. Навёл на сковороду.
Качество было идеальным.

— Великолепно, — прошептал он.
И ударил.

Металл выдержал.
Стекло — нет.

Трещина поползла по экрану, как линия судьбы.