Иногда надо выплывать из своего аквариума в открытое море. Возвращаешься обновленной и еще более...
Александра Урсуляк Дмитрий ДроздовИногда надо выплывать из своего аквариума в открытое море. Возвращаешься обновленной и еще более влюбленной в родной дом.
— В театре вы, , — безусловная звезда, увенчанная практически всеми российскими премиями, а с кино, на мой взгляд, роман у вас долго не складывался. Прорыв случился после выхода сериала «Пингвины моей мамы», за работу в котором получили «Золотого орла»?
— Не могу уж совсем жаловаться: снималась я достаточно много, у разных режиссеров, а режиссер — главная фигура и в кино, и в театре. Наташа Мещанинова — не просто профессионал, снимающий некий продукт, каждый раз — это ее авторское высказывание, очень личное, талантливое, ни на какое другое не похожее. Отсюда, наверное, такая высокая оценка зрителей и профессионалов. Я очень благодарна за то, что Наташа меня увидела и доверила эту работу.
— Ваши дети видели «Пингвинов»?
— Старшая дочка посмотрела. У нее очень свой, специфический взгляд на искусство, ей, например, нравятся вещи, которые мне кажутся странноватыми. Но она человек юный, только начинает разбираться в искусстве. И мои дети — не «настоящие» зрители. Они видят на экране маму. Это совсем другое.
У самой такая же ситуация. Я, например, могу смотреть фильмы папы только по прошествии времени, иногда довольно большого, потому что очень волнуюсь за него. Когда выходит премьера, перестаю соображать что-либо, потому что воспринимаю это как нечто свое, родное, папино. Слава богу, есть возможность пересмотреть кино в любой момент. Тогда уже я могу воспринимать его спокойно и адекватно, просто как зритель, и звоню папе, и поздравляю с премьерой спустя несколько лет. Он прекрасно понимает, что это за механизм, когда так волнуешься за близкого человека, поскольку так же боится смотреть мои фильмы или спектакли.
«Ненастье» посмотрела сразу после выхода, в коматозном состоянии. А потом спустя два года, на съемках, где большая часть времени проходила в ожидании. Надо было бесконечно сидеть и сидеть в гримвагене. Однажды, уже не помню почему, включила это кино и не смогла оторваться. Придя домой после смены, продолжила смотреть, и ночью, до конца. Утром позвонила папе, сказала, что мне очень понравился фильм. И конечно, бывшему мужу Александру Голубеву под большим впечатлением от его работы.
— Отец ваш человек публичный, а вот о маме Галине Надирли известно крайне мало. Между тем она ведь тоже актриса, и вы на нее очень похожи — по крайней мере внешне.
— Я похожа и на папу, и на маму. Характер, наверное, у меня больше папин. Мама мягче.
— Она наполовину азербайджанка. А вы чувствуете в себе восточную кровь?
— Наверное да. Мой дедушка азербайджанский очень много занимался мною. Я слышала его язык, он меня немножко учил. Сам всю жизнь прожил в Москве, но говорил по-русски с сильным акцентом. Это забавно звучало. Дедушка читал мне азербайджанскую поэзию, пел народные песни. Мы с ним играли в нарды исключительно на азербайджанском языке, я могла не произнести ни единого русского слова. И еще восточная музыка мне нравится...
— А еда?
— Конечно! К нам часто приезжали многочисленные азербайджанские родственники и готовили блюда национальной кухни. Дома до сих пор сохранилась специальная палка — охло, с помощью которой раскатывают тесто. Моя русская бабушка всю жизнь старалась стряпать еду, которую любил дедушка. Долму хорошо делала, пити, но раскатывать тесто настолько тонко так и не научилась. Зато когда приезжала сестра деда, тетя Халида, все начинали готовить кутабы. Она накатывала тесто, дед делал мясо с зеленью и гранатом, бабушка помогала...
— Ваши родители учились на одном курсе Щукинского училища. Оба актеры. Папа работал в театре, позже стал режиссером. А как сложилась актерская судьба мамы?
— На самом деле они оба работали по профессии. Но надо понимать, какое непростое тогда было время. Насколько знаю, папа буквально запрыгнул в последний вагон, попав в Театр миниатюр Аркадия Исааковича Райкина. Но пришлось уехать из Москвы. Театр базировался в Ленинграде. И папа при всей престижности такой работы — у самого Райкина — как артист оказался в не самом выгодном положении, играя третьего гриба в пятом ряду, как у нас шутят.
Я была такая дочь полка, все песни знала наизусть. И как только доросла до русского сарафана, в котором работали «Обереги», стала иногда с ними петь Дмитрий ДроздовМама работала с режиссером Александром Поламишевым, организовавшим свой «Театр-88» — без помещения, независимый. Он просуществовал лет десять. У них была интересная история. Поламишев подружился с немецким режиссером Хайнцем Шляге, тоже создавшим независимую труппу, они вместе репетировали и выпускали спектакли. Мама ездила на гастроли в Германию. То есть была интересная театральная жизнь.
Позже из «Театра-88» вырос ансамбль «Обереги». У Поламишева был спектакль «Отец Арсений» с Владимиром Заманским, в котором актрисы пели православные молитвы. Они занимались с Дмитрием Покровским аутентичным русским народным пением и так погрузились в этот мир, что уже не смогли с ним расстаться. Возник ансамбль, существующий до сих пор.
Во время президентских выборов 1996 года, когда многие артисты поддержали Ельцина, «Обереги» тоже отправились в тур. Ехали на заработки, никто не предполагал, что завяжутся какие-то невероятные дружбы, что это будет период невероятного счастья и взлета.
— Мама взяла вас с собой?
— В тур — нет. Но я была такая дочь полка, все песни знала наизусть, второй и первый голос. И как только доросла до русского сарафана, в котором работали «Обереги», стала иногда с ними петь. До сих пор, когда вместе собираемся за столом, пою.
— Вы ведь снимались вдвоем — в детективном сериале «Нераскрытый талант»?
— Да, режиссер долго не мог найти актрису на роль моей экранной матери, похожую на меня, пока мы не вспомнили, что моя мама — актриса. Мне очень понравилось работать с мамой, и ее, кажется, это как-то встряхнуло, что ли, взбодрило. Когда снималась во втором и третьем сезонах, меня сопровождала целая «бригада». Тогда только родила сына Володю и поехала уже с ребенком, няней и мамой. Таким табором. Съемки проходили в Белоруссии.
— А кто вами в основном занимался в детстве?
— Многие. Сейчас уже понимаю, что во мне много чего понапихано от разных людей. Это не монопольное влияние кого-то одного-единственного. И то, что вокруг была богатейшая палитра ярких личностей, очень обогатило. Мама и мамино окружение — один мир. Тот же ансамбль «Обереги» — еще один. Папины друзья, его окружение, театр «Сатирикон» — еще одна вселенная. Тоже родные люди. И конечно, бабушки и дедушки, которые очень много мной занимались, мои дяди, брат папин и брат мамин, которые очень меня любят. А позже к ним прибавились замечательные педагоги в Школе-студии МХАТ. Я супербогатая!
Однажды ездила с папой в круиз. «Сатирикон» плавал на корабле по Средиземному морю. Это была сказка! Я увидела Турцию, Италию, Испанию... Новый год мы встречали в Пальме-де-Майорке. Мне было одиннадцать. Пятилетнюю Дашу родители не взяли, посчитали слишком маленькой. И по-моему, она до сих пор немного обижается.
— Вы общались в детстве? Не было какого-то антагонизма, ревности?
— Общались. Но я понимаю, даже глядя на своих детей, что старшая сестра — это не очень здорово для младших. Какой-то вечный пример, которому хочешь не хочешь нужно соответствовать.
— А любят-то всегда младшеньких! Жалеют...
— Все-таки мы не жили вместе. Даша — ребенок папы от второго брака. Хотя я много времени проводила с ним, его женой Ликой и своей сестрой. Меня никто не исключал из их жизни, я была полноправным членом семьи. Между нами не было какой-то состязательности и конкуренции. А так, мы дрались как все. И ездили в большие поездки вчетвером.
— Слышала, вы были трудным подростком. Или это сильно преувеличено? Да и кто им не был?
— Не скажите, некоторых это минует. Вот Аня у меня в свои шестнадцать, во всяком случае пока, не доставляет каких-то проблем.
— А первая любовь, от которой сносит крышу, у нее уже была?
— Нет.
— Тогда все еще впереди.
— Ну и что? Любовь и любовь. Я бы, наверное, даже хотела, чтобы у нее снесло крышу. Все время жить с крышей скучно. Объект любви, правда, может быть не очень. Но ничего, все родители это как-то преодолевают, и я преодолею. Спорить, что-то доказывать бессмысленно. Значит — улыбаемся и машем! Другого варианта нет. Мой переходный возраст родители пережили, и ничего.
Я много времени проводила с папой, его женой Ликой и своей сестрой. Меня никто не исключал из их жизни, я была полноправным членом семьи Дмитрий Дроздов— Так что вы творили в юности? Убегали из дома? Пили и курили?
— Много чего, но главное не это. А то, что я ужасно скучала в школе. Понимала абсолютную бессмысленность своего существования. Друзья были, но я чувствовала, что живу как-то не так, существую будто в какой-то матрице. Зато как только поступила в театральный, все встало на место. Мне было смешно, интересно, трудно — но КАК-ТО.
— До этого не занимались творчеством?
— Ну почему? Рисовала, занималась классическим танцем какое-то время, пела в «Оберегах». В школе была замечательная учительница Светлана Алексеевна, которая с нами постоянно ставила спектакли. Я участвовала.
Позже поняла, что выбор должна всегда делать сама. Готова брать на себя ответственность, но в жизни все должно быть по-моему. А детство — такой период, в который ты не решаешь ничего. Разве что самую малость — поесть капусты или морковки. Такой примерно выбор.
— Доходило до серьезных конфликтов?
— Да нет, просто было понятно, что человек катится по наклонной. Родителей это беспокоило. Что делать-то? Из одной школы меня выгнали. Попала в такую, где учились все выгнанные и где мы вообще ничего не делали, только пили пиво и курили. И все.
— Вопрос выбора профессии не возникал?
— Он возник в шестнадцать лет, резко. Я была в одиннадцатом классе, а в дневнике — два, два, три, два.
Есть две версии моего «перерождения». Первая: это папа понял, что ребенка надо отправить к его маме, моей бабушке, на перевоспитание. И вторая версия — моя.
У меня вообще очень хорошая интуиция, она срабатывает быстрее, чем разум. Так вот, в какой-то момент я почувствовала, что происходит нечто такое, чего не должно происходить, и захотела вырваться. Выйти за рамки, причем неважно куда, но сделать шаг в сторону, изменить ситуацию. И попросила маму с папой, чтобы разрешили уехать к бабушке и там окончить одиннадцатый класс. В моей версии папа был очень удивлен. Папа рассказывает, что это он решил. Я допускаю такое. Память наша избирательна, зачастую мы редактируем события спустя годы, додумываем, придумываем. И я не хочу утверждать что-либо. Могло быть и так и эдак.
Помню разговор с папой: «Ты понимаешь, что это серьезно? Ты не можешь на один день приехать к бабушке, а потом уехать. Будешь сидеть там год!»
— А там — это где?
— В Бирюлево.
— Ну, не так уж далеко.
— Но все равно — надо уехать из дома, поменять школу и жить по другим правилам.
А бабушка не такая мягкая, как моя мама, и даже не такая, как папа, — жестче.
— Она была готова принять внучку?
— Бабушка понимала ситуацию. Вопроса не стояло: внучку надо спасать. К тому же это был тяжелый период, умер ее муж, мой дед. А у них была настоящая любовь. И для нее мой переезд стал в каком-то смысле спасением.
Полгода мы очень ссорились, а потом невероятно подружились. У меня тогда случилась первая любовь, сумасшедшая как водится, непонятно с кем, но сердце на разрыв, конец света. И бабушка проявила такое понимание. Сочувствие. Так поддержала! Не формально, по-настоящему. Мы стали друзьями навсегда. До сих пор она ближайший мой человек. Как будто пятидесяти лет разницы между нами не существует.
Бабушка преподавала русский язык и литературу в школе, где я училась. А у меня были одни тройки, по русскому в том числе, и она очень переживала. Однажды писали дома изложение. Бабушка прочитала: «Все неправильно. Давай сейчас сама напишу, а ты перепишешь. Чтобы уж точно пятерка была». Все сделали, проверили — идеально. Но я получила пять за грамотность и три за содержание! Тут у бабушки возник вопрос: как такое возможно? И она поняла, что с моими оценками не все чисто. Учительница явно необъективна. Потом мы добивали ее уже вдвоем, чтобы ставила хорошие оценки.
— А кому принадлежала идея поступать в театральный?
— Маме конечно. Папа призывал подумать хорошенько и даже отговаривал. Считал такое решение ошибкой. Пока мы думали, бабушка позвонила папиному близкому другу Павлу Любимцеву, заведующему кафедрой мастерства актера в Щукинском: «Паша, к тебе приедет Саша, послушай ее, пожалуйста». Я приехала, прочитала свою программу. Павел Евгеньевич накидал замечаний, предложил какие-то произведения, и я уже пошла поступать.
Александра Урсуляк Дмитрий ДроздовПоступала как все — в разные вузы. Везде слетела, кроме Щукинского и Школы-студии. Надо было выбирать, чтобы подать документы на конкурс, и я немного неожиданно для всех — у нас все родственники и друзья щукинцы, я одна «отщепенка» — выбрала Школу-студию МХАТ. Поняла, что хочу туда.
— Фамилия Урсуляк помогала? Или мешала?
— Вообще — хорошая фамилия. Но по-настоящему известной она стала уже позже, после «Ликвидации». Когда уже ею можно было бы пользоваться. Понятно, что папу знали в профессиональных кругах, но не до такой степени, чтобы передо мной все двери открывались.
Вообще, если посчитать, в какое количество мест я не попала и куда меня взяли, то в процентном соотношении это семьдесят к тридцати. Даже когда очень хотелось куда-то и я старалась как могла, чтобы попасть, никого не волновала моя фамилия.
— Часто слышу от ваших коллег, что в актерской профессии активничать бессмысленно. Если продюсер и режиссер тебя «не видят», ничего не получится, сколько ни старайся.
— Не уверена. Под лежачий камень вода не течет. Все-таки актерская жизнь — бег на длинную дистанцию или шахматная партия. Бывают разные периоды. Сегодня тебя «не видят», а завтра ты нарасхват. Лично я не могу бездействовать, так уж устроена.
— Вам повезло: окончание вуза совпало со сменой руководства в Театре Пушкина и новый худрук — ваш мастер Роман Козак — взял к себе нескольких учеников. Вас в том числе.
— Взял шесть человек. Вообще, это нормально — когда приходит новый худрук, он приводит своих учеников. Козак меня очень любил.
— Как вас приняли старожилы? Обычно начинается брожение и недовольство.
— Даже тогда мне показалось удивительным, с какой радостью нас встретили, с какими «пирогами». Почему-то все так радовались, что мы пришли и будем играть главные роли! Но это особенный театр. И сейчас, когда приходят молодые, я понимаю, что мы можем их только приветствовать, потому что НАС так приветствовали! Это традиция здесь.
— Сейчас принято говорить, что театр — просто место работы. Театр-дом — пережиток прошлого. А ваш худрук Евгений Писарев мне рассказывал: «У нас — настоящий дом, мы собираемся и общаемся не только по работе, можем куда-то поехать вместе».
— Да, хотите — верьте, хотите — нет, это сквозит во всем. Понятно, что кто-то работает всю жизнь, а кто-то не задерживается и уходит, но преданная команда остается.
— И вы, между прочим, в театре уже двадцать лет...
— В 2003-м я была официально зачислена в труппу, а играть начала в 2002-м. Фактически я тут двадцать лет.
— Чем еще отличается Театр Пушкина?
— Во-первых, здесь хорошие актеры, а во-вторых, прекрасная атмосфера. Будете смеяться, но черт побери, это важно! У нас никогда не было золотых гор, суперсубсидий, невероятных спонсоров, нас не поддерживают на федеральном уровне. Мы достаточно скромно живем, но в нашей простоте и скромности держим свою марку, имеем свое лицо, к нам приходят прекрасные режиссеры, выпускающие замечательные спектакли. И мы развиваемся.
— Вы пример того, как актриса может много работать в родном доме и при этом не менее плодотворно сниматься и играть на других площадках.
— Здесь надо сказать большое спасибо нашему худруку. Евгений Александрович Писарев — пример современного художественного руководителя. С одной стороны, его отличают домовитость и бережное отношение к традициям дома, а с другой — полное отсутствие авторитарных замашек: не пущу, только здесь будешь играть!
Мне кажется, он очень точно понимает, что артисты не из дома уходят и что-то уносят, а наоборот возвращаются в родные стены и приносят что-то новое и интересное. Когда кто-то снимается в кино или играет на другой площадке, он получает новые навыки и новый опыт. Все в дом, все в семью! Если следовать этому принципу, все происходит спокойно. Единственным камнем преткновения может стать репертуар. Он должен стоять на первом месте, чтобы не театр просил у всех какие-то числа и не знал, как обойтись без накладок, а у театра брали какие-то дни.
Меня вот сейчас один известный режиссер позвал репетировать в Театре Наций мюзикл «Кабаре». И что мне оставалось? Только соглашаться. Он спросил:
Я характерная, комедийная и острая. А в молодости во мне пытались разглядеть героиню. Ну красивая. Но есть и красивее. И лиричности маловато... Дмитрий Дроздов— Ну что, Саша, отпустит ли тебя твой художественный руководитель?
— Я с ним поговорю. Буду просить.
— Знаю, как зовут того и «другого» — Евгений Писарев! Бросил давеча на бегу: «Да, начинаю репетировать, но по условиям контракта никаких подробностей поведать не могу!» Вам повезло, не во всех театрах так благостно относятся к походам артистов «на сторону»!
— Где бы ни работала, всегда помню, за какую «команду» играю. Для меня Театр Пушкина в приоритете. Но иногда надо выплывать из своего аквариума в открытое море. Возвращаешься обновленной и еще более влюбленной в родной дом.
— А как относятся к приглашенным звездам в других театрах?
— Не знаю. Я не так много играю где-то еще. Вот недавно выпустила спектакль «Прыг-скок, обвалился потолок» в Театре Наций. Но он задуман как театр без труппы, со свободной площадкой. Там нет крепостного права, все приглашенные. Еще играю в театре «Практика», но там тоже нет постоянной труппы.
— В какую сторону, как вам кажется, движется современный театр? Свободного пространства, в котором собираются люди под конкретные проекты? Или репертуарного театра, которому многие предрекают погибель?
— Думаю, что та модель, которую предложил Евгений Витальевич Миронов, — очень неплохая схема, она успешно работает. Но и театр-дом имеет право на существование. Что-то есть в нем особенное, особенные ресурсы какие-то. Даже если убрать всю романтику, все эмоции, останется ощущение команды, которое мы особенно прочувствовали в ковидные времена. Вводы были каждый день. Спустился артист в буфет — хватают за рукав: «Стой, нужна срочная замена!» Такая мобилизация и взаимовыручка возможны только в театре-доме. А какие у нас капустники! Околотеатральная жизнь! А буфет наш вы видели? Он весь завешан детскими фотографиями артистов и работников театра.
Наша жизнь наполнена ощущением преемственности поколений и своего места в этой цепочке. Традиция — очень ценная вещь. И русский театр в своем традиционном виде, думаю, еще поживет. Слишком давняя история, так просто ее не искоренить.
— Приход таких людей, как Юрий Бутусов, не взрывает тихое и спокойное семейное существование, не ломает семейные традиции?
— Взрывает. Но опять же — все дело в том, как относиться к этим взрывам. Наш худрук, слава богу, понимает, что любое движение — это развитие. А стагнация опасна.
— Как работается с Бутусовым?
— Прекрасно, упоительно.
— Говорят, у него парадоксальный этюдный метод, он ставит один спектакль, а получается совсем другой.
— Юрий Николаевич просто очень честно относится к выбору материала. И поэтому когда он знакомится с артистами, когда читает новости, наблюдает смену сезонов на улице, когда у него в душе происходит что-то свое, понимает, что хочет поставить совершенно другой спектакль. И не стесняется об этом сообщить и поменять название на то, которое нужно в данный момент.
Иногда смена пьесы происходит на этапе читки, иногда — на этапе встреч. Перед тем как сделать «Барабаны в ночи», мы почти поставили пьесу Ивана Вырыпаева «Иллюзии». Потом начали работать над «Оптимистической трагедией». На треть размяли материал и поняли, что нужно что-то другое.
Это произошло после одной репетиции. До этого пробовали и так и сяк, и было видно по реакции Юрия Николаевича, что не складывается у него. Уж очень грустный сидел. В такой ситуации хочется совершить некий поступок, говорящий о том, что ты веришь режиссеру, можешь его поразить и готов на подвиги. И чтобы его взбодрить, мы придумали необычный этюд.
Это была сцена атаки: матросы бегут, а комиссар их останавливает, кричит «Нет!» Все происходило без слов. Мы включили вальс, разделись, стали поливать друг друга соком, похожим на кровь, и забрасывать землей. Перед этим запаслись томатным соком и несколькими мешками садового грунта. Развесили полиэтилен по Большому репетиционному залу, чтобы не испортить стены и пол. И показали сие Бутусову. Действо длилось минут пятнадцать. Мы все были голыми и грязными.
Наконец Юрий Николаевич нас остановил, сказав: «Помойтесь, пожалуйста». Мы такого не ожидали. Думали, что он будет поражен, благодарен за творческий порыв.
В какой-то момент я почувствовала, что происходит нечто такое, чего не должно происходить, и захотела вырваться. Выйти за рамки, причем неважно куда Дмитрий ДроздовЧтобы помыться в гримерках, пришлось пройти через весь театр. Те, кто лицезрел нас в столь диком виде, были поражены. Знали, что с Бутусовым репетировали, но не до такой же степени! Потом Юрий Николаевич читал нам пьесы и остановился на «Барабанах в ночи». В сентябре после перерыва на лето мы вышли на работу и за два месяца сделали спектакль.
— Этот путь надо было пройти?
— Да. Но не все имеют возможность так живо подойти к выбору материала.
— Мне рассказывали в другом театре, что зрители с Бутусова уходят, к концу обычно остается ползала, правда эти ползала устраивают овацию.
— «Добрый человек из Сезуана» уже десять лет идет у нас с битковым аншлагом. А как спектакли Бутусова любит молодежь! Ведь это самое главное. Вот вчера моя дочь с подружкой ходили на постановку Юрия Николаевича в РАМТе, на «Сына». Обрыдались обе, были ошеломлены. Я удивлялась: «Что они там поняли в шестнадцать лет?» Но они понимают его!
Чем вообще хорош театр? Он разный. А у нас в Москве — невероятно разнообразный. Как будто пятьдесят разных планет, и на всех можно побывать. Это же прекрасно!
— А с Богомоловым вы работали?
— Работала. Это совсем другое, но тоже прекрасное. Мне очень понравилось, как Костя работает. Это другая вселенная, другой театр. Марина Брусникина — еще одна. Писарев — еще. И для меня невероятная радость, что можно каждый раз превращаться в абсолютно другое существо. Потому что ты в другом мире, где другая гравитация и другое чувство правды. Разность того, что делаешь на репетициях и на сцене, — большое счастье. Когда репетируешь с талантливым режиссером, то видишь, какие все разные. Я не перестаю этому удивляться.
— Тем не менее многие актеры уходят из театра, предпочитая ему кино.
— В кино люди собираются на достаточно короткое время и разбегаются по окончании проекта. Театр предполагает долгосрочные отношения. Кому-то они подходят, кому-то нет. Иногда отношения исчерпываются.
— В Москве было уже несколько громких скандалов, когда в прославленный театр назначали худруком известного и талантливого режиссера, творчеством которого прежде все восторгались, а труппа его не принимала, пыталась выжить.
— Это взаимоотношения людей. Что вы мне можете дать, что я вам. Если все пропорционально, никто не уходит. А если пропорции нарушаются, происходит конфликт. И в этом мире все относительно. Разве можно найти идеального худрука? Для кого-то он ужасный, для кого-то прекрасный.
— В кино вы достаточно долго играли небольшие роли, но не отказывались от съемок, как некоторые звезды театра.
— Ну, во-первых, я могу работать в кино. Но в силу своей данности получала определенные предложения. Грубо говоря, когда мы ищем на роль молоденькую девушку, она должна быть романтической красавицей. Не скажу, что я последний крокодил, но поскольку у меня нет амплуа романтической красавицы, и внутри его нет, то я на такие роли не подхожу. Так часто оказывалось. С возрастом ситуация стала меняться, почувствовала, что карты стали приходить.
У всех артистов разный возраст «созревания». Особенно у мужчин. Макс Лагашкин — потрясающий пример. Он буквально долбился во все двери, очень упорный человек, прекрасный артист и отличный парень. Но не было на него ролей. А сейчас пошли косяком. Где Лагашкин? А везде. Попроси у него один день — у него нет ни дня.
— Значит, все дело в упорстве и терпении?
— Когда молод, конечно, хочется всего и сразу. Но если долго мучиться, что-нибудь получится. Плюнуть и бросить можно всегда. Но тогда — все. Упустить очень легко, что бы то ни было.
— То есть главное не выпадать из процесса?
— Это да. Иначе откуда оно к тебе приплывет? Если ты здесь, удача заглянет. А если куда-то ушла за горизонт, улеглась под пальмой, где тебя искать? И захочется ли? Тебя уже нет. Уже и не вспомнят. Мне сейчас стали приходить роли, где есть элемент трагикомедии. Я вообще характерная, комедийная и острая. А в молодости во мне пытались разглядеть героиню. Ну красивая. Но есть и красивее. И лиричности маловато. Мне всегда это не давалось.
— Комедий у нас мало.
Актерская жизнь — бег на длинную дистанцию или шахматная партия. Бывают разные периоды. Сегодня тебя «не видят», а завтра ты нарасхват Дмитрий Дроздов— Но они есть. Я всегда удивляюсь, когда вижу в кино абсолютный серьез — ну как же это совсем без юмора? В жизни все перемешано. И я с возрастом становлюсь все смешнее и смешнее.
— При этом играете серьезных и сильных женщин — следователей, оперов, адвокатов...
— Но всегда стараюсь оживить своих персонажей, сделать самоироничными и парадоксальными.
— Папа нигде вас не снимал, кроме «Ненастья»? Может, пробовал куда-то еще?
— Нет. Это же очень сложно — работать со своими.
— Однажды рассказывали в какой-то передаче, как на съемках «Ненастья» он просил гримеров: «Не красьте ее! Не красьте! Пусть будет страшная!»
— Я, кстати, не боюсь выглядеть страшной, ненакрашенной. Не в этом дело. Но если я папин фильм не могу смотреть по-человечески, а он спектакль со мной не может посмотреть спокойно, какие совместные съемки?
— Так сильно нервничает?
— Папа приходит в театр очень напряженным, не знает, как сесть, как посмотреть на сцену, ужасно волнуется. И я, зная, что он в зале, тоже испытываю стресс. У режиссера и актрисы совершенно другие взаимоотношения, они должны легко общаться и работать на площадке. А тут и у него ступор, и у меня!
— Сколько у вас сейчас проектов в работе?
— Сериал «Стрим», в котором я снимаюсь. И на подходе «Кабаре» в Театре Наций. Репетирую Салли Боулз и еще учу музыкальный материал. Мы же ставим мюзикл. Там же петь надо.
— У вас ведь есть определенная вокальная подготовка.
— Не такая, как следует. Были проблемы еще в «Чикаго»... Понимаете, для драматической актрисы я хорошо пою, а для артистки мюзикла — не очень.
— А чего не хватает? Дыхания?
— Да всего. Умения, голоса нет такого. Поэтому приходится заниматься. А это требует времени и серьезных усилий. Для Евгения Александровича Писарева было важно, чтобы в «Кабаре» играли драматические актеры, пусть даже не идеально владеющие голосом. Не знаю, что получится, очень волнуюсь. Но буду пытаться!
— Многих зрителей поразил спектакль «Прыг-скок, обвалился потолок», где вы играете одиннадцатилетнюю девочку. Как вы вживались в этот образ?
— На самом деле здорово, что возникает такой вопрос. Значит, достигнут нужный эффект. Как вживалась? Вообще никак. У меня нет никаких приспособлений, выхожу как есть, разговариваю взрослым женским голосом. Мы так решили с режиссером Мариной Брусникиной. Поняли, что нужно идти от противного. Обычно все работает наоборот. В роли девочки надо играть взрослого человека. Тогда становишься ребенком. Его даже не надо из себя вынимать, он есть в каждом из нас. Честно говоря, это моветон в актерском деле — изображать девочку. Но такая опасность была.
В театре всегда есть доля условности. В кино мне, слава богу, одиннадцатилетних не предлагают. Это другой жанр. А в театре можно все! Этим он и прекрасен.
— Вас манят комедия и характерность? В кино именно этого не хватает?
— Будучи человеком с юмором, я не могу долго...
— ...изображать следователя?
— Нет, могу, но это должен быть инспектор Коломбо какой-то, в нем должен быть юмор.
— Как же вы играли адвоката в сериале «Хорошая жена»? Там же все всерьез?
— Всерьез. Ну, как-то играла.
— Интересный проект. Странно, почему его так холодно приняли.
— Думаю, просто слишком сказочная история. Наша судебная система не похожа на американскую. Мне очень дорога эта роль. Я работала в прекрасной команде и с удовольствием вспоминаю то время.
— Вопрос банальный, но все же. Как совмещаете работу многодетной мамой и артисткой?
— Вообще, конечно, с трудом. Мне кажется, я могла бы быть результативнее в роли мамы и намного результативнее в роли актрисы.
— Это ощущение появилось после рождения третьего ребенка?
— Так было всегда. Хотя количество, конечно, имеет значение. Каждому ребенку нужно уделить время и внимание и все проблемы решить.
— Четвертого родите, и все наладится!
— Нет. Отказываюсь.
— Времени не хватает?
— На себя — просто катастрофически! Элементарно ничего не могу себе позволить.
— Что именно? Подстричься, покраситься?
— Это кое-как успеваю между делом. Нет, я говорю о том, что невозможно почитать книгу, спокойно подумать о чем-то.
Александра Урсуляк Дмитрий Дроздов— А нельзя сказать: отстаньте хоть на полчаса?
— Какое «отстаньте»? Завела детей — воспитывай. Надо было раньше думать. Но для какого-то внутреннего творческого процесса, как ни пафосно прозвучит, времени не хватает. Для осмысления того, что происходит.
— Не зря в старое время артисткам не полагалось иметь семью, детей. Они должны были служить исключительно Мельпомене!
— Да. Но это часть жизни женщины, и она обогащает меня как актрису. Такое количество ситуаций, эмоций, сопереживания проблемам других людей — это бесценный опыт.
Сейчас стала везде играть сумасшедших многодетных. В сериале «Стрим» я опять мама. Недавно снялась в пилоте другого сериала, в котором у моей героини тоже трое детей. Я везде мама с признаками безумия.
— Раз получили «Золотого орла» за такую роль, значит, теперь все время будете ее играть.
— Нет, это с премией не связано. Возможно, я просто сама такая.
— Это диагноз? Шучу.
— У нас очень эмоциональная семья. Многодетная и не может быть другой. Народу много, и каждый хочет чего-то своего. Жизнь слишком разнообразна.
— С кем больше проблем — со старшими или с младшим?
— Дело не в проблемах. Кутерьмы много со средней дочерью Настей. Ей тринадцать. С шестнадцатилетней Аней у нас абсолютная дружба и гармония. Младший Володя просто маленький. Веселый, непоседливый. У него пропеллер в одном месте. Зато такая радость с ним общаться!
— Чем они занимаются?
— Старшая дочь осилила музыкальную школу в прошлом году. Сидела за роялем часами, что стоило моей маме некоторого количества седых волос. При этом у Ани синий пояс по кудо. Это тайский бокс. Я безмерно ею восхищаюсь и радуюсь. И спокойна за Аню. С ней лучше не встречаться в темной подворотне.
Средняя дочка по росту выше всех у нас в семье. В тринадцать лет уже метр семьдесят. Скорее всего, это не предел, Настя еще подрастет. Она занимается хип-хопом, увлекается фотографией, модой, красотой. Аня другая, гораздо серьезнее. Внешне Настя на меня похожа, а Аня — на своего папу.
Маленький похож на обоих родителей и при этом неожиданно очень похож на моего папу, своего дедушку. Как-то смотрела папины детские фотографии и поразилась — вылитый Володя. Он очень обстоятельный, умненький, любит книги. У него хорошие мозги.
— Дед, наверное, души не чает в единственном внуке?
— Папа мой, конечно, очень трепетный дед, но на расстоянии. Не очень приспособленный к детским играм. А вот с Аней они все прошлое лето провели вместе. Дочь у него работала на съемках фильма «Праведник» в режиссерской группе ассистентом. Ездила с дедом в экспедицию. Давно мечтала поработать на съемках, и папа мой этого хотел. Он видит, что Аня интересуется кино. И если есть возможность посмотреть, как это происходит, почему бы и нет?
— А папа Ани берет ее с собой на съемки?
— Девочки приходят к нему на площадку. Но у Саши сейчас очень много работы. Он в основном на съемках и в постоянных перелетах. Это не самая удачная ситуация. А так, конечно, Аня с Настей приходят к папе и он проводит с ними много времени. Саша — очень нежный папа.
— Это правда, что со своим вторым мужем Андреем Розендентом вы познакомились в Театре Пушкина?
— Да, вот в этом самом! А вы говорите, что репертуарный театр умер! Мы тогда начали репетировать «Доброго человека из Сезуана». Андрюша случайно зашел. Он прилетел из Германии, где тогда учился в Кельнской консерватории. Собирался переезжать в Москву и решил посмотреть, что здесь происходит. Андрюшин приятель, который был нашим музыкальным руководителем, позвал его в гости: «Приходи, тут прикольно! Такой спектакль ставим! И скрипку бери». Он и пришел. Мы познакомились, Андрей уехал в Германию, а когда вернулся, нам понадобилась скрипка для оркестра, и все... Он у нас в спектакле играет до сих пор.
— Андрей ведь был музыкальным вундеркиндом в юности и сыграл в фильме Владимира Машкова «Папа»?
— Да. Съемки случились еще до его отъезда в Германию. Поскольку Андрей был подопечным Фонда Спивакова, то когда Машков обратился к Владимиру Теодоровичу в поисках юного скрипача, тот посоветовал посмотреть одного мальчика. Андрей прошел пробы, что-то сыграл и очень понравился.
Такая мода мне идет. Она яркая, эксцентричная. В моем духе. Никогда не играла в фильмах или спектаклях об этом времени, а оно мне интересно Дмитрий ДроздовПомню, как смотрела в кинотеатре этот фильм когда-то. Кстати, я туда пробовалась на ту роль, что сыграла Ольга Красько, и не прошла. Увидев Андрюшу на экране, подумала: «Какой замечательный мальчик! Просто чудо!»
— Прошли годы...
— Да-да. И мы встретились. Для Андрея Владимир Львович Машков — особенный человек. В детстве встреча и работа с ним стали потрясением. В Германии Андрюша смотрел все фильмы с Машковым. «Ликвидация» была любимым, он всех друзей приглашал в гости на просмотр. Вообще, мы нашли много совпадений, пересечений, общих знакомых.
— Сколько лет вы уже вместе?
— Почти десять. Как быстро летит время...
— В фотосессии для нашего журнала вы снялись в нарядах в стиле семидесятых годов. Вам нравится эта эпоха?
— Очень. И такая мода мне идет. Она яркая, эксцентричная. В моем духе. Никогда не играла в фильмах или спектаклях об этом времени, а оно мне интересно. Особенно важно то, что это молодость моих родителей. Для осмысления важно.
— Часто ли вы собираетесь большой темпераментной семьей? Ездите ли вместе отдыхать?
— В последнее время с отдыхом у нас не очень получается, все работают как сумасшедшие. Муж помимо музыки занят и другими делами. Но он прежде всего великолепный музыкант. Впрочем, верю, что сложности эти временные. На пенсии отдохнем уж точно.
Как-то выдалась пауза в работе, и домашние от меня просто опупели. Я была невыносима. Поэтому никто из близких не уговаривает посидеть дома. Чур-чур-чур! Все очень любят, когда я с семьей, когда готовлю, когда мы куда-то едем вместе, но это должно быть дозированно.
— Вы такая вредная? Въедливая?
— Нет, просто жутко страдаю без работы. И когда я в таком состоянии, жить со мной трудно.
— Чего вам не хватает — кроме времени?
— Хочу каких-то хороших ролей в кино. Очень хочу, чтобы Юрий Николаевич Бутусов еще что-нибудь у нас поставил. Что именно, выяснится в процессе. Главное, чтобы желание появилось.
— Как у Бутусова вообще хватает сил и времени? Он же еще главный режиссер Театра Вахтангова. И ставит не только у вас.
— Ну вы же часто общаетесь с людьми интересными, творческими и занятыми, знаете — все как бобики на таратайке. Баланса между работой и отдыхом достичь очень трудно. Либо густо, либо пусто. И мне жизнь пока такой возможности не предлагает. Но думаю, она будет.
— Мало кто знает про ваш «нераскрытый талант» — пародировать!
— Я обезьяна, да. Это используется на капустниках в театре. Почему-то не зовут в такие передачи, как «Один в один», «Точь-в-точь».
— А вы пошлите заявку через наш журнал!
— Позовите меня в «Точь-в-точь»! Единственное, что там уже все персонажи закончились, всех спародировали и пошли по второму и третьему кругу.
— Вы ведь еще и преподаете?
— Да, на режиссерском факультете ГИТИСа в мастерской Юрия Николаевича Бутусова.
— Видимо, не зря слывете его любимой артисткой...
— Агриппина Владимировна Стеклова тоже может претендовать на это звание. Нет, но вообще это очень личностная и человеческая история. Для Юрия Николаевича важно, где и с кем что-то делать. А для меня большая честь с ним работать. Я педагог на его курсе, уже втором. Мне очень интересно. Я же пришла не учить, а учиться. Молодое поколение прекрасно. Или мы набрали таких замечательных студентов...
18.02.2022
Благодарим отель Pentahotel Moscow, Arbat за помощь в организации съемки.
Статьи по теме:
Комментарии (0)