— Терпи, милая. Замуж вышла — значит, должна терпеть.

— Шляется! Шляется! Вот заела! — Валентина Сергеевна стояла в середине кухни, её лицо налилось красным от злости, а глаза метали искры. — Если мужик шатается налево, значит, баба сама виновата. Что мне теперь, всё тебе разжёвывать?

Свекровь была в ярости. Орала на свою сноху Марину, как обезумевшая. А всё из-за того, что та заподозрила мужа, её сына Павла, в измене. Марина, молодая, хрупкая женщина с большими наивными глазами, прижалась к стене и пыталась успокоить разъярённую свекровь.

— Валентина Сергеевна, но это же ненормально. У него семья, дети… — попыталась оправдаться Марина, но та тут же оборвала её, махнув рукой, словно отгоняя муху.

— Это ты семья? Или твой ребёнок, который нас с дедом не признаёт? — презрительно фыркнула мать мужа. — Это твоё воспитание!

— Какое воспитание? Артёму едва год исполнился, он же крошка, — тихо возразила Марина.

— Крошка? — женщина скривила губы. — У Сидоровых внук младше, и на руки тянется, и не воет, как этот твой… — она махнула рукой в сторону комнаты.

— Он ваш внук, — дрожащим голосом заметила Марина. — И дети чувствуют людей. Может, поэтому он к вам и не идёт.

— Это мы плохие? Да ты крашеная курица! — закричала Валентина Сергеевна. — А у кого живёшь на всём готовом? Чьи продукты ешь? Чьи деньги тратишь? Неблагодарная!

Марина больше не хотела спорить. Она уже сотни раз говорила Павлу, что хочет жить отдельно от его родителей, но Павел, маменькин любимец, не видел в этом смысла. Ему было удобно: он ходил на работу, а хозяйство тянули старики. Райская жизнь!

Зато с Марины свекровь требовала всё. Сначала девушка старалась угодить, помогала, поддерживала, слушала бесконечные жалобы. Но со временем поняла — всё напрасно. Что бы она ни делала, Валентина Сергеевна ненавидела её.

— Притащил дурочку, будто нормальных баб не нашлось, — жаловалась свекровь соседке, в то время как Марина собирала во дворе игрушки сына и всё слышала. — Аж в другой город поехал! Было бы ради чего! Наши-то лучше, и работящие, и смышлёные.

— Точно! — поддакивала соседка-сплетница тётка Нюра. — Ты ж сама говорила, что руки у неё не из того места. Всё роняет, всё ломает.

— Да и ребёнок у неё какой-то… не такой. А у Сидоровых — пацан что надо! Спокойный, смышлёный. А этот орёт без конца, видно, что порода не та.

Когда Марине становилось совсем невмоготу, она звонила матери в соседнюю деревню, жаловалась и плакала. А мать отвечала:

— Терпи, милая. Ты теперь в другой семье, их порядки — твои порядки. Замуж вышла — значит, должна терпеть.

— Какие порядки, мама? Они все тут ненормальные! Особенно свекровь! Она меня ненавидит!

— А ты слышала когда-нибудь, чтоб свекрови добрые были? Все мы через это проходили. Главное — не показывай, что тебе тяжко.

Но Марина пригрозила, что пожалуется отцу.

— Оставь отца в покое! — испугалась мать. — Знаешь ведь, у него «условка». Сделает шаг не туда — загребут в тюрьму.

Марина знала, что отец горячий. Его судили за драку, когда кто-то оскорбил дочь. Она понимала: если он узнает, как её унижают, молчать не станет.

И действительно, когда до него дошли слухи, он долго не раздумывал. С топором в руке сел на мотоцикл и помчался к свекрови.

Там как раз разгорелся новый скандал. Малыш Артём испачкал ярко-оранжевый диван, и свекровь закатила истерику.

— Загубила диван! Да я тебе руки оторву! — кричала она.

Марина в слезах пыталась оттереть пятно. Ребёнок плакал, напряжение росло. И тут на пороге появился её отец, Михаил. Высокий, крепкий, с топором за плечом.

— Ну, здравствуй, Валентина. Слышал я, как ты тут «воспитываешь», — глухо произнёс он.

Он протянул руку дочери:

— Пошли, нечего тебе здесь делать.

И Марина ушла вместе с отцом и сыном.

После долгого разговора с тестем Павел пообещал: они будут жить отдельно, мать больше не вмешается, а он сам станет защитой для жены и ребёнка.

С тех пор Валентина обходила Марину и Артёма стороной, а молодая семья жила спокойно и дружно.